– Боярин! Порубили татар. Всех! Проверили, – донеслось до шатра.
– Слыхал? – кивнул крымчаку Бордак.
– Слыхал. Далее что делать будешь? Коли решил убить, убивай, не тяни время!
– Не торопись. Кто ты?
– А какая теперь разница?
– Отвечать, пес! – врезал рукоятью сабли татарину в ухо Парфенов.
– Я – сотник рати мурзы Бакира из Бахчисарая, это, – указал тот на тело, – десятник Раиль, а вы кто?
– То тебе знать не треба. Где еще один десяток, или вас тут у Мурома более?
– Нет, только три десятка. Третий, Вахида, вчера пошел в обрат.
– Пошто так?
– С Вахидом был помощник мурзы, Азхар, он встречался с русским вельможей.
Бордак и Парфенов переглянулись:
– С каким еще русским вельможей?
– То не ведаю. Знаю лишь, что знатный и не из этих мест, он приплывал сюда на струге. Азхар, видно, узнал, что надо передать мурзе, и пошел к Перекопу.
– А ты чего задержался?
– Бабы тут слишком пригожие и статные, белье на пруд приходят стирать. Хотел в полон взять. Особенно одна там красива.
– Баб просто так взять не получилось бы. Пришлось бы и детишек рубить или брать. Или намеревался все село разорить и спалить?
– То как пошло бы. Теперь об этом чего говорить?
– Да, – проговорил Парфенов, – не видать тебе, сотник, баб русских и молодухи красной да пригожей.
– Я их много имел, печалиться не о чем.
Парфенов схватился за саблю, но Бордак остановил его:
– Погоди, княжич! – и повернулся к сотнику: – Какой дорогой пошел десяток помощника мурзы?
– Прямой, – неожиданно рассмеялся крымчак.
– Прямой, молвишь? – посуровел Бордак. – Тебе тоже предстоит дорога прямая… на небеса.
Он кивнул Парфенову, и тот рубанул сотника. Тот завалился рядом с десятником.
Воеводы вышли из шатра.
Вся дружина собралась на елани, покидали тела татар холмом в стороне. Собрали, хоть могли и не делать этого.
– А почто начальников крымчан живыми брать не стали? – подходя к воеводам, спросил Барбашин:
– Это мелкая рыба, толку никакого.
– Порубили?
– А что, отпускать надо было?
– Не-е, рубить их треба, проклятых!
– Вот и порубили.
– Сейчас на село?
– Задержимся на день отдыха или сразу же тронемся в обратный путь? – взглянул на княжича Михайло.
– Да можно и отдохнуть, заодно и посмотреть село, мало ли чего болтал сотник.
– Добро, останемся до завтрашнего утра.
На селе опричников встречали уже без боязни, с радостью. Крестьяне бросились выставлять столы на главную улицу, ставили на них разные разносолы. Староста вещал о том, как доблестная московская дружина порубила полусотню татар. Когда Коростыль назвал полусотню, Бордак и Парфенов с удивлением взглянули на него – откуда взял Коростыль эту полусотню, когда дружина побила всего два десятка. Но спорить не стали, полусотня так полусотня.
Выкатили бочки с вином. Все выпили, а после веселья каждая семья почла за честь позвать к себе ратников ночевать. Разошлись по избам. Однако охранение выставили, в том слабость проявлять нельзя.
С утра пораньше, помолившись и потрапезничав, дружина собралась у местной церквушки. Опять вышел весь народ, на этот раз провожать опричников.
Бордак, покуда шло построение и прощание, отвел в сторону старосту села:
– Я вчера, Семен Васильевич, прознал у сотника крымчаковского, что тут было три десятка ворога, с ними помощник мурзы Крымского ханства. Он якобы недалеко от села встречался с каким-то из наших знатных вельмож, что прибыл к селу на струге. Ты видал этот струг?
– Видал, – ответил Коростыль, – он не у села вставал, а выше по течению, откуда и пришел. Стоял недолго. Подходили к нему всадники, на татар похожие, а по сходням на берег выходил и вправду знатного, видать, рода мужик. Боярин, не меньше. Поговорил с приехавшими, поднялся опять на струг, тут же гребцы за дело взялись, пошли вдоль берега наверх по реке. А те, что подъезжали по суше, вскочили на коней и ушли дорогой.
– Вельможу того не рассмотрел?
– Не-е. Далеко было.
– А может, кто из отроков тем временем возле того места промышлял рыбалкой?
– Не было там наших.
– Плохо.
– А чего плохо-то?
– То, что предатель этот вельможа. Нам бы знать, о чем он с крымчаками гутарил. Но… теперь не узнаешь.
– Да и бог с ним. Коли предал родину свою, все одно рано или поздно попадется.
– Это так, но мне от этого не легче.
– Михайло Лексеич, дружина готова к переходу, – подъехал к ним Парфенов.
– Ну, давай, Семен Васильевич, живите тут спокойно, – пожал руку старосте Михайло.
– Вам счастливого пути и… не знаю, можно ли?
– Чего?
– Кланяйся от нас батюшке государю. Конечно, мы люди маленькие, чернь, но за него крепко стоим.
– Поклонюсь, будет возможность.
Михайло вскочил на коня и отдал команду:
– Дружина, по десяткам, в обратный путь, вперед!
Всадники вскочили на коней и понеслись вперед – это был головной дозор, позади встали еще трое, тыловое охранение. Дружина вышла из села в сопровождении кучи мальчишек и отроков, что с гаками и криками провожали ратников с версту.
