Я вспоминаю свободное место на стене офиса. Там как будто раньше висело фото, которое сняли, а заменить другим так и не удосужились.
– Вот как? И куда же он ушел?
– Честно говоря, я не знаю. Прошу прощения, но какое это все имеет значение?
– Я всего лишь хочу понять, зачем кому-то понадобилось оставлять мне старый набор для экзорцизма. Я это восприняла как некое сообщение.
– Как я уже сказал, понятия не имею. Никто из нас до последнего дня не знал, что вас сюда пришлют. Все было сделано довольно поспешно. Хотя, с другой стороны, эта история стала для всех настоящим потрясением.
Мне вдруг приходит в голову, что все твердят о том, каким шоком стало для них самоубийство преподобного Флетчера. Но они также заверяют меня в том, что он страдал от какого-то нервного расстройства. Что-то тут не сходится.
– Вы были близки с преподобным Флетчером?
– Мы с Мэтью были коллегами.
Коллегами? От моего внимания не ускользает то, что Аарон назвал его по имени.
– Это вы его нашли?
И без того бледное лицо Аарона становится белым как мел.
– Простите, – спохватываюсь я. – Не хотела…
Он машет рукой:
– Все нормально. Просто это было очень… неприятно.
И это еще наверняка мягко сказано, – думаю я и быстро говорю:
– Я бы хотела знать о нем чуть больше. Каким он был?
Я чувствую, что мой собеседник немного смягчается.
– Он был хорошим человеком. Добрым, щедрым. Полным жизни. Все в деревне его любили, а он просто горел делами прихода и часовни.
– Насколько я поняла, он очень интересовался ее историей.
– Да. Преимущественно мучениками.
– Он когда-нибудь упоминал имена Мерри и Джой?
– Тех исчезнувших девочек?
– Вы о них слышали?
– Это маленькая деревня. – В его голосе слышится раздражение. – И такие события происходят не каждый день.
– Но это было очень давно. Вы тогда, наверное, были совсем юным.
Он вздыхает:
– Преподобная Брукс… мы с Мэтью обсуждали церковные дела. Обо всем остальном вам будет лучше пообщаться с Саффрон Уинтер.
Саффрон Уинтер. Через секунду я вспоминаю. Имя на книгах. Автор.
– Это писательница, – поясняет Аарон, по моему лицу заключив, что это имя мне незнакомо. – Она переехала сюда сравнительно недавно. Мэтью сдружился с ней в последние месяцы своей жизни.
В его голосе явно сквозит неодобрение. Что тут же наводит меня на мысль, что мне Саффрон Уинтер должна понравиться. Те книги в подвале… Я мысленно делаю заметку поискать информацию об этой женщине… когда у нас появится Интернет.
Я делаю глоток кофе и пытаюсь задать следующий вопрос как можно мягче:
– Аарон, вы позволите мне спросить? Мэтью производил на вас впечатление человека, склонного к суициду?
По его лицу пробегает выражение, которое мне не удается истолковать.
– Я думаю, – медленно произносит он, – что ему незачем было… делать то, что он сделал.
– Возможно, Мэтью казалось, что ему не к кому обратиться за помощью.
– Он мог обратиться к Богу.
– Бог не отвечает на все вопросы.
– От этого самоубийство не становится правильным ответом.
– Да, это решает далеко не все проблемы.
Он вызывающе вздергивает подбородок.
– Преподобная, мой отец умирает. Он не может говорить. С трудом ест. Скоро его нервная система окончательно откажет. Он знал, что его ожидает. Но ему никогда и в голову не приходило себя убить.
– Не все настолько сильны.
Или эгоистичны. Марш на долгие годы обрек сына на заботу о себе, заперев его в ловушке. Что, если Аарон так зол на Флетчера за самоубийство именно потому, что его отец на это не пошел?
– Аарон…
Он демонстративно смотрит на часы:
– Прошу прощения. Я вынужден с вами попрощаться. Мне, пожалуй, пора вернуться домой.
Он резко встает и нечаянно толкает стол. Его чай, к которому он почти не прикоснулся, выплескивается через край чашки.
– Простите.
– Не страшно.
– Я просто немного неуклюж.
Я думаю о странной скованности его движений. О его безэмоциональности и выдержке. Об отказе от кофеина – естественного стимулятора. И вспоминаю о том, что болезнь Хантингтона передается по наследству.
Он знал, что его ожидает.
Я киваю:
– Не страшно.
Я провожаю Аарона до двери и смотрю, как он идет вдоль дороги. Странный человек. Что не обязательно означает плохой. Но знает он явно больше, чем говорит.
Он сразу же узнал имена Мерри и Джой. И замялся, когда говорил о предшественнике Раштона.
Мне очень хочется знать, что еще ему известно.
Глава 21
В здании воняет. Мочой, дерьмом, сигаретным дымом, травкой. От этого дом кажется Фло менее зловещим. Возможно, в нем уже много лет никто не живет, но здесь точно бывают люди, скорее всего, подростки, использующие это место в своих целях. Ну еще бы. Если где-то есть заброшенное здание, то его наверняка облюбуют подростки, чтобы зависать там, курить, пить, принимать наркотики и заниматься сексом.
