У нас есть представление об обширности фонда Муди, но какие виды книг были доступны? В книге "Использование циркулирующих библиотек; с инструкциями по открытию и ведению библиотеки, как большой, так и малой" (1797) автор предлагает, чтобы небольшая циркулирующая библиотека объемом около 1 500 томов была организована следующим образом:
60 томов истории
60 томов "Божественности
30 томов "Жизни
20 томов "Путешествий
20 томов "Путешествий
30 томов поэзии
20 томов пьес
1050 томов романов
130 романов
10 анекдотов
40 сказок
30 искусств и наук
Это увлекательный отчет о литературных обязательствах последних лет восемнадцатого века. Примечательно преобладание романов - чуть более двух третей от общего числа, - а также относительная маргинальность поэзии и пьес (цифра, свидетельствующая о жизнеспособности драмы как театрального представления, а не литературы для чтения ). Некоторые из этих жанров, такие как "анекдоты" или "сказки", больше не существуют в нашей книжной культуре, перекочевав в другие медиа. И в брошюре ясно сказано, что кураторские акты исключения так же важны, как и попытки включения: "Следует проявлять величайшую осторожность, чтобы исключить каждую книгу профанического, аморального или непристойного характера".
Мы можем ближе познакомиться с миром Муди, изучив опубликованные им циркуляры. Циркуляр "Библиотека Муди: Ежемесячный реестр текущей литературы" вышел в апреле 1862 года и претендовал на то, чтобы быть чем-то вроде объективной оценки новейших изданий ("Цель редактора исключает критику"). На самом деле этот документ был для Муди способом курировать современность: его функция заключалась в продвижении Библиотеки, и в нем с гордостью прослеживается рыночная логика Муди. ("Произведения из вышеуказанного списка будут добавлены в Библиотеку, когда будут готовы, в количестве, полностью пропорциональном спросу"). Каждый циркуляр предлагал "Анализ основных новых книг"; "Произведения, представляющие общий интерес, объявленные к скорой публикации" (около девяноста наименований, которые вскоре должны быть приобретены, включая книги, которые я хотел бы прочитать, такие как "Шампанское капитана Клаттербака", "Альпинизм в 1861 году, Джон Тиндалл" и "Круиз на колесах, Чарльз Алстон Коллинз"); "Список избыточных экземпляров недавних произведений, изъятых из обращения и предлагаемых к продаже по значительно сниженным ценам" ("Против ветра и прилива", Холм Ли, 3 тома. Published at 31s 6d Offered at 5s 0d"); и "Advertisements" - последняя составляет почти половину содержания, в ней представлены работы Джона Мюррея с Албемарл-стрит, Лонгмана и других. Анализ основных новых книг" был призван, по мнению издательства Mudie's, "отразить содержание различных работ, вышедших в течение последнего месяца, чтобы облегчить выбор книг", и эти критические сводки дают четкое представление о литературных приоритетах примерно 1860 года. Например, в выпуске за апрель 1862 года содержатся критические аннотации семидесяти четырех новых книг, отобранных Муди: Тематика довольно точно совпадает с набросками в "The Use of Circulating Libraries Considered". Особое внимание уделяется романам, истории (Рима, современной музыки, церкви, Соединенных Штатов , Вест-Индии), жизни и мемуарам (Изамбарда Кингдома Брюнеля; королевы Гортензии, матери Наполеона III), путешествиям - хотя есть и научные работы (металлургия), и некоторые ныне забытые жанры, например, проповеди. Если бы вы были подписчиком "Муди" в 1862 году, ваш взгляд мог бы упасть на этот вид легкого резюме:
Избитые тропы и те, кто по ним ходит. By THOMAS COLLEY GRATTAN. 2 тома. 8vo, pp. 346 и 388. Лондон: Chapman and Hall.
Сборник жизненных происшествий, в которых стремительно сменяют друг друга серьезное и веселое. Ирландские, континентальные, домашние и военные эпизоды сменяют друг друга. Английские поэты - Мур, Кэмпбелл, Кольридж и Вордсворт - появляются в повествовании; происшествия и персонажи, политические и исторические, имеют свою долю: Молодая Италия и Мадзини; Луи Наполеон и Франция; Кембл, Дин и другие выдающиеся актеры; некоторые из наиболее заметных американских дипломатов.
Цель автора, похоже, состоит в том, чтобы представить не связное повествование о том, что, по сути, не связано между собой, а заставить читателя разделить пережитое, побывать в тех же местах и пожать руку тем же друзьям.
Колониальный контекст ярко выражен во многих из этих кратких описаний, например в обзоре Генри Брауна "Виктория, какой я ее нашел за пять лет приключений" (In Melbourne on the roads and the gold fields; with an account of quartz mining and the great rush to Mount Ararat and Pleasant Creek) (1862):
Подробный и обстоятельный рассказ о пяти годах приключений в этой колонии... Писатель, по-видимому, стремился сфотографировать, насколько это возможно, свои впечатления и воспоминания о колониальной жизни. Сам эмигрант, брошенный в центр активной деятельности и испытывающий неизбежные трудности, он отбрасывает все впечатления, почерпнутые из чужих сочинений, и стремится дать свой собственный портрет этого места. По страницам разбросаны зарисовки различных персонажей, более или менее характерных для этого места и жизни.
