Бордак забрал грамоту, спросил:
– А молви, станичный голова, пошто вы тут малыми разъездами службу несете?
Вопрос удивил Громова, он пожал плечами:
– Как несли прежде, так и ныне несем.
– А где основная русская рать?
– То, боярин, мне неизвестно, то тебе треба у воеводы крепости спросить.
– Так веди к Бурунску.
– Ага, только разъездам задания раздам.
Громов отъехал, собрал возле себя пограничные разъезды. Говорил недолго. Вскоре они разъехались, остались три десятка станицы.
– Прошу за мной следовать, – кивнул Бордаку становой голова, – боярин, до крепости дойдем засветло.
Бордак распорядился, дружина перестроилась в колонну и в сопровождении ратников станицы пошла на север с небольшим отклонением на запад.
Громов пристроился рядом с Бордаком и Парфеновым, с которым его познакомил Михайло.
– А скажи, боярин, пошто ты про основную рать спросил? Ведь должен ведать, что обычно при нашествиях крымчаков она весной по Оке, между Серпуховым и Коломной встает, ожидая басурман с Муравского шляха.
– Какого Муравского? – вспылил Бордак. – Ты что, хлебного вина опился?! Крымчаки идут по Свиной дороге, и об этом государю должно быть известно.
– Ух ты! – Громов был ошарашен.
– Значит, вы никаких указаний из Москвы не получали?
– Не ведаю, то узнаем от воеводы крепости, сына боярского Николая Петровича Куварина.
Четыре версты прошли быстро, подошли к малому городу.
Бурунск представлял собой небольшую крепость, но с виду не слабую. Весь город находился внутри бревенчатой стены, на вершине отсыпанного крутого вала и окруженного с трех сторон широким рвом, с востока во рве необходимости не было, там вплотную к Бурунску подходил непроходимый болотистый лес. Крепостная стена имела три башни с воротами, одновременно служившими мостами через ров – южными Малыми, западными Степными и северными Большими, через которые шла дорога на Москву. В башнях стояли лучники, по два в каждой, остальные четыре рядом на стенах южной и западной сторон. Посреди высился храм, отражавший золотыми куполами последние отблески солнца, уходившего за горизонт. Ворота-мосты, по крайней мере Малый и Степной, были опущены, в город заезжали повозки крестьян, заходил пеший люд, на ночь мосты-ворота поднимались. Ратники станицы остановились у церкви вместе с опричниками, голова их с Бордаком и Парфеновым пошли к дому воеводы. Прибытие опричной дружины вызвало переполох среди населения города. Еще бы, в провинциальную крепость наведалась особая дружина самого царя, весть о том разлетелась по Бурунску мгновенно.
Воевода вышел встречать гостей к воротам городьбы подворья. Дом его был обычным для знати среднего класса, подклеть с сенями, в которой жилые и подсобные помещения, лестница на верхнее крыльцо, сени, из них выходы в горницу, где воевода большей частью принимал сотников, напротив комнаты-опочивальни, свои с женой, сына, дочери, две небольшие гостевые. Рядом находился дом меньших размеров, но такой же по форме. Гостевой дом, где подклеть и надклеть делились на жилые комнаты, позади конюшня, довольно обширная, баня, хозяйственные постройки, сад, уходящий почти к стене восточной, наименее охраняемой части крепости. Да можно сказать, совсем не охраняемой, за той стороной смотрели ратники городской стражи с Малой и Степной башен. Рядом с подворьем воеводы подворья священника, немногочисленной знати, к коей здесь относился в основном люд торговый, остальные – хатенки крестьян, служивых людей. В крепости городская стража насчитывала три сотни ратников, наряд в десять полевых орудий с обслугой, а также три пограничные станицы. Так как крепость входила в систему пограничной службы, то служивый народ получал государственное жалованье.
Днями вокруг Бурунска паслись довольно крупные стада – и отары, и табуны. Было много пахотной земли. В общем, жизнь протекала своим чередом пограничной крепости.
Вышедший во внутренний двор воевода слегка поклонился Бордаку и Парфенову, ему уже сообщили о чинах воеводы и помощника особой дружины:
– Приветствую тебя, боярин, и тебя тако же, княжич!
– Приветствуем и мы тебя, воевода, – ответил Бордак.
– Не спрашиваю, откуда путь держите, не мое то дело, интересуюсь, надолго к нам и по какой надобности?
– А ты не ведаешь, воевода? – спросил Парфенов.
– Нет, а что должен ведать? – искренне удивился Куварин.
– Веди в горницу, Николай Петрович, – сказал Бордак, – говорить будем.
– Так это запросто, да вот не треба ли дружину твою накормить, напоить, да на отдых определить? Али в ночь уйдете из крепости?
– Это ты верно заметил, – кивнул Михайло. – Треба, воевода, и людей накормить, напоить, и на отдых определить, и коней так же, но так, чтобы едины они были и рядом.
– Добре. Гусь!
Из-за спины воеводы вырос мужичок.
– Да, Николай Петрович?
– Помощник мой и ключник заодно, Владимир Гусь, – представил его Куварин.
Московские вельможи кивнули ему.
– Коней дружины в конюшню, приставить людей к ним, что делать, ведаешь, на подворье баб срочно, пусть быстро готовят трапезу для войска московского… – наказал воевода крепости и повернулся к Бордаку: – Сколько у тебя людей, боярин?
