[7] акцентом. Мне было двадцать семь, и у меня за плечами было уже три года обучения, когда нас вызвали к молодой женщине в район Медоуз в Ноттингеме.
Я ожидала, что все будет, как обычно: наркотики, алкоголизм, возможно, домашнее насилие. Но дело оказалось совершенно в другом (хотя подозреваю, что наркотики или алкоголь в этой истории все же замешаны). Молодая женщина, которую нам предстояло посетить, считала, что в квартире присутствовали потусторонние сущности. Она хотела, чтобы мы провели ритуал экзорцизма.
– Ты веришь в Бога? – спросил меня Блейк.
Мы сидели в его машине, помятой «Хонде-Цивик», решив перекусить в Макдоналдсе по пути к мрачному многоквартирному зданию, где жила эта женщина.
Я смотрела на Блейка поверх своего бургера, пытаясь понять, в чем подвох. До сих пор я всегда знала правильный ответ. Или, если точнее, выучила все ответы. Ночь за ночью я училась, одновременно подрабатывая. И всегда блестяще сдавала экзамены. Потому что умела как сдавать экзамены, так и вести дебаты. Умела говорить то, что люди хотели от меня слышать. Я училась быстро и упорно. Но я не умела лгать Блейку. С ним смысла блефовать не было, потому что он хорошо меня знал. Слишком хорошо. И неудивительно. Он спас меня, забрал с улицы, когда мне было шестнадцать лет.
– У меня есть вера, – ответила я.
– И ничто не способно пошатнуть твою веру?
Кусок бургера застрял у меня в горле.
Я сделала глоток колы. Трубочка забулькала в пластиковом стаканчике.
– Думаю, нет.
– Так что в каком-то смысле не имеет значения, существует Бог или нет, коль скоро у нас есть вера в его существование.
Я нахмурилась, не понимая, как мне ответить.
Он улыбнулся:
– Не переживай. Я не пытаюсь вовлечь тебя в религиозный аналог диспута о коте Шредингера.
– Тогда почему мы это обсуждаем?
– Потому что я чувствую твой скептицизм относительно нашего сегодняшнего визита.
Он был прав. Как обычно.
– Мне просто немного не по себе.
Он кивнул, вытер рот бумажной салфеткой и бросил ее в пустой пакетик из-под картошки фри.
– Почему?
– Похоже на то, что эта женщина нуждается в психотерапии или даже медикаментозной поддержке.
– А что, если все это не помогло?
– Но экзорцизм..? Вы серьезно?
– Ты не веришь в одержимость?
– Нет.
Он поднял брови.
– Я верю, что зло существует, – уточнила я. – В сердцах всех мужчин и женщин. Можете называть это нашей темной стороной. Но во внешних демонов – нет, в это я не верю.
– Зато верит эта молодая женщина. Она верит в это безусловно. Она в отчаянии и потому обратилась к нам за помощью. Должны ли мы ей отказать?
– Нет, разумеется, нет.
– Джек, дело не в том, во что верим или не верим мы. В это верит она, а человеческий мозг – это очень мощная штука.
– Разве мы не подпитаем ее заблуждения?
– Ты молишься Господу, когда тебе бывает трудно?
– Да.
– Хотя ты понимаешь, что вряд ли Он станет бросать все свои дела ради того, чтобы решить твою проблему?
Я хмыкнула в знак согласия.
– Но это тебя утешает?
– Да.
– Наша работа состоит в проведении ритуала экзорцизма. Независимо от того, насколько реальны демоны, экзорцизм ее утешит. Наша юная леди поверит в то, что демон ушел и ее квартира очистилась. Господь восторжествовал. В какой-то мере вера служит как плацебо. Если ты веришь в то, что она работает, она сработает.
– Пожалуй, – неуверенно согласилась я.
Он подмигнул:
– Отлично. А теперь поехали изгонять злых духов.
Я чувствую, как мною овладевает грусть. Блейк умер пять лет назад. Время… Если вдуматься, это страшная вещь. Я тушу сигарету и возвращаюсь в кухню. Коробка из подвала стоит на столе. Я вынимаю из нее магнитофон и без особой надежды нажимаю на кнопку воспроизведения. Как и ожидалось, ничего не происходит. Я его переворачиваю. Винтики на крышке для батареек покрыты ржавчиной. Я снова пытаюсь извлечь кассету, но тщетно. Крышку заело, и, похоже, кассета застряла внутри.
Ладно. Я шарю по ящикам в поисках отвертки или ручки. Наконец нахожу искомое в пластиковой коробке, которую, кажется, окрестила «Ключи». Ключей в коробке нет. Вместо них там лежат скрепки, офисный пластилин, прищепки для одежды, старые наушники, и под всем этим – маленькая серебристая отвертка. Я торжествующе выуживаю ее и пытаюсь выковырять кассету. Мне удается ее приподнять, она внезапно выскакивает наружу… и лопается.
– Проклятье!
Я все еще смотрю на сломанную кассету, пытаясь вспомнить, как ее можно починить – склеить скотчем? – когда входная дверь хлопает с такой силой, что крохотный домик подпрыгивает на месте. Я поспешно роняю кассету и магнитофон обратно в коробку, ставлю ее на пол и ногой заталкиваю под стол.
Оборачиваюсь. В дверном проеме стоит Фло, одной рукой обхватив тощего паренька, лицо которого залито кровью. Ее волосы растрепаны, а «Никон» у нее на шее разбит.
