На следующем витке произойдет подобное только что описанному и появится новый функциональный орган – новообразование, сконструированное в другом акте деятельности. Доминантой предложенной схемы является саморазвитие индивида, понимаемое как открытый процесс. Индивид открыт к усвоению новых видов деятельности, новых медиаторов роста, к конструированию все новых и новых функциональных органов, т. е. к созданию и совершенствованию своего собственного предметно-телесно-духовного организма, включающего внешний и внутренний миры.
Из характеристики узла развития, который, возможно, лучше назвать узлом жизни, должно быть ясно, что развитие представляет собой серию узлов (ступеней, снарядов), нанизанных на некоторую ось. Она показана на рис. 3. По отношению к горизонтали, на которой развертывается время человеческой жизни (стрела содержательного времени), на схеме представлена гипотетическая, хотя многими постулируемая, вертикаль духовного роста или духовного развития. Схема включает семь узлов или ступеней (многоступенчатой ракеты) восхождения к вершинам духовного развития человека.
Полное раскрытие схемы потребовало монографического обоснования и изложения [Зинченко 1997]. В книге была сделана попытка объединения достижений физиологии активности (психологической физиологии) А. А. Ухтомского и Н. А. Бернштейна, в которой развито учение о функциональных органах индивида; учения Г. Г. Шпета о внешних и внутренних формах слова; психологической теории деятельности, действия и сознания А. В. Запорожца, А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, в которой развиты представления о видах и формах деятельности, их структуре и роли в формировании психики и сознания; семиотики, в особенности учения о знаковых, семиотических системах и семиосфере Ю. М. Лотмана; философии, в особенности представлений А. Ф. Лосева о культуре, мифе и символе и представлений М. К. Мамардашвили о форме превращенной и топологии пути к самому себе; наконец (или в первую очередь), культурно-исторической теории развития психики и сознания Л. С. Выготского, его представлений о зоне ближайшего развития ребенка. Здесь дана лишь краткая характеристика основных принципов, логики построения схемы духовного развития человека. При этом узлы и переходы от узла к узлу описываются с различной степенью подробности, что отражает реальное состояние наук о человеке и его развитии.
Рис. 3 иллюстрирует представление (и мечту) Л. С. Выготского о вершинной, или акмеистической, психологии, т. е. психологии, ориентированной не только на глубины, но и на вершины развития сознания и личности. Магическое число узлов (семь) подчеркивает гипотетичность схемы.
Рис. 3. Вертикаль развития
Теоретически их может быть больше, а практически – всегда меньше. На схеме представлены не обязательные, а желательные или потенциально возможные узлы развития. Нет нужды пояснять, что до вершин духовности поднимается далеко не каждый человек. Не надо забывать, что противоположностью духовного роста является падение человека, утрата им благоприобретенной (или врожденной?) человечности. Известно, что падение может быть как мгновенным, так и постепенным. Здесь тоже возможны ступени, ведущие вниз. У Данте было 9 кругов Ада, но это уже другая сказка. Да и духовный рост – это не только подъем по восходящей линии. Он может (а возможно, и должен?!) сопровождаться падениями, кризисами, переживаниями, страданиями, большой работой на каждой ступени, работой, которую К. Маркс называл духовно-практической деятельностью.
Критичным для схемы является понимание духовности. Как писал Гегель, дух не есть нечто абстрактно простое, а есть система движения, различающая себя в моментах. Согласимся с М. Фуко, как бы дополняющим то, о чем писал А. А. Ухтомский, и назовем духовностью те поиски, практику и опыт, посредством которых субъект производит в себе самом изменения, необходимые для того, чтобы получить доступ к истине. «Духовностью» в таком случае будет называться совокупность этих поисков, практик, опытов; это могут быть практики очищения, аскеза, отречение, обращение, изменение образа жизни и т. п., и из них складывается та цена, – причем дело уже идет не о познании, а о самом существовании субъекта, – которую он должен заплатить, чтобы получить доступ к истине [Фуко 2007: 27–28]. Согласно Фуко, истина не дается субъекту просто так, а лишь ценой введения в игру самого существования субъекта. Ибо такой, какой он есть, он не способен к истине. Не может быть истины без преобразования и обращения субъекта. Обращение может происходить в форме движения, которое изымает его из наличных обстоятельств (или возвышается сам субъект или, напротив, истина нисходит к нему и озаряет). Фуко условно называет это движение, восходящее или нисходящее, эротическим (erôs – любовь). Ухтомский говорит о любви не условно, а вполне определенно: «Любовь в качестве руководительницы к познанию и к истине не понятна тем, кто знает лишь критерий самоутверждения и самосохранения. Тут заранее и a priori она исключена, и под ее именем разумеется что-то другое, – преимущественно дела половых инстинктов!» [Ухтомский 1997: 399]. Вторая крупная форма движения, в рамках которой может и должен преобразовываться субъект, чтобы получить доступ к истине – это труд. Наконец, развиваемый Фуко постулат духовности говорит о том, что открываемый, благодаря духовному усилию, доступ к истине производит «эффект обратного воздействия» истины на субъекта: «Истина – это то, что озаряет субъекта, истина – это то, что дает ему блаженство, истина – это то, что приносит покой его душе. Короче, есть в истине и в приближении к истине что-то такое, что придает завершенность самому субъекту, позволяет сбыться или преображает его» [Фуко 2007: 29].