На первом этаже две комнаты. Кухня и то, что когда-то было гостиной. От кухни остались только стены. И плиту, и раковину уже давно вырвали с их мест и унесли. Кафельный пол потрескался. Перекошенные дверцы шкафчиков открыты, внутри виднеются ржавые консервные банки и крысиный помет.
Гостиная сохранилась не лучше. Продавленный и покрывшийся плесенью диван осел в углу. Пружины торчат из него подобно непослушным волосам. В другом углу прислонился к стене перекошенный буфет, ящики которого уже давно пошли на дрова для костра. Пол усеян разбитыми картинами и безделушками.
Фло поднимает фотоаппарат и начинает снимать. Она приседает на корточки, чтобы взять крупным планом разбитые статуэтки. Это фигурки Иисуса и ангелов. Кресты и религиозные артефакты. Стоящая тема.
Ригли топчется неподалеку, будучи не в силах удерживать свое тело от подергиваний и конвульсий. Фло заметила, что спазмы усиливаются, когда он ни на чем не сосредоточен. Она фотографирует дольше, чем это необходимо. Она еще не до конца его простила за происшествие с колодцем.
– Ты готова осмотреть второй этаж? – спрашивает Ригли.
– Он что, сильно отличается от первого?
– На порядок лучше.
Фло подозрительно смотрит на него.
– Хорошо.
Вслед за ним она поднимается по шаткой лестнице. Та пугающе скрипит под их ногами, и Фло думает о том, что древесина, наверное, сгнила и поедена жучками. На верхнюю площадку выходит три двери. Фло заглядывает в ванную комнату. Маленькая и грязная, умывальник и ванна исполосованы чем-то неприятным и неопознаваемым. Фло поспешно ретируется и пересекает площадку, осторожно обходя дыры в половицах. Какие там привидения – тут главное не убиться самой, провалившись сквозь пол.
В первой спальне мебели почти не осталось. На стенах до сих пор каким-то чудом держатся выцветшие и поврежденные водой картины, на которых тем не менее можно различить библейские сцены и цитаты:
«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую ГОСПОДЬ, Бог твой, дает тебе».
«Дети, будьте послушны родителям своим во всем, ибо это приятно Господу».
«Покоритесь Богу. Воспротивьтесь Дьяволу, и он вас оставит».
– Наверное, твоей маме здесь понравилось бы, – говорит Ригли, засовывая палец в дырку в стене и обрушивая на пол небольшую кучку мусора.
– Я в этом сомневаюсь, – отвечает Фло, наводя объектив на картины и щелкая фотоаппаратом. – Она не любит брать работу на дом.
Более того, размышляет Фло, если бы не воротничок, никто бы и не заподозрил, что мама – викарий. Иногда Фло спрашивает себя, как она вообще стала священником. Мама не любит об этом говорить, обычно ссылаясь на «призвание», но однажды она обмолвилась, что у нее было трудное детство и ей помог кто-то из церкви.
Фло подходит к окну и выглядывает наружу. Распахнутый рот колодца чернеет в дальнем краю запущенного сада. За ним темнеют густые заросли леса. Отсюда лес кажется еще ближе к дому, как будто деревья подбираются к нему, когда на них никто не смотрит. Фло ежится в попытке справиться с ползущим по коже холодком. Что-то белеет возле темных ветвей деревьев. Чья-то фигура? Она снова поднимает фотоаппарат. Щелк, щелк.
– Итак, ты готова увидеть, что находится за последней дверью?
Она вздрагивает. Сзади стоит, подергиваясь, Ригли.
– Дрожу от нетерпения.
Он усмехается:
– И это стоит того. Можешь поверить мне на слово.
Она в этом не уверена, но молча возвращается вслед за ним на лестничную площадку. Ригли толкает дверь второй спальни.
Фло делает шаг внутрь и озирается.
– Ни хрена себе.
Комната очень просторная. В ее центре все еще стоит кровать с покрытым пятнами и плесенью матрасом. Фло не хочется думать о том, что на ней могло происходить, какие страсти, подогреваемые сидром из валяющихся на полу банок и действием разбросанных вокруг самокруток.
Не это заставило ее ахнуть. Стены. Они покрыты отслаивающимися обоями и облеплены граффити. Но вместо привычных надписей вроде «Керри шлюха» и «Джордан трахает в жопу» тут были куда более странные вещи.
Пентаграммы, перевернутые кресты, злобные глаза, непонятные надписи – вероятнее всего, на латыни, странные схематичные человечки, головы козла, а также крест Левиафана. По большей части рисунки очень схематичные, но, многократно повторяясь, покрывая все стены и даже часть пола, они производят жуткое впечатление.
Фло медленно обходит комнату. Вблизи становится заметно, что рисунки и надписи нанесены слоями, новые изображения перекрывают более старые и выцветшие. Люди, ребятишки, занимаются этим уже много лет. И относятся к этому серьезно. Здесь нет ни неуместных пенисов, ни дурацких шуточек.
– Ведьма из Блэр, один в один, ты не находишь? – говорит Ригли и протягивает руку, чтобы коснуться стены. Фло с трудом удерживается от просьбы не делать этого.