Не встретил сопротивления и Сашко Сизов. Его дозорный жевал кусок лепешки, когда к нему подполз опричник, и нож пробил его сердце. Отбросив тело в сторону, Сашко махнул рукой Кунице, который смотрел в его сторону.
Дозорный на востоке вообще спал, когда к посту подполз опричник Дерга. Он только провел острым клинком по горлу татарина, и тот, не проснувшись, отправился на небеса. Для него была самая легкая смерть. Уснул и не проснулся.
А вот Петра Косова татарин северного поста увидел, когда тот был в нескольких саженях от него. Но он допустил ошибку, вместо того чтобы закричать и поднять десятки, стал выдергивать из ножен саблю. Поняв, что татарин растерялся и может в любой момент крикнуть, Косов метнул в него нож, в этом деле он был мастер. Нож попал в глаз татарина, не оставив тому никаких шансов. Косов подал сигнал Верге, тот Пестову. Старшой отряда трижды прокричал кукушкой.
Услышав то, Бордак сказал Парфенову:
– Все, дозоры уничтожены, и войско татар поредело на пять рыл. Если считать, что татар было два десятка, осталось полтора.
– И сидят в разных местах, – добавил княжич. – Ну что, Михайло? Набьем морду татарам?
– Набить-то набьем, но не след забывать нам, важнее взять мурзу, а тут – десятников или десятника, а также освободить как можно больше полонян. Тех, что в подвале сидят, отобьем, а вот мужиков и баб, что загнаны в уцелевшие постройки и находятся с крымчаками вместе, будет труднее.
– Как Бог даст, Михайло.
– Это так. Давай команду, первый воевода.
Вновь, как и ранее, над местностью пронесся крик кукушки, и к урочищу рванули отряды дружины. Старший отряда в пять ратников Семен Зорин вышел к большому дому, оттого первым и вступил в бой. Несмотря на то что дозоры были сняты, нашелся татарин, что поднял тревогу. Только запоздалую, ратники Зорина уже ворвались в постройку. Двое татар бросились навстречу, выхватив сабли. Быстро сообразили, что делать, быстро поднялись, хоть и в исподнем, готовые к бою. Но против них были не простые ратники, против них вышли опричники, имевшие особую военную подготовку, посему они быстро порубили этих незадачливых воинов. Еще двое схватили баб и держали их перед собой, приставив к горлу нож. Шедший в отряде последним молодой опричник сообразил, что товарищи не смогут ничего сделать против татар, прикрывшихся бабами, выскользнул на улицу, обежал дом и оказался под оконцем. Хорошо, что был ростом мал. Влез в оконце, оказавшись за спинами татар, державших баб, и немедля нанес обоим рубящие удары. Крымчаки выпустили полонянок, свалились, а ратник добил их.
– Молодец, Бажен, догадался, чего делать, – похвалил его Зорин.
– А что? Впервой, что ли?
– А когда было так же?
– Да уж и не помню, – смутился опричник.
Освобожденные мужчины и одна баба бросились в ноги ратникам, благодаря их, а другая, видно, совсем не имевшая сил, легла на пол, шепча молитву.
– Мужикам и бабам оставаться здесь, тела басурман выкинуть на улицу, отряд к разрушенной церкви, за мной, вперед! – приказал Зорин.
Ратники выскочили из дома. Увидели, как у большого проваленного погреба встали ратники Семена Адаева, тако же пять человек, закрывая собой полонян внизу.
В правый дом от церкви ворвалась пятерка Зосимы Гарбуши. Там татары встретили их во всеоружии, изрубив мужика, который пытался помешать им, помочь ратникам. Завязался бой внутри. И тут сильнее оказались опричники. Они тараном прорвались в большую комнату, вернее в то, что от нее осталось, и, встав спиной к спине, начали рубиться с татарами, вытянув всех четверых на себя. Сеча была короткой, опричники порубили татар. И здесь полоняне бросились к ним с благодарностью, лишь баба рыдала над мужиком, которым оказался тот, что решил помочь освободителям.
Главный удар нанесли Бордак и Парфенов с ратниками Пестова, собравшимися перед атакой у северного поста. Татары, численностью в шесть рыл, успели выскочить из хаты и встали на краю подвала, когда воеводы и опричники напали на них. Михайло с ходу отметил крымчака в доспехах, отличного от остальных, и кинулся прямо на него, и они схлестнулись в сабельном бою. Опричники дрались с остальными. Подбежали люди Гарбуши, Зорина и даже резервного отряда Владимира Гранова. Тут же объявились Агранов и Косов. Татары бросили сабли, поняв, что проиграли. Но опричников уже было не остановить. Ведая о жестокости крымчаков, они побили их всех.
Бордак бился с татарином на краю подвала. Татарину удалось довольно долго сдерживать боярина. Но тут Парфенов отвлек его криком сбоку. И когда крымчак скосил глаза, держа саблю перед собой, Бордак ударил по ней. Сабля вылетела из рук и упала в подвал. Татарин нагнулся, дабы выхватить из сапог нож, но уже Парфенов ударил его рукоятью сабли, и крымчак рухнул на землю. Бордак склонился над ним – тот был без сознания. Тогда он пнул его ногой, и татарин со стоном открыл глаза.
– Оклемался, пес?
– Кто вы?
– Мы люди государевы, русские, а вот кто ты, незваный гость?
– Я тот, кто резать стариков и младенцев пришел, в полон брать баб, девиц, детей ваших, мужиков, дабы продать, как скот.
