И этот иероглиф оказался узким. Уже тех, что приходилось видеть Лексу на разных упаковках, декоративных вазах и прочих вещах, где нынче нередко можно встретить подобные слова-картинки.
Песок в месте, где они стояли, был почти белым, с совсем небольшим налетом серости. А вот базальт под ним, наоборот, блестяще черным.
Получилось красиво.
— Вы художник, — еще раз высказал убеждение Лекс.
— Я каллиграф, — снизошел до ответа учитель. — Я не занимаюсь всякими глупостями. — Он отступил назад от своего творения и протянул кисть мальчику. — Повтори.
Лекс примеривался долго. Он понимал, что эту линию нельзя провести медленно. Ее нельзя поправить. Нельзя дорисовать потом то, что не получилось сразу. Это должно оказаться одним движением, которое может быть прерывистым, может быть плавным, может, в конце концов, быть бесконечным, но оно должно оставаться одним движением по своей сути.
В итоге Лекс шагнул вперед и уверенно изобразил еще один иероглиф рядом с тем, что нарисовал учитель. Он лишь отдаленно напоминал оригинал. Линия вышла толще, в паре мест Лекс точно слишком резко дернул кистью. Но сходство все же было.
Мальчик повернулся и посмотрел на китайца, возвращая кисть.
— Это, — указал тот на иероглифы, — знак ангела. Я возьму тебя. Рисовать умеет немало народу. Но вот понять, что суть письменного языка есть движение, могут только единицы из европейцев. Все они видят лишь статичную картинку. Обделенные разумом. И ты недалеко от них ушел, кстати. Кисть принесешь свою. Плата для начала — аллея из чудесных ив отсюда и до того горизонта. Приходи, когда сочтешь, что ты готов.
Мальчик кивнул.
— А как я вас найду? — Он повернулся к Михаилу. — Ты меня приведешь?
За Михаила ответил учитель:
— Приходи тогда, когда поймешь, как меня найти.
Глава 2
Лекс
Там, между холмов, в тени высоких берез, осин и сосен, пряталось заболоченное озеро.
Лекс прятал его тщательно. Он не случайно выбрал это место, эту тень, эти деревья вокруг. Он хотел иметь тайну в тайне — маленькое озеро, скрытое от чужих глаз, показывающее себя только тому, кто сумеет подойти вплотную. Будет знать, куда подойти.
Кувшинки уже отцвели, но круглые листья водных растений плавают так плотно, что под ними невозможно разглядеть дно. Листья не только зеленые, многие из них предпочитают бурые тона, красноватые, иногда почти фиолетовые, словно им не нужен хлорофилл, они вполне готовы от него отказаться ради своего дикого цвета. И это не осенние цвета, Лекс точно знал, что такими листья могли быть и в середине, в самом разгаре лета.
Как ни странно, этот сдержанный тайный разгул красок не кажется ни кричащим, ни аляповатым. Все в самый раз у лесного озера, прячущегося в тени деревьев, между холмов.
Вода прячется под этими листьями, она и так темная из-за постоянной тени, в которой ей приходится существовать, а под круглыми плавающими листьями вода становится совсем черной, непроглядной, неразгаданной. Скрывает все не только в глубине, но даже камушки, тихо лежащие у самого берега, на отмели. Вода делает озеро сродни черному звездному небу. Только в ней нет даже звезд.
Где-то в середине озера разместился омут, глубокий, не по рангу глубокий омут для тихого лесного озера. Этот омут — кузница, ради которой, вопреки мнению холмов, Лекс прячет среди них свою новую работу. Он чувствует, что духи холмов выражают сдержанный скептицизм по поводу этого соседства. Они быстро освоились со своей новой ролью, примерили ее на себя, потренировались и теперь считают, что имеют полное право голоса, как любая женщина в христианской стране, как любой ребенок, получивший водительские права. Может, и не по всем вопросам современности, но уж на тему того, что разместить рядом с ними, прямо под их склонами, они точно хотят высказаться. И даже, возможно, проголосовать.
Но Лексу необходимо где-то поместить свое озеро, поэтому он поступает как диктатор, как ненавистный гражданам сатрап. И единолично, не испрашивая разрешения, продолжает создавать водяное блюдце, разукрашенное тиной.
«Стерпится — слюбится», — бормочет мальчик. И духи холмов неожиданно успокаиваются, начинают нашептывать друг другу, что так даже к лучшему, что только у них, а не у других холмов есть такое чудесное озеро. Они выделяются среди остальных. Если когда-то гости пойдут посмотреть на окрестности, то они точно не пропустят эту достопримечательность. Они — избранные, которым дали возможность охранять озеро, столь важное для создателя. Они советуют добавить рыбы. Побольше.
Омут — самое важное. Омут — обманка. Омут — шлюз. Омут — шкатулка с драгоценностями, запертая на сейфовый замок. И отпереть теперь его может только Лекс. Это не черная дыра, черпать из которой может любой гость, любой вторгшийся в долину. Открыть эту шкатулку дано только Лексу, создателю.
