Люк выглядел довольным. Он встал и без усилий поднял меня. Мгновение спустя мы оказались в моей комнате.
— Тяжелее, чем обычно, — задумчиво сказал Люк. — Магия ещё не оправилась. И ты тоже, — он осторожно посадил меня на кровать.
— Сколько времени это займёт? — спросила я.
— Чтобы снова достичь ста процентов? Я не уверен.
Скорее всего, ты почувствуешь это раньше меня, — он огляделся. — В это время есть кто-то дома?
— Все на работе, — я встала, мышцы моих ног задрожали от протеста. — Ты не мог бы принести мне что-нибудь выпить? Чая?
Глубоко внутри, там где во мне съёжилась магия, я всё ещё мёрзла. Это было похоже на слой вечной мерзлоты. Мне нужно было что-то, что согреет меня изнутри… и несколько минут в одиночестве.
— Если только пообещаешь мне не падать.
— Даю слово бойскута, — я подняла вверх три пальца.
Он тихо рассмеялся.
— Значит ты была бойскаутом. Это на тебя похоже. Жаль, что ты никогда не появлялась возле моих дверей, чтобы продать печенье.
— Принеси чая, — приказала я, толкая его в сторону двери.
Как только я осталась одна, я переоделась, одела штаны от старой пижамы, старую футболку, толстые носки и сверху джемпер. Не модно, зато удобно и теплее, чем моя школьная форма. Быстрый взгляд в зеркало показал, насколько моя кожа была бледной: ни как сливки или алебастр, или нежной, как мрамор, а голубовато-белой, как обезжиренное молоко. Я подумала о том, чтобы расчесать волосы, но это была явно ни та битва, которую я смогу выиграть.
Люк вернулся, когда я как раз заползала назад в постель.
— Чай, — сказал он и протянул мне чашку с блюдцем.
— Спасибо, — я забрала у него и то и другое. — Ты взял хороший фарфор.
— Я подумал, что не помешает, если я в этот раз немного тебя побалую.
— Мы никогда не пользуемся хорошим фарфором. Он для особых случаев.
— Ты почти умерла, — сказал он, — и всё же потом выжила. Для меня это очень даже особый случай.
Как глупо, растрогаться так из-за этого жеста, но я растрогалась. Чай — горячий и такой сладки, что заболели зубы — смягчил боль в моём горле и направил по телу тепло. Холод неравномерно отступал, словно тающий снег. Когда я допила, Люк прикоснулся к чашке и по его слову, она снова наполнилась.
— Тебе лучше? — спросил он, когда я выпила весь чай.
Я потянулась, чтобы поставить чашку на прикроватную тумбочку, и притянула колени к груди.
— Как Сумрачным удалось проломить стены зала собраний? Орла говорила мне, что они на это не способны.
— А они их не проламывали. Антон открыл им чёртову дверь, и они просто зашли внутрь.
Я представила себе стол, безвозвратно уничтоженный, и холод вернулся. Маргарет однажды рассказывала, что у Дуг было три священный места — Связующий храм, Аллея и Зал собраний — где магия протекала надёжно и мощно. Все три были теперь уничтожены. Я прижала лицо к коленям и снова почувствовала слабость и беспомощность.
— Мы их остановим, — сказал Люк. — Обещаю. Самое главное сейчас, чтобы ты оправилась.
— Чтобы магия оправилась. — поправила я.
— Это одно и тоже.
— Не одно и тоже. Если бы это было одно и тоже, я бы могла с ней разговаривать.
— А ты не можешь?
— С каждым разом становится легче, — ходила я вокруг да около. — Иногда это чувства. Иногда сцены. Даже воспоминания.
— Какие например?
— Во время нападения я видела Аллею. Также я видела зал собраний и Сумрачных. Некоторые события происходили синхронно, но некоторые были также воспоминаниями. Например, как Антон схватил меня на Аллеи или как я подписала договор в здание собраний. А Сумрачные…, - я замолчала и снова задрожала.
— Хватит о них, — сказал Люк. — Лучше расскажи мне о приятном воспоминании.
— Я перебрала в памяти все воспоминания, сцены, которые мне показывала магия за последние несколько месяцев.
— Есть одно очень странное…
— Не думаю, что «странное» изменит твоё настроение к лучшему, — ответил он. — Попытайся вспомнить что-то приятное.
— Это и то и другое: сверкающий закат над бесконечной водой и влажный, прохладный песок под ногами. Я зарываю пальцы ног в песок и чувствую, как он смывается, когда волны возвращаются назад в море. Мгновение спустя наступает ночь, и трещит огонь, отбрасывая танцующие тени на камни вокруг, а дым рисует на фоне индиго-синего неба сложные узоры. В воздухе лежит запах поджаренных маршмэллоу и солёной воды. Я никогда не была вот так на пляже.
— Зато я был, — медленно произнёс Люк. — Давным-давно.
Я задумалась и почувствовала, что эта идея так хорошо вписывается в общую картину, как ключ подходит к замку.
— Магия показала мне твоё воспоминание.
— Я связан с тобой. Ты связана с магией. Может здесь есть пересечения.
— Может быть, — я отстранилась, чтобы посмотреть на него. — Это было счастливое воспоминание?
— Да.
Он был далеко. Как я предположила, снова на том пляже, но осторожно поглаживал одной рукой моё плечо. Движение было таким нежным и равномерным, как волны.
