…Не поеду в Гурзуф, не поеду в Херсонес, прощальный пир, последний парад, остановись, мгновенье, замри, застынь, останься…
Между тем наливаем ещё раз, затем ещё, в голове начинает гудеть кондиционер, лампочка под потолком чуток покачивается.
Кажется, начал всё-таки я. Сболтнул что-то о Ласпи, по привычке, не думая. Обычно Света пропускает такое мимо ушей. Но на этот раз…
…Вскакивает, подхватывает упавшие очки — и через секунду уже сбегает вниз по ступенькам крыльца…
Спешу следом, подхватываю её под руку. Света молчит, стараясь идти побыстрее, но наконец не выдерживает. Странно, но говорит она почти что трезвым голосом.
…Мы все сволочи, думаем о себе невесть что, считаем её дурой, смеёмся, хвалимся невесть чем. Её знакомые в Южно-Сахалинске лучше нас в тысячу раз, они хоть, может, и не такие начитанные, но знают, как обращаться с женщинами. Не жлобятся на шампанское, водят дам в рестораны, а не по всяким вонючим пещерам.
Ну да, конечно. В Ласпи…
…Да, всё оплачено! Света смотрит на меня с откровенной злостью. Там, по крайней мере, всё честно. И лучше уж чтоб платили, чем общаться с такими идиотами и жлобами!..
Что уж тут сказать? Пойдём, провожу…
…Всё та же трава, всё та же луна, всё та же дорога… Глупо, мы снова чужие, глупо, глупо, глупо…
На Веранде свет потушен, Борис уже дремлет, а Лука ждёт меня в компании с двумя недопитыми кружками. Ну, будем, что ли? Нет, всё в порядке, все живы. И пора спать.
Лука проявляет редкое благородство. Я на его месте тоже не стал бы злорадствовать, но тюлень честно пытается поговорить о чём-нибудь отвлечённом. Отвлечённом — и приятном. Хотя бы о том, зачем мне ехать сюда на следующий год вместе с Д.? Не лучше бы по старой памяти махнуть вдвоём в Гурзуф, тюлень недавно узнал пару адресов. Там такие девочки!..
А ещё лучше, чтобы я организовал собственную экспедицию, где-нибудь у моря, поближе к Южному берегу. Ведь я же имею право…
Имею, Лука, имею. Возьму в Институте археологии лист, куплю кирку. И будем мы работать втроём: Борис — копать, я — командовать, ты — водку доставать. Тюлень тут же соглашается и предлагает внести в штатное расписание будущей экспедиции ещё и пару особ прекрасного пола.
Здесь бессмысленно дружбы искать фронтовой.
Мы расходимся, только закончился бой.
Шумный Харьков. Кивнём еле-еле при встрече
И забудем на год. Это нам не впервой.
Веранда смотрится голой и ободранной. Собственно, она и есть голая и ободранная — вещи лежат на лежаках, рюкзаки уже наготове, даже гвозди выдраны из стен и сложены в жестяной коробок. Не Толику-Фантомасу же их оставлять!..
…Руины посреди руин. На руины пришли, от руин уходим. За нами — пустыня, разорение, ничто…
Рабочая тетрадь. с. 47.
…Основные итоги экспедиции.
Намеченное выполнено. Работа шла без сбоев, серьёзных травм и болезней не было. В результате работы отряда «Стена» удалось подтвердить сделанные ранее предположения относительно времени постройки и общей стратиграфии Казармы.
Недостатки: три потерянных дня, постоянные опоздания на раскоп, низкий уровень ведения документации (отсутствие фотодневника, плохие рисунки). Слишком много кадрового «балласта», что неизбежно (практиканты).
Три похода (Каламита, с Виктором и Мангуп). Перспективы работы на участке Казармы в следующие сезоны сомнительны:
1. Д. — чужак в Херсонесе, его быстро укатают вплоть до того, что заберут участок.
2. При Д. мне ничего не светит. Поговорить с Сибиэсом о Крипте (маленькая экспедиция?)…
Да, Борис, считай, и всё. Надо ещё напоследок искупаться, так сказать, генеральское купание. С Сашей попрощаться… Ну, и у меня есть ещё одно дело. По археологической части.
Пока же настало время ежегодного обряда — давнего и непременного. Собираем то, что уже ни за что домой не заберёшь. Рваные кроссовки Бориса, мои старые сандалии, разодранная в клочья майка… Всё это развешивается на ветвях растущего невдалеке тамариска, нашего Дерева Фей. Всё-таки в душе мы остаёмся язычниками! Дерево Фей — странный и смешной залог того, что мы сюда ещё вернёмся. Если сможем…
…Обрывки среди ветвей, обрывки судьбы, обрывки мечты, смешные, ненужные, бесполезные, глупые…
Лука куда-то пропал, однако вещи его уже собраны. И где это тюленя носит? Ладно, Борис, будь на хозяйстве, а я схожу. Последний парад… Ну, ежели последний уже был, будем считать его репетицией будущего.
…И снова наши раскопы, серая пыль под ногами и чайки, неторопливо гуляющие по древним кладкам. Наш триумвират сегодня в полном составе: Сибиэс выписался из больницы и пришёл взглянуть на результаты содеянного. Мы не одни, рядом суетятся здешние небожители — две неопределённого возраста дамы, двое бородачей, Бабушка Асеева. С ними, само собой, Гнус — стоит на стенке, тёмные стёклышки на носу, голова мотается в разные стороны. Его Величество мух отгонять изволят.
