Я часто задавал Бваллту вопросы на эту тему, но он всегда уходил от ответа. Следует помнить, что хотя я и имел доступ ко всем его мыслям, но только до тех пор, пока у него не возникало желания скрыть их от меня. Сделав особое усилие, он всегда мог «уединиться». Я уже давно подозревал, что он что-то скрывает от меня, когда, наконец, он рассказал мне странную и трагическую историю.
Это было через несколько дней после того, как столица его страны подверглась бомбардировке. Глазами Бваллту, сквозь стекла его противогаза, я увидел последствия бомбардировки. Самой бомбардировки мы не видели, но попытались вернуться в город, чтобы принять участие в спасательных работах. Сделать можно было немного. От пылающего центра города по-прежнему шел такой жар, что мы не смогли продвинуться дальше первых улиц пригорода. Даже и эти улицы были завалены обломками разрушенных зданий. Тут и там, из-под битого кирпича торчали обугленные и раздавленные человеческие тела. Большая часть населения была погребена под руинами. На открытых пространствах лежали тела людей, погибших от ядовитого газа. Команды спасателей в бессилии метались от руины к руине. В просветах между тучами дыма изредка появлялось Другое Солнце, а иногда даже и дневная звезда.
Побродив некоторое время среди руин и не найдя никого, кому могла бы понадобиться помощь, Бваллту присел отдохнуть. Похоже, что расстилавшиеся вокруг нас руины города «развязали ему язык», если конечно таким выражением можно определить ту неожиданную откровенность его мыслей, обращенных ко мне. Я сказал что-то насчет удивления, с которым будущие поколения будут оглядываться на это безумное разрушение. Он вздохнул в своем противогазе и сказал: «Скорее всего, моя несчастная раса уже обрекла себя на неотвратимую гибель». Я возразил: хотя это далеко не последний разрушенный город, но день возрождения обязательно придет, раса, наконец, преодолеет этот кризис и начнет подниматься от вершины к вершине. Вот тогда Бваллту и поведал мне эту странную историю, которую, по его словам, он часто порывался рассказать мне, но каждый раз что-то сдерживало его. Хотя у многих ученых и исследователей современного мирового сообщества уже возникли смутные подозрения насчет истины, вся правда была известна лишь очень немногим людям, в том числе и ему.
Он сказал, что населяющие эту планету виды явно подвержены каким-то странным и давно сформировавшимся флуктуациям природы, длящимся примерно двадцать тысяч лет. Этот величественный ритм духа проявляется в любой расе любой климатической зоны, причем во всех одновременно. Причина его неизвестна. Было похоже, что планета подвергается мощному воздействию, которое, возможно, исходит из какой-то одной точки, но быстро распространяется по всей территории «Другой Земли». Совсем недавно один, далеко продвинувшийся в своих исследованиях ученый, предположил, что это явление может быть связано с колебаниями интенсивности «космических лучей». Исследования геологов показали, что такие колебания космического излучения действительно имеют место, и связаны они, вероятно, с изменениями в группе молодых звезд, расположенных по соседству с планетой. Предположение, что психологический и астрономический ритмы совпадают, по-прежнему вызывало сомнения. Но имелось немало доказательств того, что в моменты наибольшей интенсивности излучения человеческий дух приходил в наибольший упадок.
Бваллту эта теория не убедила. Он вообще был склонен считать, что причины ритмичных взлетов и падений человеческого духа следует искать гораздо ближе. Как бы то ни было, но почти ни у кого не вызвал сомнений тот факт, что в прошлом цивилизация неоднократно достигала высокого уровня развития, и каждый раз, под воздействием какой-то мощной силы, человечество «теряло голову». В провалах между этими огромными волнами «Другой Человек» опускался до такого состояния умственной и духовной тупости, какого моя раса не ведала с тех времен, когда стала собственно человеческой расой. Но на гребне волны сила человеческого разума, нравственные устои и духовное провидение поднимались на такую высоту, какую мы бы назвали сверхчеловеческой.
Вновь и вновь раса проходила стадию дикости, затем варварской цивилизации и, наконец, достигала повсеместного расцвета и торжества разума. Целые народы одновременно демонстрировали способность к щедрости, самопознанию, самодисциплине, бесстрастному и глубокому мышлению, и чистому религиозному чувству.
В течение нескольких столетий мир представлял собой сообщество свободных и счастливых государств. В подавляющем своем большинстве, человеческие существа отличались беспрецедентной ясностью мышления и способностью объединяться для борьбы с социальной несправедливостью и преступлениями против личности. Вооруженные мудростью предков и живущие в благоприятной окружающей среде, целые поколения трудились над построением всемирного сказочного государства просвещенных людей.