Итак, духовность – это не сумма знаний, как и нравственность – не сумма нравов. Нравственность – это сущность данного лица, позволяющая ожидать от него определенных поступков. Духовность – это не просто «Познай самого себя» или «Построй свою Я-концепцию». Это труд всех сил души – не только познания, но и чувства, и воли. Это не столько работа, направленная на познание самого себя, сколько на сознание (осознание) и созидание самого себя, т. е. на творчество в прямом и точном смысле этого слова. Фуко называет такую работу заботой о себе, но не в смысле эгоизма, ухода в себя и т. п. Понятие «забота о себе», судя по историческим документам древности, включало в себя принцип «познай самого себя» и было опорой целого круга чрезвычайно насыщенных и богатых смыслами понятий, практик, форм поведения, способов жизни [Там же: 24]. Для Ухтомского такой практикой было молитвенное чтение своей души, в котором большую роль он придавал сознанию: «Рассматривая себя в зеркале (души), переводи своих тайных внутренних врагов в свет сознания; вплетай их в его оздоравляющую, регенерирующую ткань» [Ухтомский 1997: 138]. Принцип «Познай самого себя» был лишь, как сказали бы сегодня, средством самоконтроля за успехами и неудачами «заботы о себе».
Обращу внимание еще на одну существенную особенность развития духовности. Хотя это и вполне практическая работа, труд, она не преследует прагматической пользы, ведется не «для», не «ради» папы с мамой, или церкви, государства, народа. Прислушаемся к размышлениям Г. Г. Шпета: «… три смены интеллигенции, руководившей русскою образованностью, суть три смены утилитарного ее направления: дух нам нужен был последовательно (в основном, разумеется, и типически) – для церкви, для государства, для народа, но не для себя самого, не для того, чтобы церкви, государству, народу можно было жить в нем и им. Тут не государство, церковь и народ существуют для манифестации и воплощения духа, а дух должен работать на них. Нужно, однако, признать в то же время, что не случайно ни одна из этих смен ни на минуту не торжествовала при полном молчании голоса культурной совести, всегда взывавшей к духу во имя сознания уже не высокой, а позорной «ненужности», бесплодности, бездарности «людей», духа лишенных по тому одному уже, что они заставляют его себе служить» [Шпет 1989: 318–319]. И далее Шпет выступает в необычной для него роли оптимиста: «(…) Пушкин, невзирая на зубоскальство дикарей, запечатлел раз и навсегда о всяком творческом духе: “Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв”. Из истории русской культуры никакие электрификаторы и никакие Сальери отныне уже не вытравят этих слов, и эти слова будут волновать русского человека, пока не будет упразднен сам язык русский» [Шпет 1989: 319]. Травят, травят, а вытравить не могут, о чем свидетельствует история государства Российского от Гостомысла до наших дней. Будем разделять оптимизм расстрелянного Шпета.
Пора (в который раз!) осознать, что духовность сама по себе есть величайшая ценность и ее нужно развивать ради нее самой, а не ради посторонней и часто сомнительной пользы. Дух сам находит, в чем опредметиться. Ведь дух веет, где хочет. Он свободен и в этом его непреоборимая сила.
Итак, главное в духовности – преобразовательная и творческая деятельность, в чем она сходна с деятельностью предметной. Принято считать, что если последняя направлена вовне, то духовная направлена на самого субъекта, она изменяет его самого и его представления о самом себе. Такое различение соответствует эмпирическим наблюдениям психологии обыденной жизни. Но на это следует посмотреть иначе. Ведь усвоение предметов, «вещей» культуры также меняет меня самого. А духовность, если она у меня есть, направлена и вовне, она изменяет мир и окружающих людей. Если она остается только внутри, то это равносильно ее отсутствию. Духовность – это не какие-то воспарения, не витающий в нашей духовной жизни пар, а материя. Поэтому не случайны сравнения живого духа и его движения с машиной, самолетом, ракетой и т. п., которые произведены им же и стали орудиями человеческой деятельности.
На рис. 3 показано, что восхождение к духовности опосредствовано различными формами внешней и внутренней активности субъекта: коммуникацией, жизнедеятельностью, поведением, рефлексией и т. д. Все они являются необходимым условием, фундаментом, на котором возникает и произрастает духовный опыт.