– Где он? – спросил мурза.
– Здесь, рядом с шатром.
– Пусть войдет.
Голова нукера исчезла, появился воин. Войдя, он низко поклонился.
– Говори, воин, – поставив пиалу, повелел Икрам.
– Господин, русская дружина встала в селе.
– Это точно?
– Да, господин, на рассвете из Радного русский воевода послал всадника, не иначе как в Чугуев. Пошел в ту сторону. И еще, господин, у неверных в полоне помощник десятника Менги, Мазат Кабир.
– Вот как? Мы его труп искали, а Кабир, оказывается, струсил и сдался русам. Ну, тем хуже для него. Что еще?
– Назим долго не сможет смотреть за деревней, ему нужен напарник, да и человек, который сообщал бы, что станут делать неверные.
– Я тебя услышал. Что еще?
– Это все.
– Как ведут себя русские ратники?
– С утра ходили по деревне без оружия, коней в отдельный табун сбили, на луг выгнали. Сами обустроились в сельской конюшне.
– Конюшне? – удивился мурза.
– Да, господин, но это только по названию, коней там не держали, оттого чистая она.
– Хоп, ступай!
Кланяясь, Рамис удалился.
– Плохо, – проговорил Азанча, когда они с мурзой остались одни.
– А ты думал, что русский воевода, вышедший на Сангу, освободив полонян и переправив их на село, уведет дружину?
– Честно говоря, господин, именно так я и думал.
– Нет, русы будут стоять на селе, ожидая вестей, куда я с десятками подевался.
– А если узнают?
– От кого? Чугуевский воевода после нападения на Марево, если и послал на наши поиски дружину, то недалеко от крепости и числом малым. Он ждет удара на Чугуев.
– Ну, тогда надо нам убирать русов из Радного.
– Верно. Налей чаю.
Десятник наполнил пиалу мурзы, самому не хватило, и он крикнул:
– Алим!
Голова охранника тут же просунулась через приоткрытый полог:
– Да, господин?
– Скажи там, чтобы еще чаю принесли.
– Слушаюсь!
Нукер уже собирался исполнить наказ десятника, но мурза остановил его:
– Погоди, воин! Пусть Дуб придет. Кликни его.
Сидор Дуб год назад попал в полон, но не был захвачен, сам перешел на сторону крымчаков. Те поначалу не поняли его умысла и, связав его, едва не продали торговцам. Но потом разобрались и передали мурзе. Тот оставил изменника при себе, потому как ценным оказался перебежчик, многих знал в Чугуеве. Оттого Галибей к крепости послал именно сотню Икрама.
– Слушаюсь! – повторил нукер и скрылся.
В шатер вошел Дуб, поклонился:
– Звал, мурза?
– Звал. Заходи.
– Слушаю, господин.
– Поедешь в Чугуев.
– Угу!
– Боярину Молчанову скажешь, что очень мешает дружина в Радном. Ее надо убрать. И убрать в ближайшее время. Как боярин то сделает, не ведаю, но дружины на селе быть не должно.
– Разумею, господин.
– А чтобы дело спорилось, это отдашь боярину. – Мурза достал из-под подушки мошну, бросил изменнику, который на лету поймал сумку малую. – Там серебра на сто рублей.
– Немалая плата за пустяковое для ближнего к воеводе боярина дело, – сглотнул слюну Дуб.
– Только бы сделал.
– Уразумел.
– И гляди, ни на копейки серебра не воровать.
– Я и не думал.
– По роже твоей вижу, что не только думал, но уже и надумал. Ты свое получишь.
– Щас бы хотелось, а то пока буду метаться туда-сюда, ты о деньге и забудешь. Напомнить же не смогу.
– Ладно, лови, – усмехнулся мурза и бросил ему рубль.
Дуб поймал. Физиономия его расплылась в довольной ухмылке:
– То добре, господин. Теперь можно и в Чугуев со спокойной душой.
– А в тебе душа-то осталась?
– Пошто упрекаешь, мурза? Разве не тебе верой и правдой служу?
– Мне, допречь предав своих единоверцев.
– Они мне не свои. Давно хотел в Крым податься, вельми на Руси донимать бояре стали.
Мурза вонзил в изменника острый взгляд черных, безжалостных глаз:
– А коли знал, что царь Грозный начнет бояр усмирять, не бежал бы?
– Ныне усмиряет, завтра волю полную даст. Вельможам веры нет.
– Мне тоже?
– Ты другой.
– Ладно попусту языком молоть. Езжай в Чугуев, да осторожно, а завтра мне должны доложить, что дружина, вставшая в Радном, снялась и пошла в крепость. Уразумел?
– Да, господин! Флор Юрьевич Молчанов за сто рублев не только дружину отсюда уберет, но и из Чугуева.
– Ты же ненавидишь бояр, Дуб, отчего с Молчановым сошелся? Ведь вы, как на Руси говорят, одного поля ягода?
– Флор Юрьевич ведает, где выгода. А в добыче ее, выгоды этой, холопов не притесняет.
– Тут ты прав, Дуб, – рассмеялся мурза, – Молчанов холопов не притесняет, он тайком продает их. Но все, ступай. И глядите оба, сорвете план мой, оба и поплатитесь. Мыслю, дюже князь Верейский озлобится, когда проведает, что боярин ближний и холоп беглый, выдававший себя за слугу боярина, окажутся купленными мной людишками. Долго разбираться не станет, кликнет палача, и полетят головушки ваши из-под евойного топора.
– Пошто угрожаешь так, мурза?
