Александр предписал, что коллекция "не должна быть разделена", но помимо этого указания Шарлотте была предоставлена "свобода воли" собирать и расширять тома так, как она считала нужным, "не ограничиваясь никакими другими условиями". Поэтому то, что Шарлотта считает свою работу обязательной памятью о покойном муже, - лишь половина истории: она также создавала коллекцию в соответствии со своими собственными интересами одинокой женщины-коллекционера, тратя на гравюры и книги столько же, сколько и ее муж, - 10 000 фунтов стерлингов (800 000 фунтов стерлингов сегодня). Сейчас коллекция хранится в Оксфордском музее Ашмола и Бодлианской библиотеке и насчитывает 216 томов. Тот факт, что у Александра и Шарлотты не было детей, означал, как писал Уильям, их "независимость" в плане денег и времени, что позволило им реализовать свои экстра-иллюстративные амбиции.
Одна омрачающая звездочка к этому краткому рассказу. Уильям написал свое письмо в ответ на небольшую горькую статью "Обвинения и инсинуации", опубликованную в журнале Quarterly Review в июне 1852 года, в которой коллекционер печатных изданий Ричард Форд (1796-1858), пишущий анонимно, попытался разрушить репутацию Шарлотты. Форд описывал разладившийся брак и жену, которая реагировала на дополнительные иллюстрации мужа с "бесконечным... недовольством". Последние слова Александра, как утверждает Форд, были угрозой "преследовать" Шарлотту, если она не сможет поддерживать коллекцию, и проект Grangerising становится не предметом счастливого семейного союза, а бременем, которое нужно вынести - сизифовым трудом. Шарлотта стала фигурой, "перед которой отшатнулись продавцы принтов".
Все, что мы знаем о глубоком вложении Шарлотты в коллекцию, говорит о том, что это не так: вероятно, Форду было трудно представить себе коллекционера, отличного от того, которого он сам представлял с такой ортодоксальностью (мужчина, родившийся в Челси в семье высшего класса, получивший образование в Винчестере и Оксфорде, затем годы безбедного путешествия и коллекционирования в Испании). Его инвективы представляют собой тот вид женоненавистничества, с которым Шарлотта часто сталкивалась по мере своего становления как коллекционера, выходящего из тени своего мужа. Как показала новаторская работа историка искусства Люси Пельтц, Шарлотта, молодая вдова, вскоре стала посещать аукционы печатной продукции, несмотря на относительную редкость женщин-коллекционеров, принимающих участие в конкурентных торгах на этих публичных мероприятиях. Мы можем видеть свидетельства "информированного и энергичного коллекционера" (слова Пельтц) в ее аннотациях в сохранившихся каталогах продаж 1820-х годов. Шарлотту привлекала известность, а также тот вид сексизма, о котором говорил Форд. Она заплатила 80 гиней за гравюру с изображением Якова I и королевы Анны, датированную примерно 1610 годом, что стало самой высокой ценой за подобное произведение. Шарлотта инкрустировала ее в фирме В. Скотта и включила в свой растущий экземпляр Кларендона.
Под дополнительной иллюстрацией часто подразумевалась работа над копией "Истории восстания", первоначально опубликованной в 1702 и 1704 годах Эдвардом Хайдом, 1-м графом Кларендонским. Этот подробный, ориентированный на роялистов рассказ об английской гражданской войне, написанный бывшим советником Карла I и Карла II, стал отправной точкой для многих грейнджеристов, наряду с "Историей своего времени" епископа Гилберта Бернета, впервые опубликованной в 1724 году, - описанием событий с 1642 по 1713 год, составленным очевидцами и богатым анекдотами . Сазерленды работали над обоими томами. Александр начал вырезать и нарезать страницы из "Истории Кларендона" примерно в 1795 году, в возрасте сорока двух лет, и эта книга стала центром приложения сил Сазерлендов на десятилетия вперед. Страницы тщательно вклеивались в большие листы плотной бумаги - вырезалось окно, вклеивалась отрезанная печатная страница, - так что теперь шрифт окружен черной рамкой, а за ней - широкие поля: отрывок выделяется и выглядит достойно, как будто выставлен на плинтусе.
Выше приведена страница из экстра-иллюстрированного экземпляра "Истории Кларендона", хранящегося в Йеле, - это не работа Сазерлендов, но представитель того вида сборки текста и изображений, который создавали энтузиасты-грейнджеристы.