На обратный путь ушла неделя. И уже в первые дни ноября вошли в Москву. На этот раз шли не по десяткам, всей ратью. На Москве никто не встречал опричников, люди отходили на край дороги, пропуская дружину, и продолжали заниматься своими делами. Ночной дождь перешел в мокрый снег. Дошли до опричного двора. Там государя не было, уехал в Александровскую слободу с ближними вельможами, поэтому доложились Малюте Скуратову, и Бордак с Парфеновым отправились к себе на подворья.
Несмотря на ненастье, Герасим первым заметил хозяина. Бросился открывать ворота.
– Ну здравствуй, Герасим, как вы тут без меня? – соскочил с коня Михайло.
– Худо. Нет, на подворье порядок, худо, что тебя не было. Алена дюже печалилась, хотя хозяйством занималась.
Из дома выбежала боярыня и повисла на шее Бордака:
– Вернулся, милый!
– Обещал же, Алена.
Они долго обнимались, а потом поднялись в горницу.
Марфа топила баню, Герасим собирал нехитрую закуску, вытащив ендову с вином.
– Хорошо дома, ох и хорошо! – сбросив сапоги, проговорил Бордак и вдруг заметил, что Алена смущается. – Что с тобой, Аленушка, не захворала ли?
– Нет, Михайло, ребеночек у нас будет.
Бордак вскочил, схватил жену и, подняв, начал кружить под непрерывный радостный смех Петруши, что также пришел в горницу.
– Ты не знаешь, Аленушка, как я счастлив! И когда рожать?
– Где-то к средине лета ближе, Михайло.
– А кто будет?
– Ну откуда мне знать? – улыбнулась Алена. – Ты кого хотел бы?
– Мужик у нас уже есть, хотел бы девочку-красавицу, чтобы на тебя похожей была.
– Помолимся, Михайло, Бог услышит нашу просьбу и смилостивится.
Они встали под образа.
За окном же ветер, налетевший с севера, кружил настоящую метель. Вот будет радость после нее для малышни, баб снежных лепить, крепости потешные возводить и играть в снежки. Им что? Они под заботой и защитой родителей!
Глава восьмая
Александровская слобода, декабрь 1570 года
Помолившись в Покровском храме, примыкавшем к дворцу, царь Иван Васильевич с верным помощником Малютой Скуратовым прошел в царские палаты. На улице морозно, стража, кутаясь в тулупы, грелась поочередно у костров.
Вечер выдался ветреным, но без снега. Во дворце же жарко от натопленных печей.
Царь сбросил шубу, которую поймал слуга, прошел в палату, где обычно принимал самых близких вельмож и где проводил встречи, о которых знать было должно весьма малому числу людей. Присел на деревянный трон, расстегнул ворот рубахи, отставив посох в сторону. Рядом на скамью сел Григорий Бельский, преданно смотревший в очи царя.
– Я не слышал, Малюта, как с заданием справились Бордак и Парфенов.
– Ныне и хотел доложиться, потому как только на Москве сам узнал об их успехах.
– Что узнал?
– Были татары на Оке у Мурома. Числом небольшим, но были. Смотрели засеки.
– Ты гляди, куда прошли, к Мурому! А Девлет желает по весне идти к Козельску?
– По докладам так.
– Чего ж тогда крымчаки делали у Мурома?
– Разведка. Но главное, что удалось прознать боярину и княжичу, что помощник мурзы встречался на Оке с нашим, русским вельможей, прибывшем к селу Варное, у которого действовала дружина Михайло Бордака, на струге. Прознать, кто был этим вельможей и о чем говорил с татарином, не удалось.
Иван Васильевич посмотрел на Скуратова:
– А не для этой ли встречи выходили крымчаки к Оке?
– Уж слишком далече, государь.
– Коли важные вести, то и далече пойдешь.
– Ну, коли так, тогда, может, и из-за того.
– Ты мне отчет о рейде дружины составь!
– Уже готов.
– А лучше вызови-ка сюда Бордака с Парфеновым. Сам их послушаю.
– Нынче же пошлю гонца за ними.
– Куда нынче-то, Малюта? Почитай, ночь уже на дворе.
– Я хотел молвить поутру, на рассвете.
– Поутру посылай и зови сюда думного дьяка Щелкалова да боярина Михайло Воротынского.
– Уразумел, государь. Они оба сейчас на Москве, гонец к Бордаку передаст твой наказ и им.
– Значит, послезавтра можно ждать?
– Это коли не заснежит, а так и на третий день.
– Добре, как прибудут, так и приму.
Скуратов видел, что царь не в настроении.
– Уж не старая ли хворь беспокоит тебя, государь? – спросил он.
– Пошто спрашиваешь?
– Так вижу, не в духе ты.
– Твоя правда, Малюта, не в духе, но не от хвори, а от мыслей тягостных.
– Все думаешь о предстоящем нашествии?
– И о том, и о другом.
– Извиняй, конечно, но о чем другом?
– О том, что слишком много у нас вельмож, готовых ради корысти своей отчизну предать. Тот, кто встречался с татарами на Оке, о чем с мурзой гутарил?
– Не могу знать, государь.
– Ну уж не о том, как избежать урона, коли крымчаки дале земель козельских пойдут. Он гутарил с ним о том, какую выгоду получит от предательства. А то, что был на Оке изменник, сомнений нет. Вот и мыслю, как то положение исправить.