Wildgoose берет филер - вращающееся колесико, похожее на широкий современный резак для пиццы, с четырьмя линиями, выгравированными по ободу, - и, сильно нажимая, проводит им по каждой из сторон кожаной обложки, спереди и сзади, чтобы создать рамку из четырех параллельных линий. Кожа хорошо держит оттиск. Это рамка, выполненная слепым методом: слепым в том смысле, что она не окрашена и не позолочена сусальным золотом, нанесенным с помощью нагретых инструментов. Вилдгуз несколько раз горизонтально нажимает на корешок, чтобы создать серию панелей. Затем он добавляет небольшие детали, которые помогают определить местонахождение этих книг в Оксфорде в это конкретное время: на узких краях досок, ближайших к корешку, он прорезает серию наклонных линий в двух направлениях ("штриховка краев"), а на корешке он прорезает линии штриховки на верхней и нижней панелях ("штриховка корешка"). Многие книги, переплетенные в Оксфорде в начале XVII века, особенно для Бодлиана, имеют схожий дизайн: внешняя рамка из слепых филенок, а также штриховка по корешку и краю.
Дикий гусь продевает два цветных шнурка (смесь розовых, желтых, зеленых, голубых и белых ниток - спокойная возбуждающая альтернатива обычной зеленой ткани) через отверстия, просверленные в досках, чтобы держать книгу закрытой. Мода на гравированные латунные застежки отпала еще за поколение до этого, сохранившись лишь в роскошных переплетах, благочестивых произведениях и небольших портативных книгах вроде альманахов, которые должны оставаться закрытыми. А затем, возможно, с чувством завершающего акцента, маленькой театральной постановки - если Уайлдгуз склонен к подобным жестам - он взбивает яичные белки в пену, добавляет каплю уксуса, чтобы предотвратить гниение, и трижды покрывает кожу лаком, после чего полирует.
Wildgoose сам доставляет книги на следующий день.
Жан Верней проверяет тома по прибытии в Бодлиан и добавляет букву "R" в знак получения к каждому помеченному названию в дневной книге. В этот момент в библиотеке книги расставлены на полках в соответствии с форматом (фолио, кварто или октаво) и темой (теология, право, медицина или искусство). Мы можем проследить за жизнью Первого фолио Шекспира - назовем его Первым фолио Уилдгуса - по мере того, как оно попадает в библиотеку и, как мы увидим, переживает интересную смесь движения и застоя.
Первое фолио помещено в художественный отдел библиотеки герцога Хамфри с полковым знаком S 2.17 Art; к передней доске прикреплена застежка, а сам том - как и все фолио до 1760-х годов - прикреплен к библиотеке цепью. Из-за цепи книга ставится на полку цветными краями наружу. (Полки с книгами, стоящими корешками наружу, а затем и с титулами на корешках постепенно становились все более распространенными в течение семнадцатого века). Цепочка предвосхищает читателя как вора - и является дополнением, которое оставит, когда его снимут много лет спустя, два отверстия в передней панели, похожие на аккуратные пулевые ранения.
Частично заключенный, частично король, Первый фолиант Уайлдгуза пролежит прикованным к этой полке до середины XVII века. Оно находится здесь во время Гражданской войны, когда Карл I бежит из Лондона и в 1644-5 годах создает парламент в Крайст-Черч-Холле, расположенном примерно в десяти минутах ходьбы. Мы можем получить представление о том, как читатели взаимодействовали с книгой, изучив оставленные ими следы; К сожалению, это не заманчивые пометки на полях, которые мы видим во многих ранних современных томах и во многих книгах Винкина де Ворда , а, скорее, износ от многократного использования - несмотря на клятву, которую читатели должны были дать при поступлении в Бодлеан, не изменять, не уничтожать, не портить, не разрывать, не вырезать, не делать пометки, не вписывать, не портить, не замазывать, не искажать и не использовать по своему усмотрению ни одну или несколько из указанных книг полностью или частично". Как много способов стать плохим читателем! Несмотря на хорошее качество бумаги Crown, за первые сорок лет книга Уайлдгуза подверглась избиению, но это избиение распределяется неравномерно: страницы "Ромео и Джульетты" больше всего истерты тем, что один шекспировед описывает с эротической интенсивностью как "трение их рук и локтей". Это повреждение книги как показатель читательского интереса. Особенно заметна сцена на балконе: часть лицевой страницы почти стерлась. Юлий Цезарь также является явным фаворитом, возможно, перекликается - как пьеса об убитом правителе - с эпохой рецидивов 1649 года. После них идут "Буря", "Генрих IV часть I", "Макбет" и "Цимбелин". Трагедии в целом популярны, но многие исторические пьесы мало тронуты - особенно (некоторые вещи не меняются) король Джон.
