– О том старшой не говорил.
– А там, на дальнем урочище, встать вся дружина сможет?
Подумав, Хохол ответил:
– Встать-то сможет, есть где укрыться, тока не разумею, на что тебе это надо? Ты уж извиняй меня, но коли смотреть за крымчаками, то на ходу по Муравскому шляху. Там, глядишь, и отобьется отряд какой с мурзой или баем-десятником, взять «языка» можно. А толку выходить к Айкулу? Дабы потом за обозом крымским тащиться? Так то не треба, об обозе можно и без разведки почти все прознать, пропустив его мимо поста. Да и что нужно царю? Разве то, какой обоз у Девлет-Гирея?
– Казак прав, идти рядом с ордой не можно, – кивнул Парфенов. – Да и не удастся все время оставаться невидимыми для татар. А засекут, либо отгонят далеко, либо окружат и побьют силой большою. Посему предлагаю отойти к Чугуеву, не заходя в крепость, уйти дале на север и встать… – Он показал на карту: – Вот деревня Рубиха на левом берегу Северского Донца, что в ста пятидесяти верстах от Чугуева. Понятное дело, люди бросят ее под угрозой крымчаков, пожгут избы, разорят дворы и уйдут либо к Курску, либо к Калуге, а может, к Рыльску и Путивлю, а может, и к Туле и далее к Москве. Но останутся подвалы, погреба, возможно, клети, да и на пожарище можно укрыться, тем более на карте там указаны леса.
– В чем выгода того места? – спросил Бордак.
– Недалече от деревни сходятся Муравский и Изюмский шляхи, мы увидим, по какому пойдет Девлет-Гирей, – объяснил княжич.
– По обоим, так удобнее.
– И то увидим. Еще выгода в том, что тако же недалеко от деревни от Муравского шляха отходят два других, Пахнутцев шлях на Орел, и Бакаев шлях на Путивль, недалеко от Рыльска. Коли Девлет-Гирей действительно решил разорять только земли на границе Козельска, то он пустит свои орды по всем шляхам. Тем самым ослабит общую рать. Для нашествия на земли Путивля, Рыльска, Курска, Орла, а тако же сел и деревень в округе ему от основной орды треба отделить войско не менее тридцати тысяч басурман, то есть половину. Со второй половиной он может разорять земли у Болхова, Мценска, Данкова. Коли мы увидим, как расходится орда по разным шляхам и в каком количестве, то сообщим на Москву о происходящем. Тогда наши воеводы успеют вывести полки на засечную линию по Оке и встретить достойно ворога, если он сунется к Туле, а тако же смогут нанести удар по разделенным татарам, которые осадят города, либо будут разбойничать на землях. В любом случае, что бы ни замыслил Девлет-Гирей, мимо той деревни он не пройдет, ну если только небольшая орда по Кальмиусской сакме, что увидят казаки. – Василь взглянул на атамана: – И наш доблестный Егор Иванович пошлет в Тулу гонцов предупредить воеводу крепости. А тот перешлет сообщение на Москву. Ведь сделаешь, атаман?
– Мог и не спрашивать, конечно, сделаю, если сами не станем на пути орды и не примем последний бой. Но даже и тогда хоть одного человека к Туле вышлю.
– Ты позаботься о семьях, атаман.
– Думай, как свое задание сполнять, а уж я тут разберусь.
– Ну и добре! Ты, Хохол, вельми устал?
– Да надо бы отдохнуть хотя бы до вечера.
– Отдыхай, а потом на урочище, с наказом старшим ертаулов возвращаться в станицу. И чтобы к утру были тут.
– Ранее будем, я имею в виду твоих людей в Айкуле, из Васильков подойдут в полночь.
– Ну и договорились.
– А сейчас, воеводы, – поднялся атаман, – молитва и трапеза.
Вечером Хохол ушел, ближе к полуночи подошел отряд Пестова.
Опричников встретил не спавший Бордак:
– Приветствую, Иван!
– И тебя приветствую, пошто не спится?
– Тебя ждал.
– А чего ждать было? У меня нового ничего нет. Было бы, с Хохлом, когда тот шел из Васильков, передал.
– Пуста дорога?
– Обычная, торговцы ездят, всадники одиночные, пешие есть. Но войска боле не видели.
– Да и так прошло около двадцати тысяч. Да еще у Девлет-Гирея где-то сорок. Считай, получается орда в шестьдесят тысяч ратников. А на Москве, хорошо, если с десяток тысяч осталось. Основная-то рать на западе.
– И пошто Иван Васильевич не отозвал хоть бы треть ее на помощь Москве?
– На Москве рассчитывают, что дале Козельска, по крайней мере в этом году, крымчаки не пойдут. Крепости Козельск, Орел, Курск, Рыльск, Путивль, другие смогут выдержать длительную осаду. Да и у царя наверняка есть скрытые резервы, о которых никому знать не след. В общем, поглядим, что из этого крымского похода выйдет. А теперь отдыхать. Хохол с Лопыревым придут утром, отдохнут, и в полдень пойдем отсюда.
– Далече?
– Всему свое время, Иван, – улыбнулся Бордак. – Спать!
– Да, боярин!
На рассвете пришел отряд Лопырева вместе с проводником, казаком Хохлом.
Бордака разбудили, он вышел во двор, где его уже ждал Лопырев, отправив ратников на отдых.
– Приветствую, Игнат!
– И тебя тако же, боярин!
– Ну, что у Перекопа?