Омут тих и спокоен, старательно сдержан, всем своим существованием подчеркивая, что он именно из тех, в коих водятся черти. Но только даже его создатель не знает, что именно может выйти из этого омута. Ему пока это неважно.
После праведных трудов Лекс вернулся в замок не сразу, решив сначала подняться на ближайший холм, еще раз осмотреть окрестности да глянуть сверху на озеро — насколько хорошо оно укрыто среди осенних деревьев.
Эта задержка помогла ему в тот момент, когда началось вторжение.
Незнакомец высадился близко от замка и не так уж далеко от Лекса, что свидетельствовало о его силе даже лучше, чем все остальное. Прорисовка деталей мира точнее всего была именно там, у замка. А появиться рядом с хозяином, как уже понял Лекс, действительно было задачей не из легких, решить которую под силу только тому, чьи возможности значительно выше, чем владельца мира.
Было бы еще хуже, если бы Лекс сейчас находился в замке. Но его там не было — наоборот, сейчас он смотрел на незнакомца с высоты холма, с пятачка, с земляного утеса, свободного от деревьев.
Незнакомец замешкался, разглядывая замок, но, очевидно, чувствуя при этом, что хозяин местности находится где-то за спиной. Потом все же повернулся, и, как показалось Лексу, посмотрел прямо ему в глаза. Хотя между ними было больше километра и мальчик точно не способен был разглядеть, куда именно смотрит непрошеный гость.
Но тем не менее Лекс не только заметил это, но и почувствовал гримасу пренебрежения на лице противника, которая словно говорила — «какая легкая добыча».
У мальчика не оставалось ни малейшего сомнения, что это именно противник, никто иной. Один из обитателей, о которых предупреждал Михаил, желающий полакомиться новичком, по-легкому заработать лишние баллы в местной игре.
Незнакомец посмотрел направо-налево, словно подыскивая что-нибудь подходящее, но ничего не нашел. Тогда он протянул руку и сомкнул пальцы, сжимая пустоту. Ближайшее к нему дерево зашаталось, и было вырвано из земли вместе с корнями.
Противник размахнулся и швырнул все дерево целиком в сторону Лекса, которого едва видел.
Но деревья в мире Лекса не летали. Не умели. Вырвать-то его незнакомцу удалось лишь потому, что сила его существенно превосходила все возможности Лекса. Так что дерево пролетело десяток метров, зацепилось за верхушки других деревьев и тут же в них застряло.
Лекс шагнул с холма вперед, навстречу тому, кто вторгся в его мир. Это незнакомец увидел, заметил и еще раз ухмыльнулся, словно радуясь, как легко ему все дается.
Но чего он видеть не мог, так это заболоченного лесного озера, из которого один за другим, неторопливо и бесшумно, выступали воины. В остроконечных шлемах, с одинаковыми каплевидными щитами и короткими пиками в руках. С мечами в ножнах. С луками за спиной и колчанами, полными стрел.
Лекс решил, что на этот раз их будет ровно тридцать три. Никакого дядьки Черномора ему сейчас нужно не было. Только грубая сила, способная защитить этот мир, выгнать захватчика и, возможно, накостылять ему про запас.
На какое-то время Лекс потерял врага из виду, спустившись в ложбину. Вновь он увидел его только тогда, когда вышел из леса в долину и расстояние между ними сократилось метров до трехсот.
За спиной у противника прямо из воздуха возникали бандиты. Именно бандиты — ободранные, грязные, с непонятным оружием в руках, начиная от дубинок, ножей и заканчивая почему-то горлышками разбитых бутылок. Сброд.
Но этого сброда было много и становилось все больше и больше. Михаил, похоже, опоздал на два-три вводных занятия. Или же гость был настолько сильнее Лекса, что ему плевать было на те ограничения, что накладывались на него при присутствии на чужой территории.
А еще над его войском летали вороны. Огромные, раза в три больше настоящих. Способные, наверное, схватить Лекса прямо на лету и поднять высоко в воздух. Принести хозяину или просто сбросить мальчишку вниз с высоты, сбросить его в ту самую долину, что он создал.
О летающих созданиях Лекс не думал раньше вообще. Еще одна ошибка.
Но вороны пока что просто каркали, делая большие круги вокруг своего хозяина. Иногда, чудилось Лексу, исчезая в самой дальней точке своей траектории и тут же появляясь вновь. Как будто гость объединил, сцепил два мира между собой — свой и Лекса, для того чтобы ускорить вторжение. Но сделал это не слишком качественно, и кое-где эта сцепка начинала сбоить.
Трое из богатырей выступили вперед, опустились на одно колено, сомкнув щиты, прикрывая создателя, но оставляя ему при этом возможность смотреть вперед. Лекс машинально отметил, что на шлеме у одного налипла ряска, а у другого на спине повис круглый бурый лист с берега озера. Видимо, выходили первыми.
«Наверное, все озеро взбаламутили… богатыри», — с усмешкой подумал Лекс, хотя вроде бы время для смеха подобралось не совсем удачное.
Три пики карнизом поднялись из-за спины мальчика, каждое острие оказалось чуть выше, чем щит авангарда. Теперь воронам будет сложновато добраться до лакомой добычи.