Часть повествования Кларендона посвящена делам двора в 1610-1620-х годах. И "дела" - правильное слово. Кларендон дает сжатый отчет о фаворитах Якова I, короля, который "был в восторге от красивых людей и изысканных плащей". Подробности поступают быстро и густо: убийство фаворита короля Якова I Джорджа Вильерса, герцога Бекингема ("его первое введение в фавор было исключительно из-за привлекательности его персоны"), и, как своего рода шокирующее предисловие к этому - запутанные события, сведенные в один внезапный абзац, - интриги вокруг предыдущего фаворита и любовника Якова, Роберта Карра, графа Сомерсета. Когда Карр завел роман с замужней Фрэнсис Говард, графиней Эссекс, близкий друг Карра, эссеист и поэт сэр Томас Овербери, выступил против этого как против губительного политического шага и написал поэму "Жена", в которой предсказуемо высказался о гендерных ролях в браке. Поэма пришлась по душе придворным читателям: культура рукописного копирования обеспечила ее быстрое распространение, как пламя; но Говард обиделась, прочитав поэму, вероятно, правильно, как порицание ее предполагаемой нескромности. Овербери умерла в апреле 1613 года. В том же году Говард получил развод с Робертом Деверо, 3-м графом Эссексом, на основании импотенции, и Говард и Карр поженились. Но поскольку это был якобинский двор - его члены воспитывались на "Гамлете" Шекспира и "Трагедии мстителя" Томаса Миддлтона, - ходили слухи о причине смерти Овербери. После печально известного судебного процесса Говард признала свою роль в отравлении его серной кислотой: Кларендон описывает ее "злодеяние" в этом "ужасном убийстве". Говард и Карр были заключены в лондонский Тауэр на шесть лет, пока в 1622 году - аристократические связи были на высоте - их не помиловали. Четырех менее влиятельных сообщников повесили.
История как рука, поднятая к открытому рту - как сплетня и возбуждение. Для Александра и Шарлотты подобное повествование было отправной точкой: страница - основой, на которой они могли возвести строительные леса, чтобы развесить свои вихри гравюр. Каждое имя означало возможность иллюстрации, и текст, подобно указателю, обеспечивал логику сбора и хранения гравюр. Напротив текста Кларендона находится страница, добавленная Сазерлендами, с четырьмя одинаковыми овальными портретами обреченного на смерть сэра Томаса Овербери. Если этого было недостаточно, то далее следует еще одна страница с четырьмя портретами Овербери. Затем идет страница с тремя портретами леди Фрэнсис, графини Сомерсет, два из которых выполнены с одной и той же гравюры. И страницы с гравюрами продолжаются: страница с изображением Роберта Карра и Фрэнсис Говард; еще одна с двумя овальными портретами Карра; и страница с четырьмя портретами Джорджа Вильерса.
Как мы должны читать эту книгу? Если мы пройдемся по "Истории Кларендона", то каждая названная фигура теперь уводит нас от текста к страницам и страницам вставленных портретов. Опыт чтения этой книги стал нелинейным, непрерывным, несмотря на то, что в оригинальном повествовании все было одно за другим: наши глаза как шарики в пинбольной машине, наши руки перелистывают страницы вперед и назад в жесте постоянной оценки.
Среди добавленных гравюр есть портреты, и хотя Сазерленды также включали карты и топографические сцены, портрет в подавляющем большинстве случаев был их любимой формой. Действующими лицами истории в этом экстра-иллюстрированном мире являются отдельные мужчины и женщины: прошлое - это ряд лиц, смотрящих на нас. Текст Кларендона фактически представляет собой набор биографических заголовков - Карр, Говард, Овербери, Вильерс, - которые Александр и Шарлотта используют для упорядочивания своих изображений. Книга здесь стала своего рода архивом или картотекой, пространством и методом упорядочивания и хранения огромного количества отпечатков, циркулирующих в этот момент. В дополнениях Сазерлендов присутствует буквализм, поскольку упоминание имени приводит к включению портрета: они не делают ничего явно интерпретационного. Но здесь есть свои сложности, и в первую очередь это касается тонкого баланса между созиданием и разрушением, между благоговением и нападками. Что это - дань уважения книге или тотальная атака? Дань уважения (богато иллюстрированный текст) или пародия (книга разрывается на части)? Оригинальные тома Кларендона были переплетены, разрезаны, инкрустированы и дополнены, чтобы создать нечто одновременно впечатляющее, но и чудовищное: книга значительно раздута, "слоноподобна", как выразился один критик, и "вампирична". Эти тома - одновременно монументальные произведения терпеливого метода, а также дикие полеты индивидуальной фантазии. Как отмечает исследовательница Луиза Кале, экстра-иллюстрации одновременно иконофильны и иконоборчны - тома Сазерленда являются выражением интенсивной, скрупулезной любви к картинкам, но эти картинки часто "взяты из других книг". Коллекция Сазерленда - это архив изображений, но он основан на лоскутах, которые оставляет после себя.
Ощущение того, что книга растягивается и расширяется - комнаты выходят на другие комнаты, - присутствует почти на каждой странице "Истории Кларендона". Мимолетное упоминание о незначительном роялистском дипломате и поэте Эндимионе Портере приводит к появлению страницы с тремя состояниями одной и той же портретной гравюры (то есть оттисками одной и той же пластины с очень незначительными вариантами). А когда повествование Кларендона приближается к казни короля Карла I в 1649 году, на странице с кратким описанием характера Карла ("если бы он был более грубым и властным, он бы нашел больше уважения и долга") появляется шестьдесят одно изображение Карла, несколько из которых являются оттисками одной и той же гравюры в несколько разных состояниях. Эта приверженность к множественности, к множеству изображений одного и того же человека и, более того, к множеству версий одного и того же изображения, является характерной чертой как исчерпыв