В течение первых шести месяцев спекуляций мы потеряли гораздо больше, чем получили. Джон наконец осознал, что если мы продолжим в том же духе, то потеряем все. Узнав об особенно разорительной неудаче, он разразился проклятиями: «Черт! Это значит, что мне придется отнестись к этой ужасно скучной игре серьезнее. А столько еще надо сделать, гораздо более важного для будущего. Кажется, мне может быть так же трудно побить Hom. Sap. в этой игре, как человеку – превзойти обезьяну в акробатике. Возможно, мой разум не лучше приспособлен для джунглей финансового мира, как человеческое тело – для джунглей настоящих. Придется придумать какую-то хитрость, так же как человечество придумало способ обойти сложности акробатики».
Совершив по неопытности какую-нибудь серьезную ошибку, Джон никогда не пытался скрыть это факт. Так и на этот раз он спокойно признал, не пытаясь ни обвинять, ни оправдывать себя, что он, превосходивший силой своего интеллекта любого человека, был обманут мелким мошенником. Один из его знакомцев, видимо, предположил, что за интересом Джона к спекуляциям стоит неизвестный взрослый человек с деньгами, которые он хотел бы вложить, и использовавший ребенка как шпиона. Мошенник старался поддерживать с Джоном дружеские отношения и между делом болтал о своих финансовых «начинаниях» – при этом взяв с мальчика слово никому о них не рассказывать. Таким образом, Homo Sapiens совершенно запудрил мозги Homo Superior. Джон настаивал на том, чтобы я вкладывал крупные суммы денег в предприятия, которыми заведовал его друг. Сначала я отказывался, но Джон убедил меня в том, что его «источник гарантировал невероятный куш», и в конце концов я сдался. У меня нет желания перечислять все наши злополучные вложения. Достаточно сказать, что мы потеряли все, чем рискнули, после чего «друг» Джона исчез.
После этой неудачи мы какое-то время воздерживались от игры на бирже. Джон проводил много времени вдали от дома и своей мастерской. Когда я спрашивал, чем он занимается, он обычно отвечал: «Изучаю мир финансов», – но отказывался углубляться в подробности. В то же время его здоровье стало ухудшаться. Пищеварение, которое всегда было его слабым местом, стало причинять особое беспокойство. Кроме того, Джон начал жаловаться на головные боли. Очевидно, он вел не самый здоровый образ жизни.
Часто он ночевал вне дома. У его отца были родственники в Лондоне, и Джону все чаще позволяли оставаться у них. Но те недолго терпели его независимость. (Он исчезал каждое утро и не возвращался до поздней ночи или даже до следующего утра и отказывался отчитываться в том, как провел это время.) Так что посещения пришлось прекратить. После этого Джон обнаружил, что в летнее время назло полиции может вести в мегаполисе жизнь бродячего кота. Родителям он сказал, что знает «человека, у которого есть квартира, где ему позволят заночевать». На самом деле, как я узнал много позже, он спал в парках и под мостами.
Кроме этого, я узнал и чем он занимался. С помощью разных хитростей (например, изображая «заблудившегося ребенка») он втирался в доверие к крупным лондонским финансистам и, забавляя их увлекательной беседой, умудрялся собрать всю необходимую информацию прежде, чем его возвращали возмущенным родственникам на автомобиле, в сопровождении записки. Или отправляли домой на поезде и отсылали письмо по почте.
Вот один из документов, каждый из которых ужасно беспокоил Дока и Пакс:
«Уважаемый сэр.
Велосипедная прогулка вашего сына закончилась преждевременно вчера вечером после столкновения с моей машиной неподалеку от Гилфорда. Он признает, что это полностью его вина. Мальчик не пострадал, но велосипед ремонту не подлежит. Так как было поздно, я оставил его на ночь в своем доме. Могу поздравить вас с тем, что у вас столь одаренный и необыкновенный ребенок, чей ранний интерес к финансам приятно поразил моих гостей. Мой шофер доставит его к 10:26 утра на станцию Юстон. Отправляю данную телеграмму, чтобы вас об этом уведомить.
С уважением,
И я, и родители Джона знали, что он отправился в путешествие на велосипеде, но предполагали, что он находится в северной части Уэльса. Для того чтобы так скоро попасть в аварию в графстве Суррей, ему – вместе с велосипедом – явно пришлось путешествовать по железной дороге. Само собой разумеется, на поезде, что отправился в 10:26 с ютонской станции, Джона не оказалось. Он обманул бедного шофера, выпрыгнув из машины в пробке, и в ту же ночь оказался гостем у другого финансиста. Если я правильно помню, Джон под вечер появился на пороге его дома, поведал о том, что они с матерью остановились где-то неподалеку, что он сбился с пути и забыл адрес. Поскольку полицейским не удалось обнаружить его мать нигде поблизости, Джона оставили на одну ночь, а потом и на следующую. В итоге Джон оставался в доме финансиста все выходные и наверняка с толком провел время. В понедельник утром, когда хозяин отправился в город по делам, Джон незаметно ускользнул.