– Орда собралась большая, тысяч шестьдесят-восемьдесят в ней есть, не менее, там и ногайцы, и черкесы. Сам хан в крепости, мурзы его делят ратников на тысячи, сотни. Эх, хлебнем горя с этим Девлет-Гиреем!
– Не впервой. Как мыслишь, сколько времени потребуется крымчакам, чтобы организоваться?
– Дней пять, не менее, хотя, может, и меньше, ведь у каждого отряда уже есть свой мурза, треба тока решить, объединять их или где-то пускать в раздельности. Разъезды выходили на Муравский шлях.
– А на Кальмиусскую сакму?
– То из Айкула не видно, но вроде восточнее они не уходили.
– Так, давай трапезничай, и спать. В полдень тронемся.
– Пойдем к шляху?
– Я скажу, куда пойдем.
После обеденной молитвы и трапезы, попрощавшись с казаками, которые готовили станицу к обороне, Бордак и Парфенов, выслав вперед головной дозор, повели опричную дружину на север. До деревни Рубихи следовало пройти где-то двести тридцать верст, для конного отряда с малым обозом четыре дня пути.
Так и вышло, в начале мая дружина дошла до деревни. По пути Парфенов с десятниками постоянно высылал на шлях дозорных. Те докладывали, что дорога пока пуста. Обошли Чугуев по левому берегу Северского Донца. Увидели, что и крепость так же готовится встретить незваных гостей, пошли по Изюмскому шляху, иногда уходя в рощи, леса, балки, если на дороге показывались всадники или повозки. Ночевали там же, к вечеру четвертого дня зашли в Рубиху. Вернее, в то, что от нее оставили местные жители, а именно – пожарище. Но покидали деревню, видать, второпях, посему остались кое-где остовы домов, землянки, клети, часть городьбы и, что странно, ворота. Огонь их не затронул, и сейчас они стояли памятником бывшему селению. Возможно, когда-то здесь возродится жизнь, но для этого надо побить крымчаков. Удастся ли то, знал один Господь. Разместились по землянкам, коней отвели в низину у деревни, там стреножили и оставили под надзором возчиков обоза. Бордак наказал на всех сторонах выставить дозоры. Парфенов с десятниками определился, кому где стоять. Помолились, потрапезничали и завалились спать.
Прошел день, на Муравском шляхе никого, на Изюмском, к которому был выслан десяток Грудина, тако же. И вообще, кругом весна, молодая зелень, солнце, тепло. Если бы не орда Девлет-Гирея…
На второй день ближе к полудню Бордак обходил стан. Завидел с востока трех всадников, один из которых вез перед собой какой-то продолговатый предмет, переброшенный через коня. И только когда всадники подъехали, воевода понял, что это люди Грудина. Он узнал в старшем Степана Гринько и спросил:
– Кого привезли, воины?
– Да вот одного пса, который в свите другого вместе с охраной шел по Изюмскому шляху.
– Вот как? И кто такой этот пес?
– Он сам тебе ответит. Это что ж делается-то, Михайло Алексеевич, за деньгу родину продать готовы!
– А ну, давай ко мне своего полонянина.
Гринько дал команду, и Богдан Куля сбросил человека на землю. Поднял, развязал ноги, подвел к воеводе:
– Вот он, боярин.
– Кто такой? – взглянул в глаза пленнику Михайло.
– Дворянин из Углича, Ефим Торопко.
– С кем ехал?
– С угличским сыном боярским, Бушуем Сумароковым, двумя московскими вельможами, да мрачным мужиком, которого Сумароков звал Кудияром.
– Это уж не тем Кудияром, что разбойник?
– Не ведаю.
Бордак повернулся к Луке:
– А где остальные? Сумароков со товарищами?
– Те прошли, боярин, в свите было два десятка охраны. Мы атаковали их, но, покуда бились с охраной, свита ушла по Изюмскому шляху, тока вот этого, – Лука кивнул на Торопко, – сумели взять.
– В десятке нашем потери есть?
– Нет. Да и из охранников положили тока троих, остальные отбились и разлетелись по степи.
– Ладно. Добре, что дворянина этого взяли.
– Да какой он дворянин? – воскликнул Лука. – Продажный пес, как и остальные его дружки.
– Жить хочешь? – спросил изменника Бордак.
Торопко поднял глаза на воеводу:
– Конечно, хочу, кто ж не хочет?
– Выкладывай, куда ехали?
– К Девлет-Гирею.
– Во как? К самому хану?
– Да, то решил Сумароков. Дюже он пострадал от царя.
– Молви еще, невинно.
– О том не мне судить.
– С чем ехали?
– Развяжи руки, затекли, – вздохнув, попросил Торопко.
– Ничего, потерпишь, отвечай на вопросы!
– Я-то попал в компанию случайно, каюсь, по пьянке княжеского холопа прибил из-за девки, а за то казнь полагается. Думал сам на Литву податься, а тут Сумароков…
– С чем ехали?
– Поведать хану, что русских сил на Москве нет ничего, тысяч восемь-десять, так же на засеках, от засухи и прошлых годов много народу померло, а основные силы царя в Ливонии. И коли пойти не привычным Муравским шляхом, а уйти по Бакаеву на Свиной, то можно зайти русским дружинам за спину и выйти к Москве.
– Ах вы, псы шелудивые, чего задумали!
– Это Сумароков и Кудияр.
– А ты ни при чем?
– Чего я, мне хоть на Литву, хоть в Крым, подале от гнева Ивана Грозного.
– Значит, желаете, чтобы Девлет на Москву пошел?