Моя улыбка казалась такой ломкой, как старая краска, и была также близка к тому, чтобы сойти с лица.
— Я загляну к нему сегодня вечером.
Глава 27
Если я чему и научилась из того времени, что мы провели вместе с Люком, так это то, что, когда он молчит, это полная противоположность золоту. Молчание означает тревогу красного уровня. Молчание означает, что нас ожидает фиаско.
Поэтому, когда мы вышли из Межпространства перед зданием собраний, я уже начала нервничать. С того момента, как я вышла из дома, Люк почти ничего не сказал. Он лишь вытянул руку и протащил меня через него, и когда я восстановила равновесие, ожидая, что пространство вокруг, вновь обретёт формы, я поняла почему.
Белая прихожая была разрушена, мраморный пол разбит вдребезги, а огромная люстра над головой висла ещё только на одной цепи. Запах пчелиного воска исчез, уступив место прогорклой, кисловатой вони, и я закрыла нос и рот рукой, чтобы не нюхать её. На огромных железных дверях появились длинные, изрезанные трещины, а одна дверная створка частично соскочила с петель, открывая вид на ещё больше разрушений.
Люк протянул руку, чтобы поддержать меня, но я отмахнулась и зашла в сам зал собраний. Ряды сидений были разбросаны по комнате, факелы вырваны из стен, и тот же отвратительный запах смерти наполнял комнату удушливым зловонием.
Вокруг меня разные Дуги были заняты, убирая предметы на свои места, и воздух был насыщен магией, но я не смогла спастись от скорби, которая проникла до мозга костей.
Я пробралась через треснувший, неровный пол туда, где стояли Кварторы и управляли работой, которую выполняли Дуги, убирая зал. Бледная, морщинистая кожа Орлы была почти прозрачной от усталости. Она тяжело опиралась на свою трость. Я всегда думала, что она носит её с собой только из-за игры на публику, но теперь эта трость казалось единственной, что ещё помогало ей держаться на ногах.
Рядом с ней стоял Паскаль, покрытый кровью и пылью. Его очки сидели наперекосяк, но казалось, он этого совсем не замечает. А движения Доминика, когда он руководил, были такими отрывистыми и точными, что я сразу поняла, его поведение скрывает намного более глубокую, разрушительную ярость. Я уже видела, как Люк делает тоже самое, когда он испепелил дотла водонапорную башню или, когда Антон схватил меня на Аллеи. Доминик выглядел как кто-то, чьи последние остатки самообладания висят на волоске. Как кто-то, кто сейчас взорвётся.
На сцене Маргарет стояла на коленях перед разбитыми остатками чёрного стола. Символы, которые были вырезаны в дереве, больше не светились, они не двигались, жизнь покинула их. Магия скорбела, и от всплеска печали, гнева и ужаса у меня перехватило дыхание.
Словно оглушённая, я прошла мимо Кварторов к Маргарет. Её щёки были влажными, а кучерявые волосы, обычно искусно уложенные, свисали на лицо.
— Ты была здесь, когда это случилось? — спросила я и села рядом.
— Мо! — она вязла меня за руку. — Стоило ли тебе уже вставать?
— Со мной всё в порядке. С магией тоже. Это так печально.
Я протянула руку и коснулась дерева, что до сих пор было для меня невозможно.
Теперь он было гладким и обычным, но я, по чистой привычке, не стала касаться символов.
— В начале я была здесь. Доминик отослал меня, как только понял, что происходит.
Я сжала её руку.
— Я рада. Должно быть, это было ужасно.
— Я не знаю, что нам делать. Стол испорчен. Аллея… Мы ведь только что восстановили её. Как нам от такого оправиться, Мо? Все традиции, всё, на что мы опирались… ничего этого больше нет. Что будет следующим, что они отнимут у нас теперь?
Магию. Но я не стала говорить это вслух. Она знала так же хорошо, как и я, если не лучше, какой будет следующая цель Антона.
— Я ничего этого не предвидела, — пробормотала она, поглаживая лопнувший стол, как будто могла таким образом отремонтировать его. — Это было неестественно, такое же насилие того, кто мы есть, как и смерть Верити.
— Возможно, поэтому, ты и не предвидела, — сказала я. — Потому что этого не должно было случиться. Или, возможно, всё так, как ты сказала Люку, и ты видишь только результат, а не сам путь к нему.
— Возможно, — но это прозвучало неубедительно. — Как он?
Я бросила взгляд на Люка, который нахмурившись и с решительным выражением на лице, разговаривал с Домиником. Не нужно было слышать их разговора, чтобы понять, что он не из приятных.
— Он обеспокоен. И сердится.
— Ты рассказала ему.
— О магии? Он сам догадался.
— Мой умный мальчик, — вздохнула она. — Ты знаешь, что теперь будешь делать?
Она говорила не только о Серафимах или магии, и я ответила ей соответственно:
— Мы ещё над этим работаем.
— Так много направлений, — сказала она, проводя пальцами по сломанному дереву. — Но одно за другим, они для тебя закрываются. Времени осталось очень мало. А цена! Ты поймёшь, какую высокую цену заплатила, только когда будет уже поздно.
— Я прекрасно знаю, чего мне это уже стоило, — резко сказала я и подумала о лице Колина сегодня утром. — Мне жаль. Я не хотела, чтобы это прозвучало так враждебно.
