– Боярин, супротив нас идут четверо конных, среди них десятник, – взглянул на Бордака ратник.
– Вижу! Отползаем на восточную околицу.
Воевода и наблюдатель быстро успели изучить особенности пожарища и отошли на восток, где их ждал с конями Парфенов. Наблюдатель был при оружии, Михайло быстро облачился в защиту, забрал саблю, сказал:
– Придется нам троим супротив десятника с тремя крымчаками биться.
– Впервой, что ли, Михайло, – беззаботно отмахнулся княжич, – да и опричники быстро порубят тех, что пошли в обход, и выйдут к нам.
– Ну, тогда на коней!
Бордак, Парфенов и Карась вскочили на коней. Сигнал вышел не такой, о каком договорились, но опричники видели, что воеводе приходится уходить с западной стороны, и поняли.
По округе раздался вопль. Нетрудно было понять, что татарский начальник совсем не ожидал увидеть в Рубихе русских ратников и завопил, чтобы все его воины бросили селение и уходили. Но… было поздно.
На четверых крымчаков, через ямы, погреба, изуродованные, обгоревшие строения, городьбы пошли Бордак, Парфенов и Карась. Бежать себе дороже выйдет, так что десятнику татар пришлось принимать бой.
Схлестнулись в сшибке русские воеводы с опричником и трое крымчаков. Десятник благоразумно остался позади. Татары хоть и славились своим умением в ближних боях, но противостоять столь опытным воинам не могли. Один Бордак отбил сразу удары двух татар, которых тут же зарубил Парфенов. Карась, изогнувшись, пробил кольчугу третьего татарина прямым колющим ударом.
Десятник рванул было в бега к своим, что не видели происходящего в деревне, но просвистела стрела, выпущенная с севера, и татарский начальник, битый метко пущенной стрелой, слетел с коня. На удивление, кони татар не ринулись в обрат к шляху. Стояли там, где валялись их хозяева.
Бордак оценил обстановку, приказал:
– Забрать коней басурман, тех, коли ранены, добить, и всем на восточную околицу.
Опричники делали все быстро, без суеты и лишних движений. Через малое время два десятка уже были на околице.
Бордак задержался, спешился, вернулся на пост наблюдения, поглядел на Свиную дорогу. Там стояло несколько крымчаков, остальные же, уже в основном обозы, сворачивали на Бакаев и Пахнутцев шляхи.
– Добро, – проговорил воевода, – татары покуда не поняли ничего.
Он вскочил на коня, поскакал к дружине и сразу отдал команду:
– Вперед!
Десятки понеслись полем к Изюмскому шляху.
Михайло выслал вперед опричника Николая Баргова, должного предупредить о сборе десяток Грудина. И когда дружина подошла к укрытиям опричников третьего десятка, его воины были готовы к переходу. Никакого смущения, нервозности. Поступила команда – след исполнять.
И только Грудин на правах начальника десятка спросил Бордака:
– Пошто снимаемся, Михайло?
– По пути поведаю, – ответил воевода и наказал: – Всем по десяткам в ближний лес, на ходу в головной дозор отправить троих. Это на тебе, Фома.
Рубач кивнул, отправил в дозор уже привычных Ивана Пестова, Федора Вергу и Егора Ступу. Опричная дружина успела собраться в лесу до того, как татары разобрались с произошедшим в деревне. Они видели следы коней русских, однако выслать погоню запретил мурза. Он имел задание идти по Свиной дороге без остановки. Потому трупы десятка, посланного в Рубиху, быстро собрали кучей, забросали камнями, валунами, всяким мусором, водрузив над погребальным холмом палку с белой тряпицей. Хоронить по обычаям времени не было.
Отойдя от Рубихи на десять верст, на елани смешанного, довольно густого места, Бордак объявил дружине привал, обязав десятников выставить охранение со всех сторон. Костры разводить не стали, крымчаки могли быть близко, обошлись сухарями и солониной. Воды достаточно и в бурдюках, и в лесной речушке, что брала начало из родника, который бил из-под обрывчика малой балки.
Привязав коней к деревьям, десятки разместились на елани, перекусили. Завалились в молодую траву, подложив под себя накидки, земля еще тянула холодом.
Бордак собрал десятников. На сборе объяснил причину столь быстрого отхода от деревни, в основном для Якова Грудина, что не ведал о бое в Рубихе, определил порядок дальнейших действий:
– Идем в аккурат между Муравским и Пахнутцевым шляхами, выставив как головной, так и фланговые дозоры. В эти, фланговые, людей поболе. Пройти нам след сто десять верст до малой крепости Бурунск, недалеко от которой должна встать русская рать, закрывающая выход крымчаков на Орел, Болхов, Мценск и дале на Козельск, Тулу, Калугу. Пойдем полем и лесами, используя балки. На переход два дня. Идем днем, отдыхаем ночью. Место стоянки я укажу. Если у кого есть что спросить, давайте.
Вопросов у десятников не было, и они вернулись к своим ратникам.
Первый переход в семьдесят верст прошел без приключений. Дружина шла посредине между шляхами, куда татарские разъезды, если они и были, не выходили. Ночевали в дубовой роще, окружив ее постами охранения. Рано утром продолжили путь. И уже к вечеру, когда солнце пошло к закату, старший передового дозора, Иван Пестов, подал сигнал тревоги. Дружина укрылась в балке. Бордак с Парфеновым, спешившись, прошли до дозорных, что укрылись на склоне буерака за кустами.
