в структуре доходов, а я пришёл развивать базис. <…>
В 2001 году для большинства крупных российских компаний — не только медийных и рекламных, но и для вполне себе «реального» бизнеса, включая алюминий, нефть и газ, — Интернет превратился из баловства, из необязательной вишенки на торте, в важный компонент так называемой критической инфраструктуры. Для «Рамблера» в этой новой ситуации открывается масса возможностей — и по аналитике с консалтингом, и по поставке конкретных программно-аппаратных решений, и по текущему сервисному обслуживанию чужих проектов, и по коммерческим партнёрствам, где деньги берутся не за факт размещения чьего-то логотипа, а по результатам реальных продаж.
И, разумеется, есть ещё такое направление, как «Рамблер-Телеком» — это вообще золотое дно.
Звучит убедительно. Особенно про «золотое дно». Фактически, Антон собирался реализовать то, что по политическим причинам в то же самое время пришлось бросить на полпути в «НТВ. ру».
Но ни один из этих проектов Носику осуществить не удалось — потому что действующим президентом он пробыл очень недолго. Спустя пару месяцев, как только Юрий Лопатинский закончил сделки по выкупу долей «Рамблера» у Васильева и Хуако, позволяющие ему получить контрольный пакет, он постарался мягко избавиться от не в меру активного, слишком знаменитого и в силу этого малоуправляемого президента, полученного им в наследство от предыдущих владельцев.
Антон — это человек, который был жутко неудобен практически любому инвестору, — констатирует Беляев. — Просто потому, что у Антона было своё чёткое мнение и понимание, как надо развивать продукт. А «Рамблеру» в основном попадались инвесторы, которые не умели сидеть на попе ровно, они имели желание порулить в том или ином объёме.
В июле 2010 года, в яростной, с перехлёстами со всех сторон, онлайн-перебранке с Игорем Ашмановым сам Носик это подтвердил:
По факту «Рамблером» с первого дня существования и, вероятно, до самого последнего времени рулили исключительно акционеры. Должность любого менеджера при них была консультативна.[288]
А ещё раньше, в апреле 2007 года, Носик встретил сам выход книги «Жизнь внутри пузыря», быстро прославившейся в узких кругах, откровенным признанием:
Весной 2001 года, приняв приглашение разобраться с бизнесом «Рамблера», я склонен был считать, что Игорь, полтора года до этого руководивший всеми operations компании, и яростно сопротивлявшийся любым моим попыткам скорректировать её пузырный в те дни бюджет, в значительной степени повинен в неудачах, постигших «Рамблер» с момента его покупки тандемом Банкира и Латиноамериканца[289]. Но мне хватило полугода на посту президента и CEO компании, чтобы понять, как мало в реальности от Игоря зависело. В какой-то степени даже меньше ещё, чем от меня впоследствии.[290]
Но сама реализуемость в тот момент программы «построения коммунизма», то есть выхода на самоокупаемость за счёт аналитики и телекома, вызывает сомнения.
Потому что никто, включая Носика, тогда не знал того, что мы знаем сейчас: свести кривые расходов и доходов, рвущиеся вверх по мере увеличения Рунета (а значит, и вычислительных мощностей, необходимых для его индексации), выйти на безубыточность и прибыльность поисковикам удастся только после коммерческого запуска технологии контекстной рекламы.
«Яндекс» сумел сделать это в августе 2001 года — и через год вышел на прибыльность.[291] «Рамблер» из-за своих внутренних разборок опоздал на три года — и это опоздание стало фатальным. Игорь Ашманов изложил мне это в письме следующим образом:
Контекстная реклама позволяет свести расходы и доходы поиска, потому что это Веб 2.0, она тоже растёт сама, экспоненциально, продавцам не надо бегать и уговаривать.
В России несколько поисковиков умерло, потому что эти кривые у них не сошлись. В мире — несколько десятков трупов поисковых машин.
«Гугл» справился за счёт больших инвесторских денег. Он перенял контекстную рекламу от GoTo.com — и в 2002–2003 году свёл кривые.
Вот в этом и состоял настоящий внутренний конфликт поисковика — расхождение кривых. Волож с ним в итоге справился, потому что продал только 35 %, да ещё двум разным фондам, по сути, единолично рулил компанией, верил в поиск, мог удерживать поток инвестиций в железо, пока были убытки, — а в «Рамблере» было некому.
Инвесторы «Рамблера» после краха доткомов впали в панику и вкладывать в развитие были не готовы. У них был шок, когда мы им в марте [2001] сделали доклад, сколько ещё придётся вложить в поиск в 2002-м и 2003-м, с этого момента и начались все эти носики и лопатинские. Поиск серебряной пули. Или способа «соскочить» без больших потерь.