Потом начинался закат. Золотой век сменялся веком серебряным. Титаны мысли, живущие достижениями прошлого, либо блуждали в хитросплетениях собственных теорий, либо, истощив свой потенциал, впадали в обыкновенное невежество. Одновременно начинался упадок нравственности. Люди в целом становились менее искренними, менее склонными к самосовершенствованию, менее чувствительными к нуждам друг друга, в общем, менее способными к общению. Социальную систему, эффективную при условии определенного уровня гуманизма в обществе, начинали расшатывать несправедливость и коррупция. Тираны и тиранические олигархии принимались за уничтожение гражданских свобод. Ненависть угнетенных классов была для них хорошим оправданием. И если материальных благ цивилизации могло хватить на несколько веков, даже при постепенном их сокращении, то пламя духа превращалось в маленькую искорку, тлеющую в нескольких отшельниках. А затем наступало время обыкновенного варварства, после чего следовало падение в пропасть дикости.
Было похоже на то, что недавние волны подняли человечество на большую высоту, чем волны «геологического» прошлого. По крайней мере, некоторые антропологи убедили себя в этом. Существовало твердое убеждение, что нынешний взлет цивилизации был самым величественным, что лучшее было все еще впереди, что поднятая на невиданную высоту наука поможет уберечь мышление расы от циклических кризисов.
Не было никаких сомнений в том, что род человеческий пребывал ныне в исключительном состоянии. Ни в каких письменных исторических источниках нельзя было найти упоминания о более развитой в научном и техническом отношении цивилизации. Если судить по фрагментарным остаткам материальной культуры прошлого цикла, то техническая мысль не поднялась в нем выше уровня примитивных машин, сравнимых лишь с нашей техникой середины девятнадцатого столетия. Существовало убеждение, что промышленные революции, имевшие место в циклах, предшествовавших предпоследнему, затормозились на еще более ранних стадиях.
Хотя большинство современных интеллектуалов пришло к выводу, что лучшее все еще впереди, Бваллту и его друзья были убеждены, что гребень волны был пройден много веков тому назад. Разумеется, большинству людей предшествовавшее войне десятилетие казалось эпохой наивысшего расцвета цивилизации. С их точки зрения «цивилизация» и «механизация» были почти синонимами, а такого уровня механизации человечество еще никогда не достигало. Наука принесла неоспоримые плоды. В отличие от своих предшественников, преуспевшие в жизни люди наслаждались большим комфортом, более крепким здоровьем, более привлекательной внешностью, более долгой молодостью. К их услугам была настолько обширная и сложная система технических знаний, что в ней до мельчайших подробностей уместились все знания, накопленные человечеством. Более того, развитие средств связи позволило всем народам находиться в постоянном контакте друг с другом. Радио, кинематограф, звукозапись стирали национальные особенности. За этими обнадеживающими признаками трудно было разглядеть, что человеческая конституция, хоть внешне и окрепла в результате улучшения условий жизни, внутренне же была менее стабильной, чем прежде. Наблюдался медленный, но уверенный рост разрушительных болезней. В особенности, увеличилось количество заболеваний нервной системы, имевших теперь более серьезные последствия. Циники поговаривали, что больниц для душевнобольных скоро будет даже больше, чем церквей. Но на них смотрели как на шутов. Почти все сходились во мнении, что несмотря на войны, экономические проблемы и социальные потрясения, все идет хорошо и будет идти еще лучше.
Бваллту был уверен в ошибочности подобных взглядов. Я подозревал, что у него были неопровержимые доказательства повсеместного падения среднего уровня мышления и нравственности. Падение это, по всей видимости, должно было продолжаться. Раса уже жила своим прошлым. Все великие плодотворные идеи современного мира родились много столетий тому назад. За это время эти идеи действительно претворились в жизнь и изменили мир. Но ни один из достигнутых блестящих результатов не имел ничего общего с той невероятно мощной и всеобъемлющей интуицией, изменившей в прошлом весь образ мышления человечества. Бваллту признавал, что за последние годы было сделано множество революционных научных открытий, но, по его словам, ни одно из них не являлось принципиально новым. Все они представляли собой комбинации из уже известных достижений. Научный метод, изобретенный несколько столетий тому назад, был настолько плодотворным, что мог приносить богатый урожай еще в течение нескольких столетий и в том случае, если им пользовались люди, неспособные даже на незначительную оригинальность.
Но падение уровня мышления по-настоящему ощущалось не столько в научной сфере, сколько в области нравственности и практической деятельности. С помощью Бваллту, я, до определенной степени, сумел оценить потрясающую литературу давно минувших веков, того периода, когда искусство, философия и религия процветали во всех странах; когда каждый народ изменил общественный и политический строй, чтобы добиться свободы и процветания для каждого члена общества; когда все государства проявили мужество и поочередно разоружились; они поставили на карту свое существование, но пожинали мир и благоденствие, когда полиция была распущена, а тюрьмы переоборудованы под библиотеки и учебные заведения; когда оружие и даже дверные замки стали лишь музейными экспонатами; когда четыре мировые религии этой планеты открыли свои тайны, отдали свои богатства беднякам и возглавили успешное движение за всеобщее единение; когда священнослужители занялись сельским хозяйством, ремеслами, преподаванием, как и подобает истинным и скромным приверженцам новой религии, которой не требуются священники, молитвы, выраженное словами поклонение, и Богом которой является идея всемирного единства.