Какого черта? Она подходит и останавливается рядом с Ригли. Он обхватывает ее локтем за горло и прижимает к мягкой плоти ее шеи нож.
– Залезай на стул, накидывай петлю на шею, или я ее убью.
– Пожалуйста. Не делай мне больно.
Глаза Роузи наполняются слезами.
– Делай, что говорю, – рычит Ригли. – Или я убью ее медленно.
Я в ужасе смотрю на них обоих. Внезапно Ригли разворачивает Роузи к себе и они целуются долгим и жадным поцелуем. Я чувствую, как слабость охватывает все мое тело. Они хохочут.
– Посмотри на ее лицо, – говорит Роузи.
Ригли оборачивается ко мне:
– Это было так легко. Этот старый вялый козел сам туда залез и сам себя вздернул. Ты бы видела его глаза, когда он понял, что его обдурили.
Я рывком сажусь, удерживая кисти рук над пламенем свечи у себя за спиной.
– Почему?
– Потому что, когда я был в приюте, еще до усыновления, меня насиловал священник. Это ты хочешь услышать? Нужны причины? Нужна исповедь, чтобы все, как положено? Как в кино? Тебе будет от этого легче?
– Возможно.
– Что ж, я подыграю. Флетчер был пидором и лжецом. Раньше мы всегда были вдвоем с мамой, а потом откуда-то появился он. Он все время торчал у нас дома, разговаривал с ней о книгах, истории и прочем дерьме. И делал вид, что она его интересует.
– Ты ревновал?
– Нет. Он ее использовал. Она ему не нравилась в этом смысле, но она этого не понимала. Тупая сука. Однажды мамы не было дома, а я занимался отжиманиями в саду. Флетчер вышел из-за угла и увидел меня.
– Он понял, что ты симулировал дистонию?
– Ага. И сказал, что если я сам не расскажу все маме, это сделает он.
– Она даже не догадывалась?
– Мама была так озабочена своим писательством, что не заметила бы, даже если бы у меня выросла вторая долбаная башка. Кроме того, ей нравилась идея усыновления калеки. Собственно, именно поэтому я и начал симулировать отклонения – чтобы выделяться из толпы никому не нужных засранцев. И Флетчер собирался все испортить.
– И за это он должен был умереть?
– Я пытался его отпугнуть, заставить уехать…
Еще один кусочек головоломки становится на место.
– «Сожженные девочки», приколотые к его двери? Пожар в часовне?
– Тупой долбодятел не понял намеков.
– А как насчет Саффрон? Ее зачем убивать?
– Лживый пидор все-таки ей рассказал. Когда он умер, она поняла, что тут что-то нечисто. Начала задавать вопросы. – Он пожимает плечами. – Она меня просто достала…
Я чувствую, как кожа на запястьях натягивается от жара, но также чувствую, как размягчается тонкий пластиковый шнур.
– Я туда не полезу. Не собираюсь облегчать тебе задачу.
– Полезешь.
Он кивает Роузи, и та снова исчезает в офисе. Мгновение спустя она выходит оттуда, а рядом с ней – тонкая фигурка с бледным лицом.
И тут я понимаю, что он прав. Я убью себя сегодня вечером.
Глава 60
Должно быть, он уснул (или потерял сознание) на какое-то время. Когда он открывает глаза, уже темно. Все тело занемело. Он замерз и дрожит. И только его лодыжка кажется комком вулканической лавы.
Он смутно осознает, что обморок, дрожь и жар – это признаки свирепствующей в его организме инфекции.
Но ему сейчас не до этого. Он садится, пытаясь сориентироваться.
Кладбище. Да, вот он где. Он приглядывает за ней. Она дома? Он нашаривает взглядом домик. Тот погружен во тьму. Но в церкви мерцает свет. Нет, это не свет. Это язычки пламени. Вроде свечей.
Откуда в часовне свечи? Что-то здесь не так. Он это нутром чует.
Преодолевая апатию и боль, он поднимается на ноги и, хромая, медленно бредет через кладбище.
Глава 61
– Мам!
Я смотрю на дочь.
– Все хорошо, милая. Ты в порядке?
Ее руки связаны за спиной, к которой Роузи приставила нож. Зазубренный нож из комплекта для экзорцизма.
– Ты была права, мама. С самого начала.
Я грустно улыбаюсь:
– К сожалению, мне остается только сказать: «А я тебе говорила»…
– Мило, – вмешивается Ригли.
Роузи толкает Фло к нему, и он обхватывает локтем уже ее шею. Вторую руку он протягивает к Роузи.
– Солнышко, я думаю, мне понадобится нож побольше.
Она улыбается, забирает у него маленький нож и подает ему зазубренный. Он приставляет лезвие к глазу Фло. И я знаю, что на этот раз он не притворяется.
– А теперь залезай на стул.
– Мама, – скулит Фло, – он все равно меня убьет.
– Но я могу сделать это быстро или медленно. Я могу начать ее резать понемногу и прямо у тебя на глазах.
– А что потом? Ты думаешь, тебе удастся убедить людей в том, что я убила собственную дочь, подожгла часовню и повесилась?
– Преподобная, вам оказалось так трудно тут обосноваться. Вас все еще терзает чувство вины из-за того, что произошло в вашей прошлой жизни. На самом деле это было просто неизбежно. – Он пожимает плечами. – Знаете, почему я люблю огонь? Огонь все скрывает. К тому времени, как полиция начнет о чем-то догадываться, нас и след простынет.