После нескольких месяцев, частично проведенных в подобных приключениях, а частично посвященных изучению литературы по финансовому делу, политэкономии и социологии, Джон почувствовал, что готов еще раз попробовать свои силы. Зная, что я, скорее всего, скептически отнесусь к его планам, он использовал деньги на счету, открытом на его имя, и ничего не говорил мне, пока – шесть месяцев спустя – не смог продемонстрировать результаты в виде впечатляющей суммы.
Со временем стало ясно, что Джон освоил финансовые операции так же полно, как в свое время математику. Я не имею представления о том, на каких принципах он строил свою работу, ибо с той поры я не играл никакой роли в деловых сделках, за исключением редких случаев, когда требовалось проводить встречи с участниками операций. Я помню, как однажды, когда мы вместе проверяли состояние счетов, он сказал: «Как только я подобрал нужные факты и понял, как перемещаются по миру финансовые потоки, оказалось, что игра на бирже не так уж сложна. Конечно, очень многое зависит только от удачи. Никогда нельзя наверняка узнать, куда прыгнет кошка. Но если хорошенько изучить кошачьи повадки (я имею в виду повадки Hom. Sap.) и предмет торга, невозможно сильно ошибиться в дальнем прицеле».
При помощи своего метода Джон, еще будучи подростком, сумел собрать внушительное состояние, большая часть которого официально принадлежала мне. Как ни странно, он не говорил родителям о своем богатстве до тех пор, пока не пришла пора использовать его ради цели, которую он перед собой поставил. «Я не хочу портить им жизнь раньше времени, – признался мне Джон. – Не хочу, чтобы они беспокоились о том, как бы им не сболтнуть лишнего». Вместо этого он рассказал им о том, что я стал обладателем крупной суммы денег (официально – благодаря случайной удачной сделке на фондовой бирже) и был бы счастлив помогать его семье, например оплачивая образование его брата и сестры или организовывая для всех (включая Джона) отдых за рубежом. Скажу честно, благодарности его родителей невероятно меня смущали. И Джон лишь усугублял ситуацию, когда присоединялся к общему восхваляющему хору, именовавшему меня «благодетелем» – титул, который он очень скоро сократил до «деятеля», а впоследствии и вовсе сменил на «тятю».
Глава VIII. Возмутительное поведение
Несмотря на то что на протяжении практически всего четырнадцатого года его жизни основным занятием Джона были финансовые операции, они не занимали его всецело. И, посвятив какое-то время усиленному изучению нужных ему предметов, он смог продолжать получать все новые и новые денежные средства и в то же время уделять внимание совершенно иным материям. Его все более захватывали новые ощущения, которые приходили с подростковым возрастом. Одновременно он всерьез занимался изучением возможностей и ограничений вида Homo Sapiens и того, как они проявлялись в современных мировых проблемах. И по мере того, как его мнение о представителях нашего вида становились все более нелестным, он стал уделять внимание поиску существ своего уровня. Но, хотя все это происходило одновременно, будет правильнее писать о каждом из направлений деятельности Джона по отдельности.
Подростковые изменения в организме Джона начались очень поздно по сравнению с другими детьми и продолжались чрезвычайно долго. В четырнадцать лет его внешность была такой же, как у нормального десятилетнего ребенка. К двадцати трем годам, когда он погиб, Джон выглядел едва ли на семнадцать. И хотя физически он всегда серьезно отставал от ровесников, его умственное развитие – и не только интеллект, но также характер и восприятие – значительно превосходило его фактический возраст. Эта зрелость ума, нужно заметить, достигалась исключительно благодаря силе его воображения. В то время как нормальный ребенок цепляется за старые интересы и поведение еще долго после того, как в нем начинают просыпаться новые чувства и способности, Джон хватался за каждое проявлявшееся в нем новое качество и развивал его до предела лишь благодаря силе и богатству собственного воображения.
Это проявилось особенно ярко в случае с его первым сексуальным опытом. Надо заметить, что отношение его родителей к половому воспитанию детей было исключительным для того времени. Все трое росли, не обремененные обычными ограничениями и одержимостями. Док рассматривал половое созревание исключительно с точки зрения физиологических функций человеческого организма, а Пакс относилась к любопытству и экспериментам детей в этой области со спокойным юмором.
Таким образом, можно сказать, что перед Джоном были открыты все двери. Но он воспользовался этой свободой совершенно иначе, чем брат и сестра. Им она позволила лишь развиваться естественным образом и избежать обычных потрясений. Они делали все то, что для других детей находилось под строгим запретом, и не сталкивались с осуждением. Уверен, что они совершили все «грехи», какие только могли придумать, а затем, не придавая им особого значения, обратили внимание на какие-то другие свои интересы. В домашнем кругу они без стеснения обсуждали секс и процесс зачатия, но никогда – при посторонних, которые «не понимали, что это совсем не важно». Позднее каждый из них встретил свою первую романтическую привязанность. И впоследствии оба вступили в брак и теперь вполне счастливы.