– Предупреждаю, дабы и мысли не возникло в башках ваших обмануть меня. Пошел!
Когда Дуб вышел, нукер принес вновь заваренный чайник, забрал пустой.
– Десятника Тогура ко мне! – велел ему Мурза.
– Слушаюсь, господин!
Вскоре явился второй десятник Икрама, Давлет Тогур, под началом которого состояли два десятка ратников.
– Слушаю, господин.
Икрам, сделав глоток, поставил пиалу на скатерть и посмотрел на вошедшего:
– Русы, что побили воинов Менги и взяли в полон Кабира…
– Как? Кабир в полону у неверных?! – невольно прервал его Тогур.
– Прерывать не надо, Давлет, – недовольно поморщился мурза.
– Прости, господин, но этого я не ожидал.
– Никто не ожидал, но Кабир у неверных, и это установлено.
– Почему он позволил взять себя?
– А вот это мы у него спросим, когда доберемся. Но я звал тебя не за тем. У нас у села наблюдатель Назим. Ему нужен напарник, иначе он не сможет смотреть за Радным, а то важно для нас. Тебе надо послать к нему воина.
– Понял. Пошлю. Когда то сделать надобно?
– Как выйдешь из шатра, так и пошлешь.
– Русская дружина в селе сорвет твой план, господин.
– Она уйдет, – усмехнулся Икрам. – Не напрасно же я кормлю чугуевского боярина, что вхож к воеводе крепости. Дуб сегодня будет там. Молчанов сделает что надо, и дружина уйдет. Тогда мы нападем на село. И ясырь наш теперь будет тот же, что и должны были взять. Людей из разоренной деревни Песчаной русский воевода в Чугуев не поведет, а оборону местного ополчения мы сомнем быстро. Так же быстро собьем обоз для детей и красавиц, свяжем невольников и пойдем к Перекопу. Пойдем дорогой, которую неверные не знают. С помощью Всевышнего благополучно дойдем до Крыма, но… это позже, сейчас надо выслать помощника Назиму.
– Я посылаю воина, – кивнул Тогур.
– Да, Давлет, и здесь, в Санге, выстави посты охранения со всех сторон. Воевода дружины неверных опытный воин, как бы не преподнес сюрприз в конце похода.
– Все сделаю как надо, мурза!
– Ступай! И ты ступай, Батыр, – взглянул Икрам на Азанчу. – Вели привести ко мне молодуху Варьку и передай охране, чтобы не беспокоили.
– Слушаюсь, господин!
Десятники ушли, Азанча вернулся с девочкой-подростком, которую мурза захватил в одной из разоренных по пути к Чугуеву деревень. Ей едва исполнилось десять лет, но то и влекло старого насильника. На беду русской девушке.
Дуб обходными путями достиг Чугуева и въехал в крепость, когда солнце ушло за горизонт. Здесь его знали как холопа боярина Молчанова, а тот считался ближайшим человеком к воеводе. Бывали времена, когда во главе городской рати оставался боярин, покуда воевода отъезжал в Новгород-Северский или на Москву, посему гонца пропустили без вопросов. Он тут же направился к подворью боярина, что, на удивление многих, стояло не среди подворий небольшой знати городской, а рядом с крепостной стеной. У ворот его встретил холоп, днем смотревший за двором и оградой. В его же ведении были и калитка, и сами ворота.
– Здорово, Сидор! Давненько что-то не был на подворье.
– И тебе здравствовать, Илюха! Хозяин по делу посылал, задержался немного. Боярин-то на месте?
– Не-е, отъехал к воеводе, но обещался засветло до вечерней молитвы возвернуться.
– А, Сидор? Объявился? – подошел к ним ключник боярина. – Я уж думал, сгинул где-нибудь в степи дикой.
– Сидор Дуб еще многих переживет, – отмахнулся гонец. – А уж тебя, Глеб Андреевич, точно.
– Не каркай, ворона!
– Не обижайся, шуткую ведь. На подворье-то пустите или так и будете у ворот держать?
Холоп Илюха бросился открывать ворота. Дуб въехал во двор, к нему тут же метнулся служка Данил, отрок двенадцати годов:
– Дозволь, дядь Сидор, коня. Я оботру его, попоной накрою, напою, накормлю, в стойло поставлю.
Дуб соскочил с коня, передал поводья служке:
– Держи, Данька, да на конюшне глянь, целы ли подковы, а то мой Ветер что-то у крепости вроде как прихрамывать начал.
– Гляну, дядь Сидор, а коли надоть менять подкову?
– Придешь, молвишь, дам деньгу, отведешь к кузнецу.
– Уразумел, – кивнул служка и повел коня к конюшне.
Тут и боярин появился. Въехал через открытые ворота и, не заметив Дуба, крикнул холопу:
– Пошто ворота нараспашку?
– Так, боярин, перед тобой Дуб приехал.
И только тогда хозяин подворья увидел гонца и сразу скривился. В душе он уже не думал видеть его, Дуб должен был уйти с мурзой Икрамом в Крым. А тут, на тебе, объявился, как муха надоедливая. То значит, мурзе что-то еще надо.
Боярин кивнул холопу и спросил у ключника:
– Наказ сполнил?
– Сполнил, Флор Юрьевич.
– В точности, как говорил?
– Как иначе? Как говорил, так и сделал.
– Ну что ж, пойдем в горницу, поведаешь, что и как сделал.
– Мне бы переодеться, боярин, – вмешался в разговор Дуб.
Молчанов оглядел человека мурзы. Вид у него действительно был грязный, мятый.