– Сассекские Бонни и Клайд. – Я перевожу взгляд на Роузи. – Ты на самом деле считаешь, что тот, кто способен на все это, не избавится в два счета и от тебя, если ему это понадобится?
– Заткнись и залезай на стул, – рычит она.
Пламя так обжигает запястья, что я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать, но я чувствую, как поддается шнурок. Мои руки уже свободны, но я продолжаю держать их за спиной. Затем поднимаюсь и спиной вперед бреду к стулу.
Ригли улыбается:
– Вот видишь. Я говорил тебе, что ты это сделаешь.
Я оборачиваюсь. И вместо того чтобы залезть на стул, я его хватаю и швыряю в Ригли.
Брось что-нибудь в человека, и он попытается защититься от летящего в него предмета. Ригли инстинктивно поднимает руку. Стул врезается ему в запястье и выбивает из руки нож. Фло мгновенно использует его замешательство. Она что есть силы наступает ему на ногу и высвобождается из хватки. Стул опрокидывает несколько свечей. Они падают на пол, и мощные языки пламени взвиваются в воздух. Я вспоминаю, что это за резкий химический запах. Жидкость для розжига.
– Беги! – кричу я дочери.
Она разворачивается и мчится к двери. Роузи гонится за ней и хватает за руку. Но не успевает она замахнуться ножом, как Фло бьет ее головой в переносицу. Роузи с воплем складывается пополам. Фло бьет ее коленом в лицо, и Роузи оседает на пол. Молодчина. Фло возится с ключом, и вот она уже выскакивает за дверь и скрывается в темноте.
Но моя радость оказывается преждевременной. Ригли по-прежнему отрезает мне путь к спасению. Он идет на меня. Я пячусь, опрокидывая очередную свечу. Он бросается на меня, я пытаюсь увернуться, но он проворнее. Он бьет меня в лицо. Я теряю равновесие. Падая на спину, я с силой ударяюсь головой о каменные плиты. Перед глазами вспыхивают искры. Ригли прыгает на меня сверху и сдавливает пальцами мое горло.
– Гребаная сука.
Я извиваюсь, пытаясь сбросить его с себя и попутно переворачивая расставленные вокруг свечи. Его хватка такая крепкая. Мне трудно дышать. Я хватаю его за руки, пытаясь разжать эти пальцы, и чувствую жар разгорающегося вокруг нас пламени. У меня есть лишь одно преимущество. Мой вес. Я перекатываюсь направо, увлекая за собой Ригли. Он попадает в огонь. Он кричит, когда вспыхивает его футболка.
Хватка на горле ослабевает. Я ловлю ртом воздух и сажусь. Ригли катается по полу, пытаясь сбить охватившее его пламя. Я ползу прочь. Под скамьями блестит что-то металлическое. Зазубренный нож. Я тянусь к нему. Чья-то рука хватает меня за волосы и дергает назад.
Его дыхание обжигает мне ухо.
– Я так тебя трахну, что ты себе и не представляешь.
Мои пальцы касаются вытертой костяной рукояти… и сжимаются на ней.
– Слишком поздно.
Я оборачиваюсь и остервенело наношу удар. Чисто случайно лезвие погружается в его плоть, и я слышу, как он стонет от боли. Его глаза расширяются. Он смотрит вниз, хватается за живот и опускается на пол.
Тяжело дыша, я вскакиваю на ноги. Пламя стремительно распространяется. Оно лижет скамьи, пожирая старую сухую древесину. Роузи исчезла. Мне нужно выбраться отсюда. Найти дочь.
– Пожалуйста, – стонет позади меня Ригли. – Помоги мне.
Я оглядываюсь. Он скорчился на полу, прижимая ладони к животу. По темно-серой футболке расползается еще более темное пятно. Местами ткань расплавилась, прилипнув к обгоревшей плоти. Он кажется очень худым, юным и испуганным.
– Ты не можешь меня здесь оставить. Ты священник.
Он прав. Я неохотно возвращаюсь и приседаю на корточки рядом с ним. Кладу ладонь ему на лоб. Я священник. Божья женщина.
Но я также мать.
– Прости.
Я поднимаю нож и снова втыкаю его в живот Ригли. Изо всех сил. По самую рукоять. У меня на глазах его поглощает тьма.
Я встаю. Мышцы отказываются мне служить. Пошатнувшись, я пытаюсь опереться на скамью, но они все в огне. В воздухе клубится густой дым. Горло саднит от жара. До двери так далеко. У меня нет сил.
Я делаю шаг вперед, но ноги подламываются подо мной, и я оказываюсь на коленях. Я смотрю на огонь. Глаза слезятся и… горят. Я вижу что-то сквозь застилающие их слезы.
Две фигуры. Девочки. Всегда девочки. Они стоят рядом. Снова целые. Языки пламени нимбом окутывают их головы и крыльями вырываются из их спин. Они протягивают ко мне руки. Я тянусь к ним, почти не ощущая пламени, обжигающего кончики моих пальцев.
Они пытались предостеречь Фло, – думаю я. – Пытались предостеречь преподобного Флетчера.
Они являются тем, кого подстерегает несчастье.
– Спасибо, – шепчу я.
Веки начинают опускаться. И тут я вижу еще одну фигуру. Огромная и темная, она широкими шагами проходит между девочками. От нее исходит зловоние – что-то гниющее. Она нависает надо мной подобно демону мщения.
Я поднимаю глаза и смотрю ему в лицо. Я его знаю.