Но, несмотря на цепи, Первое фолио Уайлдгуза вскоре оказывается в пути. Бодлиан, похоже, не приобрел копию Второго фолио в 1632 году - неясно, почему, - но когда появилось Третье фолио (1663/4), Первое фолио Уайлдгуза сразу же сочли ненужным. Библиотекарь Бодлиана Томас Локки, вероятно, продает его оксфордскому книготорговцу Ричарду Дэвису в 1664 году за 24 фунта стерлингов, что в счетах Бодлиана за тот год со стильной недосказанностью описывается как "Лишние книги библиотеки". Локки, как правило, подвергается критике за дешевую продажу того, что впоследствии станет (но, конечно, не было тогда) самой ценной книгой в мире: громкий лязг его решения звучит немного похоже на то, как поэт-лауреат Роберт Саути писал Шарлотте Бронте в 1837 году ("Литература не может быть делом жизни женщины: и не должна быть") или Дик Роу в 1962 году ("Человек, который отказался от "Битлз"). И это правда, что современный оксфордский антиквар Энтони Вуд назвал Локки "не совсем подходящим для этой должности". Но Вуд был неприятным сплетником, а продажа Локки на самом деле соответствовала отношению Бодлиана к старым изданиям как к вещам, которые должны быть заменены новыми изданиями, и это отношение сохранялось вплоть до середины двадцатого века. Другие люди в XVII веке думали так же. Пэпис купил экземпляр Третьего фолио 7 июля 1664 года, возвращаясь домой с Новой биржи на Стрэнде, вместе с юридической книгой и греко-латинским словарем. В то утро он пребывал в нехарактерно ипохондрическом настроении ("день выдался прохладный, я боялся простудиться, что меня беспокоит, и это самая большая боль в мире, когда я думаю о своем плохом самочувствии"), так что, возможно, он купил книги в утешительном духе. Но когда в 1685 году было опубликовано Четвертое фолио, Пэпис - как и Локки - похоже, оставил себе это издание, а предыдущие продал. Четвертое фолио до сих пор хранится в библиотеке Пэписа в колледже Магдалины в Кембридже: это комната с полками, книгами и мебелью, сохранившаяся, как волшебный кусочек прошлого, именно такой, какой ее знал Пэпис.
Более важным, чем скандальная продажа Первого фолио, является контрнарратив: ранняя институционализация Шекспира как автора, достойного изучения, в Бодлиане. Один из способов отреагировать на список книг, переплетенных Уайлдгузом, - это отметить, что Шекспир, провинциальный драматург, который никогда не учился в университете и писал образную литературу на английском языке в то время, когда это было почти приемлемым занятием, стоит рядом с фолиантами, посвященными благочестию и аристотелевской философии, написанными на латыни. Важно подчеркнуть, что это серьезный культурный сдвиг. Если написание сценических пьес на английском языке считалось занятием сомнительной легитимности, то печатать эти пьесы было еще менее престижно. Бен Джонсон подвергся яростным насмешкам за свои печатные "Работы" 1616 года: "Скажи мне, Бен, где скрывается тайна", - каверкал один современный эпиграммист, - "То, что другие называют пьесой, ты называешь работой". А в январе 1612 года сэр Томас Бодли, основатель Бодлея за десять лет до этого, написал Томасу Джеймсу, первому хранителю библиотеки, объясняя, почему он считает правильным запретить в библиотеке пьесы и другие связанные с ними книги:
Я не вижу никаких оснований для изменения моего мнения, чтобы исключить такие книги, как альманахи, пьесы и бесконечное число книг, которые печатаются ежедневно, очень недостойных материй и обращения... Может быть, некоторые пьесы и достойны хранения: но едва ли одна из сорока... Если бы опять-таки можно было извлечь какую-то небольшую выгоду (которая, видит Бог, очень невелика) из некоторых наших пьес, то польза от этого была бы ничуть не меньше, чем вред, который скандал принесет библиотеке, когда станет известно, что мы набили ее багажом книг.
Библиотека, набитая багажными книгами (буквально - движимыми книгами, но в данном случае имеется в виду хлам или мусор), конечно, звучит не очень хорошо, и, учитывая то, что случилось с Первым фолио Уилдгуса, поразительно, что репутационный ущерб, которого опасается Бодли, связан не с тем, что он отпускает книги, а с тем, что он их впускает. Неужели он действительно считал, что только одна из сорока пьес достойна сохранения?
Но взгляды менялись: Предписание Бодли появилось в то время, когда статус литературных произведений на английском языке менялся, и острое исключение Бодли длилось недолго. К 1613 году, вскоре после его смерти, в библиотеку поступили первые сборники пьес - "рифф-раффе", согласно предыдущим описаниям Бодли. Таким образом, появление Первого фолио Уилдгуса в Бодли стало важным моментом в становлении каноничности Шекспира и важным шагом на пути к институциональному признанию силы и важности образного письма на английском языке - того, что мы сегодня называем "литературой". При таком понимании появление Первого фолио Уилдгуса - это событие, которое следует поставить в один ряд с великими театральными возрождениями шекспировских пьес после возобновления работы театров, закрытых в 1642-1660 годах; появлением изданий шекспировских произведений в XVIII веке, начиная с Николаса Роу в 1709 году и Льюиса Теобальда в 1733 году; и более поздние культурные праздники, такие как Стратфордский шекспировский юбилей 1769 года, организованный актером Дэвидом Гарриком, который, несмотря на проливной дождь во второй день (грандиозное представление было отменено), в значительной степени создал идею Шекспира как туристического товара, а Стратфорда - как места для отдыха бардов.