Она смотрит на меня и выдавливает из себя слова, которые неизбежно вселяют ужас в сердце каждого родителя.
– Мама, не сердись.
Глава 23
– Пневматическая винтовка? Господи Иисусе. Я думала, что беспокоиться об оружии надо было в Ноттингеме, но никак не здесь.
Я промокаю голову Ригли. Второй раз за три дня мне приходится смывать с кого-то кровь.
– Угу, – бормочет Фло.
– Вы видели, кто стрелял?
– Нет, было слишком далеко.
Мне хочется ей возразить. Я мало что знаю о пневматическом оружии, но мне кажется, с дальностью стрельбы там не очень.
– Нужно обратиться в полицию.
– Это была случайность.
– Откуда ты знаешь? Тебя могли убить. Вас обоих могли убить.
– Ой-ой, – стонет Ригли.
Я слишком сильно нажимаю на рану, промокая кровь. Не то чтобы я винила его в том, что произошло. Если и виноват, то не во всем.
– Извини.
Я бросаю окровавленную тряпку на раковину. Рана неглубокая, но на голове они всегда дико кровоточат. Из ванны наверху я уже принесла аптечку. Я накладываю на рану «Савлон»[8] и наклеиваю на голову Ригли два больших пластыря. Приподнимаю его подбородок, разглядывая свою работу. Вообще-то он очень привлекательный паренек. Интересно, из-за чего все эти странные подергивания. Какое-то неврологическое заболевание?
– Вот так. Думаю, пока сойдет.
– Спасибо, преподобная. Я вам очень признателен. Моя мама восприняла бы все это не так спокойно, как вы.
Я молча смотрю на него.
– Спокойно? Я не отношусь к этому спокойно. Я совершенно не спокойна. – Я оборачиваюсь к Фло. – Какой-то лунатик бродит по окрестностям и палит куда попало из пневмата. Вы оба могли погибнуть. Сколько еще раз мне это повторить?
– Мы в порядке, – нетерпеливо говорит Фло.
– Дело не в этом.
Я беру со стола «Никон». Его объектив полностью уничтожен. Пуля застряла в задней части фотоаппарата, образовав в металле небольшой бугорок.
– Взгляни на это. Еще несколько миллиметров, и пуля попала бы тебе в сердце.
Мне становится дурно от одних этих слов.
– Мам, не драматизируй.
– Я не драматизирую.
– Он не целился мне в сердце. Он целился в фотоаппарат.
– Он? Ты сказала, что вы не знаете идиота, который в тебя выстрелил.
– Мы и не знаем. Я сказала «он» просто так, фигурально.
Я беспомощно смотрю на обоих. Явно шифруются. Но разве можно вытянуть что-то из подростков? Иногда лучше играть долгую партию. Я могла бы чем-то пригрозить Фло. Запретить ей выходить из дома, смотреть телевизор, пользоваться Интернетом (если бы он у нас был). Но если она не захочет мне рассказать, я ничего от нее не добьюсь.
Нам всем есть что скрывать. Особенно подросткам. У меня самой было множество секретов от матери. И несмотря на все издевательства с ее стороны, она ни разу меня не расколола.
– Пообещайте мне одну вещь, – говорю я. – Вы больше никогда не пойдете бродить по лесу.
Они переглядываются. Фло переводит взгляд на камеру.
– Теперь, когда мой фотоаппарат уничтожен, в этом нет особого смысла.
– Мы обещаем, преподобная Брукс, – говорит Ригли.
Фло вздыхает.
– Обещаю.
– Хорошо. Ладно.
Я бросаю взгляд на часы. Почти шесть. День просто испарился.
– Ригли, хочешь с нами пообедать?
– Наверное, мне лучше вернуться домой.
– Тебя подвезти?
– Нет, все в порядке. Я пешком.
– Уверен? Где ты живешь?
– На другом конце деревни. Не волнуйтесь. Но спасибо.
– Ладно.
Я провожаю его до двери.
– Еще раз спасибо, преподобная, – говорит Ригли. – Я только хочу, чтобы вы знали…
Я поднимаю руку предостерегающим жестом.
– Вообще-то это я хотела бы сообщить тебе кое-что. – И прикрываю за собой дверь. – Возможно, перед моей фамилией стоит приставка «преподобная», но пусть мой воротничок не вводит тебя в заблуждение. Прежде всего я мать. Если из-за тебя с моей дочерью что-нибудь случится, я посвящу свою жизнь тому, чтобы превратить твою в ад. Тебе ясно?
На какое-то мгновение маниакальные подергивания прекращаются. Он смотрит на меня ясными серебристо-зелеными глазами.
– Абсолютно.
Затем все его тело снова содрогается. Он отворачивается и неровной походкой бредет прочь. Я провожаю его взглядом, ощущая себя не в своей тарелке. Затем возвращаюсь в дом, закрыв за собой дверь.
Фло, ссутулившись, сидит у кухонного стола, держа в руках уничтоженный «Никон». Услышав мои шаги, она поднимает глаза.
– Я так понимаю, теперь, когда Ригли ушел, ты наедешь на меня всерьез.
Я сажусь рядом с ней и качаю головой:
– Нет.
Я протягиваю к ней руки, как часто делала, когда она была маленькой и ей случалось закатить истерику. Объятиями можно успокоить ребенка гораздо быстрее, чем криком. Она склоняется ко мне, и я прижимаю ее к себе. Спустя какое-то время она поднимает голову.