– Ну, боле ты никого не порежешь и в полон не возьмешь. Ныне ты сам в полоне и в моей власти. Назовись.
– Десятник сотни мурзы Икрама Нугман Менга.
– Ты один начальствовал над двумя десятками?
– А чего мне с тобой говорить, свинья? Все одно подохнешь скоро.
– Странно это слышать, видно, удары по голове не прошли даром, помутнело в башке твоей. Подыхать не мне, а тебе. А вот как подыхать, зависит от тебя. Могу прибить одним ударом, а могу отдать бывшим полонянам, уж они отыграются на тебе за всю боль, за все унижения. Даже стая собак не порвет так, как они порвут на куски.
– Мне не о чем с тобой говорить. – Татарин плюнул, стараясь попасть на сапог Бордака.
– А так? – Михайло поднял саблю и резким ударом отрубил десятнику ухо. Тот вскрикнул, но, стиснув зубы, стерпел.
– Не помогло, – вздохнул Бордак. – Ладно, а вот так? – И вторым ударом отсек десятнику кисть.
Вот тут уж татарин заорал диким голосом.
– Нет, не то отрубил, – покачал головой Михайло. – Треба лишить тебя достоинства мужского, в евнуха превратить и отпустить потом. Глядишь, какой-нибудь бек и возьмет в свой гарем.
– Не делай этого! – крикнул татарин. – Я скажу, что ведаю, только побожись перед тем, что казнишь как воина, с оружием.
Бордак взглянул на Парфенова, который вернулся, обойдя урочище, и сказал, что татары, кроме двух – этого, что лежит тут, и еще одного, также не из непростых, что взяли у церкви, побиты, полоняне освобождены. Погиб один мужик, остальные целы.
– Княжич, у тебя есть человек, который может помочь татарину?
– Пошто ему помогать, Михайло?
– Обещал говорить, что ведает.
– Соврет.
– У нас же другой есть.
– Ладно, – кивнул княжич и вызвал опричника, годов так тридцати. – Матвей! Помоги басурманину.
– То треба, княжич?
– Раз говорю, то треба.
– Слушаюсь!
– Давай!
– Пока Матвей будет помогать десятнику, может, со вторым выжившим татарином поговорим? – обратился Парфенов к Бордаку.
– То дело, где он?
Княжич приказал доставить пленника.
Подвели татарина в одеже, отличной от рядового ратника и от десятника. И не простая одежа, и не вельможная.
У татарина из рассеченной брови текла кровь, но он не обращал на то внимания, зверьком озираясь вокруг.
– Кто ты, пес? – спросил Бордак.
Увидев изуродованного десятника, крымчак ответил:
– Помощник десятника, Мазат Кабир. Был ранее десятником, но Икрам наказал за то, что девицу молодую прибил, за нее хорошо заплатили бы в Кафе.
– Пошто об этом молвишь, басурман? Хочешь разозлить?
– Не-е, ты спросил – я ответил.
– Значит, девицу нашу убил?
– Случайно. На сеновал в деревне затащил, хотел ее, а она ни в какую, ударил, получилось сильно. Не хотел убивать, хотел только телом ее владеть.
– Паскуда! – воскликнул опричник Гарбуша и взглянул на княжича: – Отдай мне его, воевода, я спрошу с него за девицу несчастную и ни в чем не повинную.
– Погоди покуда и помолчи. Не будет нужен – отдам.
– Слово?
– Пойди лучше, Зосима, передай воинам нашим встать по окраинам урочища, отряду резерва быть с бывшими невольниками.
Отправив ратника, Парфенов подтолкнул Кабира к Бордаку:
– Ответствуй перед ним, пес.
– Мы желаем знать, где сейчас мурза Икрам и что он замышляет, – произнес Михайло.
– Мурза рядом, совсем близко, но его не найти, – рассмеялся татарин. – Никто не ведает, где он с тремя десятками отборных воинов, но недалече отсюда. А что замышляет, ведает только он.
– Ты хочешь лечь рядом с десятником?
– Мне все равно, я сказал, что знаю.
Парфенов ударил татарина, и тот упал на землю.
Ратник, оказывающий помощь Менге, поднялся и сказал:
– Кровь из раны остановил, но допрашивай его, боярин, быстрее, сдохнуть может.
– Ты желаешь умереть, как воин, – наклонился над пленным Михайло, – и ты умрешь как воин, коли поведаешь, где мурза Икрам.
– Того не ведает никто, кроме него, Мазат сказал правду.
– Что он замышляет?
– Также неведомо. Но как-то слышал возле шатра, когда он был еще здесь, что повеление хана и Галебея выполнит и приведет к Перекопу сотни рабов.
– Пошто он послал полусотню к Марево?
– Дабы заставить все дружины местного воеводы подойти к Чугуеву.
– И для того послал на смерть своих ратников?
– Он мурза, он вправе делать так.
– Значит, ему надо, чтобы основные наши силы были у Чугуева?
– Как понял, да.
– А пошто оставил здесь полонян и два десятка?
– Дабы охраняли рабов и были в готовности выйти туда, куда укажет его гонец.
– Значит, сюда должен прибыть гонец?
– Да, но коли он уже подходил к урочищу и зрил, что русская дружина взяла Сангу, то ушел в обрат.
– Куда?
– Ты уже спрашивал. Точно не ведаю, но куда-то недалеко. Это все. Сдержал слово.