– Что такое? – спросил Бордак, пристраиваясь рядом со старшим головного дозора.
– Сторожевой разъезд, боярин, впереди.
Бордак осмотрел местность. Вдоль берега речушки, впадающей в Оку, двигался разъезд числом в шесть всадников.
– Пошто такой малый отряд тут? – удивился он. – Сашко Сизов и Алексей Куница должны уже были предупредить воевод основной рати, а те подвести сюда полки.
– Однако мы видим лишь обычный разъезд сторожей, – проговорил Парфенов. – Где-то рядом второй, третий, и высланы они не иначе, как из крепости Бурунска, куда мы и держим путь.
– Скорей всего, но пошто обычный разъезд?
– То можно только у сторожей узнать.
– Иван! – глянул на Пестова Михайло. – Пошли к Огневу одного из дозорных, пусть подойдет.
– Конно или пеше?
– Конно. И наших с княжичем коней захватит.
– Слушаюсь, воевода.
Но как только объявился десятник Огнев, сторожи, завидев его, развернули коней и пустили по берегу на север.
– Во черт, – ругнулся Бордак и тут же перекрестился, не след поминать силу нечистую человеку православному, – убегли! И как шустро!
– Не иначе, как за татар приняли, – предположил Парфенов.
– Может, и так, но тогда след ждать крупного отряда. До крепости нет ничего, каких-то пять верст.
– Привал откладывается?
– Теперь конечно. Кто знает, как поведут себя воины основной рати. А то не станут разбираться и налетят конницей лихой на лагерь, перебьют всех, а потом разбираться начнут.
– Нам от этих разборов будет уже ни холодно ни жарко.
– Вот и я о том же. Хотел завести дружину в крепость рано утром, но придется ныне. – И Михайло быстро отдал приказ: – Всем выйти из укрытий, продолжить движение в прежнем порядке!
Дружина вышла из балки. Головной дозор отправился вперед. Ни сторожей, ни станиц, ни дружин русских не видать. Прошли с версту, и там только фланговые дозоры сообщили, что к дружине со всех сторон подошли ратники числом до полусотни, с востока, с запада, с юга, двумя десятками спереди.
– Ну, хоть так, – проговорил Бордак и наказал: – Дружине остановиться и встать в круг для обороны.
– Ты чего, Михайло, желаешь бой своим же дать? – удивленно спросил Парфенов.
– Я, Василь, – вздохнул Бордак, – желаю показать нашим, что мы дружина, а не шайка какая-то и в воинском деле что-то умеем. Зарубить себя, как баранов, не дадим. Круг же позволит десяткам подойти ближе, тогда и разглядим друг друга.
Отряд Бордака встал в круг, по приказу воеводы подняв вверх копья, у кого они были, и сабли, показывая тем самым, что сечи дружина не желает.
Это оценил начальник пограничных отрядов.
От передовых десятков отделился всадник и пошел к дружине.
Вперед выехал Бордак, но недалеко, саженей на двадцать.
Ратник подъехал. Остановил коня, взглянул на Бордака, спросил грубо:
– Кто такой? Что за дружина?
– Сам назовись, невежа, – зло бросил Михайло.
– Чего? Я невежа? Да мы вас тут в капусту порубим.
– Ну, это еще поглядим, кто кого порубит, – рассмеялся воевода. – Но если дернетесь, то государь с ваших начальников головы тут же посымает.
Ответ озадачил гонца.
– Свои, что ли?
– Уезжай, мужик, и пусть твой воевода или станичный голова пришлет более сообразительного и вежливого гонца, с тобой гутарить не буду.
– Другого не пришлет.
– Тогда и разговора не будет.
Бордак собрался уже повернуть коня, но гонец остановил его:
– Погодь, воевода, или кто ты на самом деле! Ладно, извиняй, нам же неведомо, кто вы.
– Что не дает тебе право вести себя, как татары на невольничьем рынке. Распущенно и нагло.
– Пошто с басурманами сравниваешь?
– Назовись, пока не передумал говорить с тобой.
– Сторож сторожевого разъезда первой пограничной станицы Петро Дохарь.
– Кто станичный голова?
– Степан Иванович Громов. Теперь назовись, кто ты, и что за дружина вышла к крепости?
– Читать умеешь?
– А то, ученый.
– Ну, тогда подъедь поближе.
– Я подъеду, но гляди, наши близко.
– Вижу.
Гонец подъехал, и Бордак передал ему грамоту. Дохарь развернул свиток. Читал медленно, шевеля губами, видать, ученый, да не шибко. Прочитав, почесал затылок, посмотрел на Бордака и, обернувшись, махнул рукой.
От передовых десятков отделились двое ратников. И это были не рядовые сторожа, судя по доспехам. Когда подъехали, старший, мужик с седой бородой и такими же волосами под шлемом, спросил у гонца:
– Чего позвал, Петро?
– Да вот, Степан Иванович, получается… – начал Дохарь, но осекся и молча передал грамоту седому ратнику.
Тот прочитал, откашлялся и поднял глаза на Михайло:
– Извиняй, боярин, не ведали, что к нам вышла особая дружина самого государя. О том известий не было.