Маргарет не ответила. Когда я присмотрелась к ней, то увидела, что её глаза были бледными и молочного цвета. Её слова были не пустой болтовнёй, а пророчеством.
Я слышала столько предсказаний, что хватит на всю жизнь. Теперь я хотела получить ответы.
— Чего мне это будет стоить, Маргарет? Назови цену. Скажи, как мне всё это остановить.
— Это нельзя остановить, можно только изменить. Ты не можешь спасти всех.
Я замерла.
— Кого? Кого я должна спасти?
— Ты не можешь, — сказала она, её руки нащупали мои. — Ты не можешь спасти всех. Ты должна слушать.
— Я слушаю. Прошу тебя, — умоляла я, — скажи, кто это. Скажи, как мне его спасти.
— Слушай, а потом говори, — она обмякла, в то время, как Люк уже нёсся вверх по лестнице, и мы вместе положили её на пол. Её кости казались хрупкими, полыми, как кости птицы.
— Я не понимаю, — сказала я, и учитывая мою беспомощность, меня всё больше охватывала паника. — Маргарет. Прошу. Я не понимаю.
Люк взял её руки в свои и что-то тихо пробормотал на французском, потом отошёл в сторону, пропуская к ней Доминика. Маргарет зашевелилась и открыла глаза.
— Со мной всё в порядке, глупый. Я просто упала. Это был тяжёлый день.
— Я отведу тебя домой, — ответил Доминик. Прежде чем затянуть её в Межпространство, он одарил меня вопрошающим взглядом.
— Что она сказала? — потребовала ответа Орла.
Я колебалась. Если бы я была наедине с Люком, я бы всё ему рассказала, но поведать об этом Кварторам показалось мне не лучшей идеей. Что, если слова Маргарет были последней подсказкой, и Паскаль разгадает правду о магии? Что, если один из них был тем, кого я, по словам Маргарет, не смогу спасти? Хотя она и сказала мне, что нужно говорить, но я не была готова рассказать им всё.
— Ничего, — ответила я. — Мы говорили о нападении и о Серафимах, и она сильно разволновалась. Это всё.
Они явно мне не поверили, но я одарила их моей самой невыразительной и неискренней улыбкой, больше не сказав ни слова. В конце концов, они отошли, чтобы продолжить надзирать за восстановительными работами, но с очевидным подозрением оглядывались на нас назад.
Люк, повесив плечи, сел на край сцены.
— Она оправится, — сказала я и села рядом. — Это было пророчество.
— Я так и подумал. Этот талант очень странный. Такой непредсказуемый.
— Как ты думаешь, что вызвало это видение?
В последний раз её транс спровоцировал всплеск магии. Однако сегодня таково всплеска не было.
— Может быть ты? Нападение? То, что она коснулась стола? — он недовольно фыркнул, глядя на разрушенный зал собраний. — К чёрту, я не знаю. Это Паскаль учёный, а ты ничего ему не рассказываешь. Со мной ты хочешь поступить также?
Я прижала колени к груди, обхватила их руками и ушла в себя, как черепаха прячется в своём панцире, как будто, если сохраню тайны, то смогу предотвратить катастрофу. Но я знала, что это не так и снова опустила руки, а ноги свесила с края сцены. Краем глаза я увидела разбитый стол, зазубренные края дерева, безжизненные символы. Язык магии был уничтожен.
— Она сказала, что я не смогу спасти всех.
— Кого?
— Я не знаю. Она говорила много разного. Говорила о направлениях, которые для меня закрылись и о высокой цене, которую придётся заплатить за мой выбор. Она сказала, что я могу изменить вещи, но не остановить их. Что я должна слушать и что должна говорить.
Я пожала плечами и раздражённо продолжила хриплым голосом:
— В этом нет смысла. Можно делать либо то, либо другое, но не обе вещи одновременно.
— Кого слушать?
— Полагаю её.
Я положила голову ему на плечо, не уверенная, ищу ли я утешения или утешаю.
Он рассмеялся, неохотно, но всё же рассмеялся, и я расценила это как успех.
— Маман нужно выбирать свою публику более тщательно. Ты ведь никогда не слушаешь, когда тебе что-то говорят. Но должен подчеркнуть, что постепенно ты становишься немного болтливее.
Я легонько ударила его по ноге, и он рассмеялся ещё раз и переплёл свои пальцы с моими, прежде чем снова стать серьёзным.
— Может она хотела предостеречь от того, чтобы ты не тягалась с Антоном.
— Тогда ты прав, — ответила я. — Об этом я даже не хочу слышать.
Доминик появился в прихожей и прошёл к сцене. За ним последовали Орла и Паскаль. Люк и я встали, всё ещё держась за руки.
— Она не помнит ни одного слова, — объявил Доминик, — и утверждает, что это было не пророчество, а всего лишь истощение.
— Необычно, — задумчиво сказал Паскаль. — Ты ей веришь?
— Ты хочешь намекнуть, что моя жена врёт?
Воздух в зале собраний постепенно становился чище, потому что свежий ветерок, который сотворили Орла и её люди, устранил вонь Сумрачных. Теперь же он наполнился недоверием и угрозой и снова стал таким же удушливым, как когда я сюда зашла.