– Двадцать шесть, без нас.
– Слыхал? – повернулся Куварин к помощнику.
– Слыхал, Николай Петрович, как не слыхать. Сделаем все, как надо.
– Для воевод трапезу в горницу. Да передай отцу Сергию, что раньше молитва требуется.
– Угу, передам.
– Пошел!
Гусь уже собрался уходить, но Парфенов остановил его:
– Погодь, помощник, так тебя опричники и послушают. Идем вместе, я дам команду.
– Опричники? – переспросил воевода.
– А ты думал, что опричники все поголовно в черных одежах, да с метлами и головами собачьими по округам разъезжают да суд правят над невинным людом? – улыбнулся Бордак.
– Ты извиняй, Михайло Лексеич, но о них много чего в народе говорят.
– Вот и увидишь, кто они да чем занимаются.
– По виду ратники обычные.
– Не-е, Николай Петрович, не обычные, отборные воины. Равных им в боевом деле нету.
– Так я что, я молвлю, что в народе гутарят.
– Меньше слушай. Веди в горницу, а то темнеет уже.
– А, ну да, прошу за мной.
Помощник ушел с Парфеновым, дружину разместили в гостевом доме. Тесно, но уместились. Помолились в церкви. Коней поставили в загоны, обтерли, напоили, накормили. Стряпухи развели печи, готовили трапезу, а Бордак с Парфеновым прошли в горницу дома воеводы.
Горница также обычная, В красном углу иконостас, два оконца, завешанные занавесями, рогожа на полу, стол, лавки возле него, лавки вдоль стен, тако же покрытые рогожей, на столе подскатерть, освещение свечами, что расставлены повсюду в подсвечниках.
Зайдя в гостевую комнату, вельможи перекрестились на иконы, присели на лавки. Воевода у оконца, Бордак с Парфеновым напротив.
Прибежал помощник, доложился, что с дружиной определился, трапеза будет скоро, для воевод так же.
– Трапезу принесешь лично, а щас позови жену, – наказал Куварин.
– Слушаюсь!
Через какое-то время в комнату вошла статная, красивая женщина лет под тридцать, может, немногим больше, кивнула гостям.
– Анюта, – сказал Куварин, – наши гости не простые, боярин и княжич, воеводы особой дружины.
– Я рада, – вновь кивнула женщина, выражала любезность. – Николай, чего звал-то?
– Принеси-ка нам медовухи. – Хозяин перевел взгляд на москвичей: – А может, винца хлебного крепкого? С дороги да с устатку выпьете, закуска в доме завсегда есть.
Бордак и Парфенов от водки отказались.
Анюта принесла ендову с медовухой, чаши. Выпили немного хмельного напитка.
– Пошто в районе крепости и в округе нет полков русских? – ставя чашу на стол, спросил Бордак.
– А чего им тут делать? – удивился Куварин. – Они на Оке, сам государь в Серпухове. Недавно был гонец из стана царского, передал наказ усилить сторожевую службу, сторожи и заставы далее чем было высылать. Держать городскую стражу в готовности к осаде малыми отрядами крымчаков, с вылазками, дабы бить басурман.
– Знать, Василь, не дошли до государя Сашко Сизов и Лешка Куница, – взглянул на княжича Михайло.
– Видать, не дошли. Перехватили басурмане, – кивнул тот.
Воевода крепости с недоумением глядел на боярина и княжича.
– О чем вы, Михайло Лексеич, Василий Игнатьич?
Бордак поднялся, прошелся по горнице, у стены печи резко повернулся и ответил:
– А то, воевода, что изменники наши убедили Девлет-Гирея идти на Москву, да не обычным путем, а показали обходную дорогу по Свиному шляху, и совсем скоро передовые отряды крымчаков будут тут, дабы обойти нашу основную рать и выйти к Москве через Болхов.
– Да ты что? – протянул, открыв рот, Куварин. – Но это же… Господи… а государь с воеводами и не ведает о том! Про каких людей вы говорили? Кто не дошли?
– Мы посылали к царю гонцов, предупредить о намерениях хана, но они, видать, сгинули.
– Чего ж теперь делать?
– Чего делать? – тряхнул головой Бордак. – Давай срочно посылай гонцов в стан государя. Пусть предупредят, что хан ведет основную орду числом тысяч шестьдесят с ногаями и черкесами по Свиной дороге. А показал ему тот путь изменник Сумароков. И вообще к Девлет-Гирю много вельмож московских перешло.
– Вот собаки! А гонцов мы щас организуем!
Куварин поднялся, свалив лавку, вышел в сени, на крыльцо верхнее.
Когда воеводы остались одни, Парфенов посмотрел на Бордака и покачал головой:
– Плохи дела, Михайло.
– Да, Василь, куда уж хуже. Но пошто не дошли Сизов и Куница?
– Ну, знаешь, коли налетит на двоих полусотня крымчаков, то куда ж тут уйдешь?
– Да, ты прав. Эх, надо было позже еще пару ратников другим путем отправить.
– Не вини себя, Михайло. Мы и всю дружину не вывели бы из Рубихи от Изюмского шляха, коли татары с Муравского завидели бы нас. Чего уж молвить о гонцах? Жаль мужиков, настоящие воины были.