— Это произошло, когда я был маленьким. Прежде, чем умер Тео. Маман захотелось пойти на пляж, поэтому мы пошли. Обычно она получает то, чего хочет, — сказал он с любящей улыбкой. — Поэтому мы провели весь день, играя возле воды, гонялись за приливом и отливом и бросали в воду камешки, считая у кого они подпрыгнут больше количество раз. Я съел так много маршмэллоу, что мне стало плохо.
— До моршмэллоу я была в восторге, — сказала я.
— Это был не самый мой триумфальный час, — согласился он. — Но это был хороший день. Один из моих лучших.
— Свобода, — тихо сказала я. — Вот что показала мне магия.
Его рука замерла.
— Я ещё никогда не смотрел на это так. Мышонок, если вы можете общаться друг с другом… Ты не можешь сказать ей, что она должна сделать?
— Нет. У меня всё лучше получается понимать, что она хочет. Что чувствует. Но я ею не командую. Я ничего не могу сделать.
— Ты уже и так многое сделала. Мне всё больше хочется, чтобы твоя роль закончилась. Чтобы события могли протекать без нас, а ты и я сидели где-нибудь в сторонке и наслаждаясь попкорном, смотрели на представление.
— Но ты не думаешь, что такое случиться.
Он с сожалением улыбнулся.
— Возможно, однажды. Но сейчас вы обе в опасности, и сидеть, сложа руки, ничего не изменит в ситуации. Нет другого способа, кроме как избавиться от Антона.
— Убить его, — сказала я.
Я убила Эванджелину, но это получилось спонтанно. Это была не целенаправленная казнь, не наказание за преступления. Всё произошло так внезапно, словно удар молнии, а разрушительные последствия пронесли по моей жизни, как последующие громовые удары. Я не жалела о своём решении, но и не испытывала гордости.
Убийство Антона будет целенаправленным действием. Превентивным ударом. Необходимым злом для защиты общего блага. Всё правда.
Но только предлог.
Не будет иметь значения, случится ли это преднамеренно или в состоянии аффекта. Я хотела видеть Антона мёртвым, и больше не чувствовала необходимости искать для этого оправдания. Я хотела увидеть, как он умрёт от моей руки.
Кровь Эванджелины не удовлетворила мою жажду мести. Возможно, ничто не сможет её когда-нибудь удовлетворить. Но до тех пор, пока Антон не будет валяться у меня в ногах и умолять о пощаде, как я умоляла Верити, чтобы она держалась, я не сдамся.
— Я смогу это сделать, — теперь этот же холод внутри меня, обеспечил мне приятное ощущение. Правильно. — Нет проблем.
Прежде чем он успел сказать больше, открылась дверь.
— Мо? — позвала мама.
Я слышала, как она закрывает дверь и вешает своё пальто во встроенную рядом гардеробную.
— Уходи! — прошипела я, сталкивая Люка с кровати.
— Я не уйду, — сказал он и скрестил на груди руки.
— Тогда спрячься. И забери с собой чашку.
— Мне позвонила твоя учительница-консультант. Она сказала, что у тебя грипп?
Её голос прозвучал с лестницы.
Люк встал, что-то пробормотал себе под нос и мерцая, исчез.
— Спрячься в шкаф, — прошептала я.
— Она не сможет меня увидеть.
Я тоже не видела, но могла его чувствовать.
— Мужчина в моей спальне? Она тебе обнаружит, поверь мне.
Аккуратные ряды школьной формы и воскресных платьев сдвинулись, когда он шагнул в шкаф, а затем снова висели не шевелясь.
— Ну и погода! Неудивительно, что ты заболела, — мама сразу подошла ко мне и положила ладонь на лоб. — Твоё лицо заострилось, но твой лоб не горячий. Могу я тебе что-нибудь принести?
— Может быть ещё одну подушку? И ещё одно одеяло?
Она нахмурилась.
— Тебе холодно?
— Думаю, это из-за температуры, — сказала я, пытаясь выглядеть жалкой.
Это не стоило мне больших усилий.
— Раз ты так думаешь, — ответила она. — Я позвонила твоему дяде и сказала, что ты не придёшь сегодня вечером. Он ответил, что ты можешь наверстать работу, когда тебе станет лучше.
— Как здорово, — пробормотала я.
Щедрый Билли во многих отношениях тревожил намного сильнее, чем сердитый.
— Думаешь, ты осилишь немного супа? — спросила она, теребя бельё.
При мысли о еде мой желудок неприятно сжался, но я бросила взгляд на шкаф задаваясь вопросом, когда Люк в последний раз ел.
— Я попробую.
— Тогда я пойду приготовлю.
В её голосе прозвучало облегчение, что для меня не имело никакого смысла, пока до меня не дошло, что грипп это проблема, которую она понимает. Что-то, что она может вылечить. Приготовление супа, пойдёт ей так же на пользу, как и мне, поэтому я не стала возражать, когда она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Запах присыпки пирога — сладкий и знакомый — пронёсся надо мной, и на одно мгновение я почувствовала ностальгию по месту, откуда ещё не уехала, но я оставлю его уже очень скоро.
Во некоторых отношениях я уже его оставила.
Люк выбрался из шкафа через несколько секунд после того, как мама спустилась вниз.
— Ты всё ещё чувствуешь себя плохо? — он взял меня за руку, и наша связь загудела. — Кажется, магия стала сильнее.