Утром Д. докладывал на итоговом совещании. Доложился хорошо, небось три дня готовился. Теперь синклит пожаловал сюда — полюбопытствовать, так сказать, in situ.
Д. поясняет, что к чему. Сибиэс молчит — новый вождь должен входить в курс дела. Я тоже помалкиваю, хотя речь идёт о Стене, о моей Стеночке, которая как ни крути, а всё же гвоздь сезона. Однако я понимаю, что она никакая не моя и что сейчас Сибиэс не только представляет отцам Хергорода будущего начальника экспедиции, но и передаёт ему все наши владения — вместе со Стенкой, само собой. Значит, так тому и быть… А рассказывает Д. неплохо, память у него цепкая, да и голос громкий, фельдфебельский.
Сообщение принято с должным пониманием. Всё это уже известно, и нынешний доклад носит скорее церемониальный характер. Разве что Гнус считает необходимым проскрипеть по поводу нашего отвала. Ссыпаем, понимаешь, землю в соседний раскоп, не желаем, понимаешь, таскать её за двести метров к морю. Экспонаты портим, понимаешь!
Вот зануда, право слово! Сам же через месяц будет все эти помещения консервировать — засыпать этой же самой землёй. Мы же тебе полработы выполнили, клоп неблагодарный!
Впрочем, на выбрык Гнуса никто не обратил внимания. Привыкли!
Комиссия без излишних слов отбывает, и мы остаёмся на раскопе втроём. Наш триумвират в последний раз занят общим делом. Дело, правда, серьёзное — Д. озабоченно сообщает, что все его переговоры ни к чему не привели. Балалаенко балалает, Гнус гнусит. В общем, как и следовало ожидать, а значит, следующий сезон, мягко говоря, под вопросом.
Сибиэс молчит. Думает… Пока он ещё начальник, думать положено ему.
…Неужели всё, Сибиэс? Неужели ты уйдёшь, Сибиэс? Неужели бросишь нас, Сибиэс? Зачем же так, Сибиэс?..
Моё дело уже почти что сторона, не мне тут править бал. Но всё-таки… Но всё-таки рискну предложить. Для нас самое главное — продержаться сезон, в крайнем случае — два. Стенку так или иначе надо будет копать, и Балалаенко с Гнусом никуда не денутся, без нас всё равно не осилят. Значит, надо тянуть время, а посему на год грядущий размахиваться не станем. Добьём улицу, водостоки доведём до ума. И здесь копнём, где перемычка между помещениями и улицей. Мелкая, но всё же работа. На месте стоять не будем — а там и к Стеночке подберёмся.
Д. явно недоволен. Наверняка он уже видит свою первую экспедицию в блеске десятков синхронно взлетающих кирок, в скрипе многочисленных тачек. А тут такая сусанинщина! Ничего, все мы поначалу мечтаем о Великой Экспедиции. Это скоро пройдёт.
А Сибиэс, напротив, заинтересован. Он и сам думал о том же, даже обнаружил ещё один подходящий объект — наш небольшой дворик с колодцем, а там ещё копать и копать. Так что Балалаенку точно пересидим!
Д. размышляет. Ну и пусть размышляет, теперь уже это его хлеб.
У ворот прощаемся с Сибиэсом. Вроде в этом сезоне мы его не подвели. Вырастил, так сказать, выкормил… Будь здоров, вождь, отдохни от нас, в сентябре увидимся.
Ну, хайре!
Хайре! Сибиэс идёт к воротам, оборачивается, машет нам рукой и спешит к жёлтому «Икарусу», который уже рычит, собираясь отъезжать.
Переглядываемся с Д. И это уже позади. Держи сигарету, пустим дым! Так, во сколько у нас сегодня поезд?
Идём к сараям — у Д. есть ещё дела со сдачей того, что обычно называют имуществом экспедиции. Ну, будем считать, что и это имущество… Впрочем, уже на следующее лето, Д. уверен, у нас будет всё — а если не всё, то, по крайней мере, матрацы. Может быть, даже подушки…
Проходим мимо развалин театра и сквозь густые пыльные кипарисы наблюдаем гордого Акеллу. Старик что-то горячо объясняет Гнусу с компанией. Ага, комиссия опять ищет блох! И копает Акелла не так, и нашёл не то, и не театр это вовсе, а если и театр, то Акелла его давно снёс по малограмотности… В лицо не скажут, но намекнут. И уже давно намекают.
Старик сердится, бьёт ногой о землю, тычет мощной загорелой ручищей куда-то в месиво кладок. Нет, Акеллу с херсонесской земли так просто-запросто не сгонишь, это его земля… Старый Волк хватает одну из дамочек под руку, подводит её к очередной яме. Начальница покорно следует за ним, остальные подтягиваются сзади, а старик всё говорит и говорит, чуть покачиваясь корпусом и тыча ручищей в покрытые серой пылью камни. Силён, силён!
Силён, соглашается Д., но вот методика его, честно говоря… Копает, как Косцюшко!
Ох уж эти Шлиман с Косцюшкой… То ли дело мы! …Линейки, веники, чертёжная доска, два деревянных метра… Всё экспедиционное имущество умещается в маленьком закутке необъятного монастырского подвала. Кирки и лопаты лежат рядом. Теперь уже точно всё — кроме, само собой, прощального купания. Да, я тоже иду. Встретимся на камнях!
Борис уже собрал рюкзак и явно начинает тосковать. Отрываю его от этого занятия, и мы спешим на пляж. Генеральское купание — последнее, самое сладкое.