Инвесторы не были неврастениками, желающими всего и немедленно. Но суровый финансовый прогноз наложился на неблагоприятный личностный фактор. Накопилась усталость — и просьба «дайте нам ещё денег» прозвучала не из тех уст. В корпоративных терминах можно сказать, что конфликтный и амбициозный Ашманов утратил доверие.
«Рамблер» пожирал деньги в каких-то невероятных размерах — и при этом никак не двигался. Не было никакого прогресса, — вспоминал в разговоре со мной свои ощущения Засурский. — И я так понимаю, что акционеры очень злились на Ашманова.
Между тем объективно, вынося за рамки личное, Ашманов был прав. И Леонид Делицын — бывший, напомним, в «Рамблере» аналитиком — полностью подтверждает его слова:
Я согласен с Ашмановым по поводу колоссальной необходимости поисковиков в серверах. По моим подсчётам, у Google сейчас должно быть 10 миллионов серверов, не меньше. Ашманов проблему с заработками обрисовывает точно.[292] Я согласен с тем, что «лопатинские» искали способ как можно быстрее выскочить, ничего не вкладывая.
Но рискнём предположить, что в неудаче носиковского президентства сыграли роль не только объективные факторы, но и объяснимые порой только в рамках особой носиковской логики субъективные менеджерские решения. Самое яркое из которых — сразу же назначить на ключевую должность директора по продажам рекламы «Рамблера» (ту самую, которая, по его наблюдению, пустовала полгода) 22-летнюю выпускницу факультета экономики и права Педагогического университета Анну Кронгауз.
[Это вызвало] колоссальную неприязнь. Юность вызывала дикое раздражение. Отсутствие индустриального опыта.
По сути, это были глаза Носика, рука Антона. Нечто вроде референта. Она была согласна на всё, что говорил Антон.
Антон Борисович мне сказал тогда по-простому: на деньгах должен сидеть еврей. И неважно, сколько ему лет.
Так видел ситуацию Леонид Делицин, близко и хорошо знавший Антона. Что же говорить о других?
Вторым пунктом «эстетических разногласий» богемного Носика — как с пришедшими вместе с Крюковым и Ашмановым выходцами из советской инженерской шляхты, так и с американскими (и американизированными) представителями «FMCG» — стала прямо перенесённая им из «Ленты», «Газеты» и далее вплоть до израильских «Вестей» специфическая «корпоративная культура», беспрерывное курение на рабочем месте и постоянные посиделки там же с коньяком, затягивающиеся порой до глубокой ночи и приобретающие немалый размах.
Много курил, пил коньяк и проповедовал свои идеи,
— лаконично описывает Васильев стандартный рабочий процесс Антона Борисовича.
В памяти Алексея Беляева ярко запечатлелся трагический момент захвата «Норд-Оста» (октябрь 2002 года):
Я помню, мы тогда долго сидели с ним и с «Клавой» (Варваниным). Если не ошибаюсь, 0,7 коньячка мы на троих там уговорили. Для меня это было не то чтобы многовато, но в самый раз, — а для них это была разминка.
Однако, по свидетельству Ольги Бруковской, Антон в те же дни не раз ездил в пресс-центр, организованный в соседнем с «Норд-Остом» детском саду, и помогал наладить распространение информации.
Игорь Ашманов в своей «Жизни внутри пузыря» завуалированно, но усиленно намекает не только на сомнительные с точки зрения корпоративной этики действия Носика в «Рамблере», но и на форменные оргии, якобы происходившие в носиковском кабинете — и обойти этот вопрос никак невозможно. Потому что, при всех оговорках о «литературном характере» и «случайном совпадении персонажей с реальными лицами», ашмановский развёрнутый памфлет является важнейшим свидетельством истории Рунета начала нулевых.
Однако же стоит уточнить. Проведённые мною «перекрёстные опросы» участников событий показывают: несмотря на то, что из экспрессивного мемуара Ашманова можно составить представление о нравах и настроениях, царивших внутри «Портала» («Рамблера»), — едва ли стоит доверять без существенной коррекции изложенным в ней фактам. В данном случае мы скорее опять сталкиваемся с ситуацией «гейзенберговской неопределённости» в информационном поле: и Носик, и Ашманов (как и другие заочные участники их «спора») делают формально взаимоисключающие утверждения — но при этом оба оказываются правы.
Игорь Ашманов сопроводил свои «постраничные комментарии» к посланному ему черновику этой главы пространным заключением. Поскольку в этой главе он, с точки зрения сценарного ремесла, выступает фактически антагонистом героя, дадим ему слово для финального монолога:
Антон, конечно, был очень талантливым и ярким человеком, личностью большого калибра, человеком с очень большими возможностями — он мог бы стать большим писателем или блестящим политиком, выдающимся религиозным деятелем или журналистом мирового уровня.
И, на мой взгляд, не реализовал свой потенциал, потому что когда-то выбрал неверную дорожку: лёгкий, широкий путь продажи слов за материальные блага.