– Спасибо, – снова говорю я. – Я тебе очень благодарна.
– Не за что, – отмахивается она. – В Чепел-Крофт мы все друг о друге заботимся.
– Что ж, приятно это узнать.
Она улыбается. Ей, должно быть, около пятидесяти пяти, но можно дать меньше, несмотря на белые волосы. Правду говорят, что красота некоторых женщин раскрывается с возрастом – чем больше времени проходит, тем лучше они выглядят.
– Знаешь, может, тебе необходимо от всего этого отвлечься? – теперь говорит она. – Как насчет того, чтобы вечером пойти со мной и Брайаном в паб? Сегодня викторина.
Должно быть, она читает выражение на моем лице.
– Не увлекаешься викторинами?
– Не особенно.
– Как насчет бокала красного вина?
– Ну, с этим я могу присоединиться.
– Отлично. А нам не помешает новый член команды.
– Кто еще в нее входит?
– Я, Брайан и Майк Саддат. Я не уверена, знаешь ли…
– Мы уже знакомы.
– Ага, прекрасно. Он пишет для местной газеты. – Ее глаза вспыхивают. – А знаешь, возможно, мы могли бы написать статейку о тебе…
– Лучше не надо, – чересчур поспешно говорю я.
– Не хочешь?
– Я, честно говоря, очень скучная. Почти нечего писать.
– О, Джек, я уверена, что это не так, – шутливым тоном произносит она. – Готова побиться об заклад, тебе есть что рассказать.
Я пристально смотрю ей в глаза:
– Приберегу свои истории для мемуаров.
Она смеется:
– Чудесно. В любом случае, если ты передумаешь, Майк очень милый, хотя в последние пару лет ему тяжело… Ты знаешь о его дочери? – помолчав, добавляет она.
– Да, он мне рассказал.
– Душераздирающая история. Она была такой прелестной девчушкой. И ей было всего восемь.
Я ощущаю укол в сердце, вспомнив Фло в этом возрасте. Сама невинность. Ее личность едва начала формироваться. И если бы ее у меня отняли… Я чувствую ком в горле.
– Что случилось?
– Трагическая случайность. Она играла в саду у друзей. У них есть веревочные качели. Каким-то образом одна из веревок обмоталась вокруг шеи Тары. Когда это заметили, было слишком поздно.
– Как ужасно.
– Ее пытались реанимировать, но Майку и его жене пришлось принять решение об отключении систем жизнеобеспечения.
– Кошмар.
– Да. Это оттолкнуло семьи друг от друга. Мамы были близкими подругами. После этого Фиона больше никогда не разговаривала с Эммой.
– Эмма – это Эмма Харпер?
– Да, это произошло у них дома. Поппи и Тара были лучшими подружками. Поппи не говорила больше года. И до сих пор по большей части молчит.
Я вспоминаю нашу встречу возле церкви. Странную молчаливость Поппи. Теперь я начинаю кое-что понимать. Стать свидетелем жуткой смерти своей подруги. Страшно себе такое даже представить.
Я качаю головой:
– Это настоящий ужас. Пойти поиграть к подружке и больше никогда не вернуться домой.
– И конечно, Фиона во всем обвинила Эмму.
– Это можно понять, но иногда за детьми просто невозможно уследить.
– Эммы там не было.
– Что?
– Она выскочила в магазин. Это совсем рядом, но…
– Она оставила их одних?
– Нет. Она оставила за старшую сестру Поппи, Роузи. Именно Роузи смотрела за детьми, когда Тара умерла.
Глава 26
Я поженила сотни влюбленных пар. Я хоронила тела молодых, старых и едва родившихся на свет. Я умащивала мягкие пушистые макушки бесчисленного количества младенцев и утешала людей, ставших жертвами жутких травм. Я посещала тюрьмы, раздавала еду в бесплатных столовых и была в жюри бесчисленных конкурсов выпечки.
Но я не думаю, что все это имеет какое-то значение для Эмили и ее жениха Дилана.
Молодая женщина смотрит на меня с подозрением:
– Вы настоящий викарий?
– Я служу викарием больше пятнадцати лет.
Она хмурится:
– И у вас есть соответствующая подготовка?
Господи Иисусе, сегодняшнее утро обещает быть долгим.
Я через силу улыбаюсь:
– Да, разумеется.
– Просто… – Она сжимает руку Дилана. Это крепкий молодой человек с бородой и мягкими волосами. – Мы хотим, чтобы церемония была очень традиционной.
– Разумеется, – снова говорю я. – Это ваша свадьба. Она будет такой, как вы захотите. Именно это нам сегодня и предстоит обсудить.
Они переглядываются.
– Нам очень понравился другой викарий. – На этот раз говорит Дилан.
– Он очень хороший священник, – спокойно соглашаюсь я. – Но вы хотите пожениться двадцать шестого сентября, а преподобный Раштон в этот день занят. Кроме того, обязанности викария Чепел-Крофт лежат на мне.
– Ясно.
– Вы хотите пожениться именно здесь, в этой часовне?
– Да. Наши родители, обе пары, женились здесь. Так что, понимаете, это…
– Традиция?
– Да.
– Отлично. Что ж, почему бы вам не рассказать мне немного больше о себе.
Молчание. Молодые люди снова обеспокоенно переглядываются. Я вздыхаю и кладу ручку.
– Не хотите поделиться со мной тем, что вас так тревожит?
– Мы не сомневаемся в том, что вы справитесь, – говорит Эмили.
– Мы уверены, что вы квалифицированны и все такое, – подключается Дилан.