Захотите ли вы это прочитать? Возможно, нет: обещание правдивости в документальном стиле не очень хорошо сочетается для нас, сегодняшних, с этой довольно откровенной имперской идеологией. Книга "Как я это нашел" отражает особое викторианское отношение к окружающему миру, одновременно и жадное, и самодовольное. Но читателям 1862 года он мог предложить викарный опыт колониальной жизни: способ увидеть мир из своего кресла с ложкой. В 1871 году магазин Mudie's купил 3350 экземпляров книги "Миссионерские путешествия и исследования в Южной Африке" христианского миссионера Давида Ливингстона, что означает, по самым скромным подсчетам, что более 40 000 читателей, вероятно, познакомились с этим текстом через магазин Mudie's. Вот Флоренс Найтингейл, написавшая Муди 20 ноября 1867 года с просьбой "прислать любые списки копий книг (для покупки) об Австралии или австралийских колониях - занимательные рассказы колонистов - сказки - или экспедиции открытий (не отчеты)". (Соловей писал Муди и раньше, в марте 1863 года, спрашивая о подержанных книгах для продажи - "с целью... пополнения солдатских библиотек").
Но наиболее тесно с Mudie's ассоциируется форма, которая была известна как трехъярусная. Не все восхищались ею. "Любой может написать трехтомный роман, - писал Оскар Уайльд в 1890 году, - для этого нужно лишь полное невежество как в жизни, так и в литературе". Злокачественное влияние формы является тихим центром романа "Как важно быть серьезным" (1895). Все помнят бедного малыша Эрнеста, найденного в саквояже за двадцать восемь лет до этого, но не "рукопись трехтомного романа более чем обычно отвратительной сентиментальности" (слова леди Брэкнелл), написанную мисс Призм в "несколько свободных часов" и оставленную ею в коляске вместо упомянутого "ребенка мужского пола".
Трехтомный роман появился раньше Муди: Кенилворт, популярнейший елизаветинский роман Уотер Скотта, опубликованный в 1821 году, был, пожалуй, основополагающим образцом, за двадцать лет до возвышения Муди. Но расцвет трехъярусника произошел под контролем Муди (контроль - правильное слово), поддерживаемый не по художественным причинам, а в результате жесткого круга экономической логики. В середине девятнадцатого века книги, в соотношении с доходами, были очень дорогими, отчасти из-за французских революционных войн и последующей экономической депрессии. Трехтомный роман стоил особенно дорого, причем искусственно: полторы гинеи - это примерно то же самое, что и еженедельный доход хорошего рабочего класса. Кроме того, это было больше, чем годовая подписка у Муди. Муди давил на издателей, заставляя их держать высокую цену, чтобы читатели могли брать, но не покупать. Формат трехтомника подразумевал три, а не одно заимствование, так что это был хороший бизнес. А когда Мади покупал несколько экземпляров - например, 2000 экземпляров "Феликса Холта", - издатели получали гарантированную прибыль без риска, поскольку он купил большую часть первого издания, даже с учетом требуемой им скидки (он заплатил 15 с. за книгу стоимостью 31 с 6 д.). Авторы получали деньги, а база подписчиков Муди росла. Прибыль, как по волшебству, была у всех, кроме авторов, пытавшихся писать в разных формах. Эти авторы, по словам Джорджа Мура, были "раздавлены под колесами этих неумолимых джаггернаутов" - джаггернаутами были тиражные библиотеки. У автора с репутацией, скажем, Чарльза Диккенса, была возможность серийной публикации в журналах; но почти для всех авторов, если Муди отказывался брать роман, это произведение было практически обречено. Острые, обеспокоенные письма Джордж Элиот своему издателю Джону Блэквуду - "Можете ли вы представить себе, почему Мади почти всегда оставляет [Scenes of Clerical Life] вне своего объявленного списка, хотя он помещает туда очень дрянные и непонятные книги?" - показывают, что даже этот великолепный писатель глубоко обеспокоен оценкой Мади.
Необходимость писать в таком фиксированном формате часто означала растягивание материала на три тома, что привело к тому, что мы можем с сожалением назвать "провисающей серединой" викторианской художественной литературы. "Три тома означают, как правило, самое безрассудное нагромождение, - писала газета Illustrated London News в 1894 году, - а нагромождение смертельно для искусства". "Как огромный саркофаг, - наслаждался своими словами Эдмунд Госсе, - в манере Бернини, с плачущими ангелами, трубящими в трубы над тоннами мрамора... бесформенное чудовище книги". Если книга должна была нести "груз" в 250 000 слов (термин Гвиневры Л. Грист), то повествование почти наверняка должно было отступать, подсюжеты - грохотать, стиль - иносказаться. "Пошлость в такой форме посылается в клубы, - продолжает "Иллюстрированные лондонские новости", - главным образом для того, чтобы спровоцировать спокойный сон перед обедом". Если текста все равно не хватало, издатель мог вмешаться, добавив предисловие или оглавление, или приказав типографии заполнить пространство более радикальными способами, например, расширив поля, увеличив разрывы между главами, увеличив размер шрифта или добавив дополнительный сви