– Хорошо.
– Дело в фотографиях, – говорит Эмили.
– Фотографиях?
– Да. – Она меряет меня взглядом. – Просто я не думаю, что вы будете удачно смотреться на фотографиях.
Я ставлю чайник на плиту и достаю хлеб для тостов. Я отправила Эмили и Дилана поразмышлять над тем, что для них важнее – свадьба в часовне или тот факт, что у меня нет пениса (хотя я сформулировала это несколько иначе).
Эта встреча не улучшила моего настроения. Мне не дают покоя мысли о кукле и газетной вырезке. Меня нелегко запугать. Но я должна думать о Фло. Мне не нужно повторение того, через что нам пришлось пройти в Ноттингеме.
Я запихнула куклу и вырезку на дно мусорного бака, но задаюсь вопросом – кто еще об этом знает? Кто мог прочесть об этом в газете или онлайн? Эту историю совсем нетрудно найти. Первая моя мысль была о Саймоне Харпере. Он производит на меня впечатление мстительного и агрессивного человека. Но я не уверена, что у него настолько богатое воображение. Тогда кто? Ключ от часовни якобы есть только у Раштона, Аарона и меня. Но так ли это? Ключи могут потеряться, их можно скопировать, одолжить. Я вспоминаю то, как наблюдала за мной, стоя в дверях часовни, Клара.
Вставляю ломти хлеба в тостер. Хотя теперь, когда у меня перед глазами стоит мертвая ворона и измазанные ее кровью окна часовни, мой аппетит поубавился.
Я разыскиваю банку с джемом, когда вниз сбегает Фло. Я смотрю на часы. Пол-одиннадцатого.
– Доброе утро. Как спалось?
Она зевает.
– Нормально.
– Хочешь тост?
– Нет, спасибо.
– Кофе?
– Нет.
Она открывает холодильник и достает молоко.
– Есть какие-нибудь планы на сегодня?
– Я думала сходить в Хенфилд.
Хенфилд – это ближайший к Чепел-Крофт маленький городок.
– Ага, ясно. И зачем?
– Наркотики. Алкоголь. Возможно, порно.
Я молча смотрю на нее. Она качает головой:
– Что ты набросилась на меня с вопросами?
– Прости. Ты права. Почему мне должно быть дело до того, чем занимается моя единственная дочь? Которую вчера чуть не убили.
Она возмущенно оборачивается ко мне:
– Ты теперь всегда будешь мне это припоминать?
– Возможно, лет до тридцати или сорока.
Она наливает молоко в стакан.
– Вообще-то я собираюсь в Хенфилд, потому что там есть фотомагазин.
– Правда?
– Да. Я погуглила, они занимаются ремонтами.
– Твой телефон ловит наверху Интернет?
– Еле-еле. Кстати, когда придут мастера?
– Не знаю. Я от них не отстану. – Я смягчаюсь. – Тебя подвезти?
– Не надо. Я загрузила расписание автобусов.
– А, ну ладно.
Иногда я горжусь тем, что моя дочь такая практичная, зрелая и самодостаточная. Но порой мне хочется, чтобы она нуждалась во мне хоть чуть-чуть сильнее. Пятнадцать – это тот возраст, когда мы начинаем их терять. Хотя на самом деле, я думаю, мы начинаем их терять с того момента, когда они выскальзывают из нашего тела и делают свой первый вдох.
– Это ничего, что ты одна поедешь на автобусе?
Она бросает на меня уничтожающий взгляд.
– Я уже ездила на автобусах. Это всего лишь пятнадцатиминутная поездка.
– Знаю, но…
– Я в курсе. Меня чуть не убили. Попытаюсь не провоцировать в автобусе пенсионеров-убийц.
– Видишь ли, иногда они нападают всей стаей.
Она не может сдержать улыбку.
– Мама, все будет в порядке. Я просто хочу починить свой фотоаппарат. Понятно?
– Понятно.
– И ты только не обижайся, но мне просто необходимо ненадолго выбираться из этого дома. Мне нужен доступ в Интернет. Я хочу пообщаться с Леоном и с Кайли. Мне очень нужно хоть на какое-то время возвращаться в цивилизацию. Ну, или… – она замолкает, размышляя, – в какое-то ее подобие.
Разумеется, ей это необходимо. От чувства вины у меня перехватывает дыхание. Я вырвала дочь из бурлящего жизнью города и затащила в невообразимую глушь. Ради чего? Чтобы искупить вину? Потому что Деркин не оставил мне выбора? Как бы я ни убеждала себя в том, что здесь мы в большей безопасности, я беспокоюсь о Фло сильнее, чем когда-либо.
Я заставляю себя улыбнуться.
– Хорошо. Но если возникнут хоть какие-то проблемы, звони мне и я сразу за тобой приеду.
– Мама, я еду в фотомагазин, а потом собираюсь найти кафе, в котором есть вайфай. Не будет никаких проблем.
– Ладно. – Я поднимаю ладони, показывая, что сдаюсь. – У тебя достаточно денег на проезд и кофе?
– Вообще-то я хотела спросить – можно одолжить у тебя десятку?
Я вздыхаю.
– Не страшно, – кивает она.
После того как Фло уходит, я делаю себе кофе, успешно справляюсь с соблазном закурить и извлекаю из-под кухонной раковины коробку Флетчера.
Я смотрю на сломанную кассету. Скотч. Абсолютно уверена – это то, что мне нужно, чтобы ее починить. Но также уверена, что у нас его нет. Я откладываю кассету в сторону и достаю папку с надписью «Сассекские мученики».