– Или вошел во вкус, и эту крошку уже сам придушишь?
Идиотские, очевидные провокации. Даже я в худшие свои годы вряд ли бы повелась на такие. Однако рука Айдена вдруг сжимается в кулак до побеления костяшек, а линия его челюсти ожесточается, напрягается.
– Заткнись.
Никогда не слышала, чтобы Айден выбрасывал слова сквозь плотно сжатые зубы.
– О чем он говорит?.. – Тихий вопрос выдохом срывается с губ, пока я делаю неосознанный шаг назад.
Джинхо переводит на меня снисходительный, неожиданно ласковый взгляд. Так смотрят на наивных маленьких детей.
– А ты ничего не знаешь, так ведь? Кто бы мог подумать. – Улыбка медленно сползает с его лица. – Моя мать была клиентом Фланагана.
– Джинхо, – стальным голосом пытается прервать его Айден.
Холод сковывает мой затылок. Я сглатываю и в недоумении смотрю на юношу, будто бы только сейчас по-настоящему вижу его. Лицо Джинхо искажается горькой широкой улыбкой, смешанной с такой болью, что у меня самой спирает дыхание.
– И он испортил все, слышишь? – произносит Джинхо так тихо, что я с трудом слышу, но следом вдруг выкрикивает: – Она погибла из-за него!
Я не могу пошевелиться. Не могу вдохнуть. Шок сковывает каждое ребрышко в грудной клетке, а ужас охватывает тело, начиная с затылка. Я перевожу взгляд на Айдена в какой-то глупой надежде, что он высмеет слова Джинхо, скажет, что это ложь. Но телохранитель молча стоит на месте, словно оцепенев. В моей голове снова и снова гремят его слова, сказанные в ответ на мой вопрос, почему же он продолжает работать обычным телохранителем.
«Может быть, но у меня есть третья причина. Призвание. Или искупление. Это уже как посмотреть».
Искупление. Вот, о чем он говорил.
Поразительно, но мой разум не отравлен домыслами о том, какова вина телохранителя в случившемся. Вместо этого испытываю гнев. Он волной поднимается из глубин моей души и заставляет меня глубоко вдохнуть воздух. У этого глубинного гнева всего одна цель.
– Пошел бы ты к черту, – резко выпаливаю я, смотря в глаза Джинхо.
Темные брови юноши взлетают вверх. Джинхо собирается что-то сказать, но его зовут коллеги, которые остались стоять вдали вместе с грузом.
– Хорош трепаться! – сокрушается один из курьеров. – У нас время!
Джинхо смеряет Айдена долгим взглядом. Таким же он одаривает меня, а после обаятельно улыбается.
– Работа зовет. А жаль, я бы еще много чего рассказал. – Развернувшись, он бросает через плечо: – Удачной службы, Фланаган. Пригласи потом на похороны.
Я успеваю заметить, как Айден порывается вперед, намереваясь догнать Джинхо. Хватаю телохранителя за руку, и, к моему удивлению, он правда останавливается. Грудь Айдена заметно вздымается и опадает, я даже слышу его дыхание – глубокое из-за постоянных попыток удержать контроль. Его взгляд прикован к удаляющейся фигуре, и только когда Джинхо скрывается с поля зрения вместе с остальной командой грузчиков, телохранитель неохотно расслабляется.
И я совершенно не знаю, что мне делать. Устроить Айдену допрос? Сделать вид, что ничего не произошло, и ждать, пока он сам решит поговорить об этом? Я теряюсь в каждом из этих вариантов, мечусь между ними и в итоге не выбираю ни один.
Спустя час, закончив дела, мы отправляемся в обратный путь. В салоне машины царит молчание, только тихо играет радио. С течением минут вопросы в моей голове оседают тяжелым удушливым грузом. Я старательно отгоняю мысли, сопротивляюсь любопытству и тревоге, старательно игнорирую догадки – одну безумнее другой. Когда впереди виднеется особняк, а темноту за окнами машины заполняет мягкое освещение знакомой территории, легче мне не становится.
В конце концов поддаюсь неизбежному. Слежу за тем, чтобы Айден поднялся на второй этаж вместе со мной, но миную комнату. Мы выходим на открытую террасу. Я отступаю в сторону, пропуская телохранителя вперед, а потом встаю перед ним, чтобы отрезать пути отступления. Повернувшись ко мне, Айден соблюдает дистанцию, из-за чего вжимается поясницей в белоснежные перила. Его взгляд как всегда спокоен и закрыт, и впервые мне так ужасно хочется расколоть эту скорлупу.
– Объясни мне все, – выпаливаю я твердо. За моей требовательностью трусливо прячется отчаяние. – Пожалуйста.
Айден долго смотрит мне в глаза, но я не отступаю. Тоже смотрю: с усилием, призванным упрямством, со стойкостью.
– Могу я узнать конкретную причину твоего интереса? – тихо спрашивает он. – Ты хочешь утолить любопытство… или страх?
Я стою в глупом молчании и молча смотрю на телохранителя. Признаться честно, не думала, что Айдена посещают подобные мысли. Получается, он переживает, что вся эта ситуация заставляет меня бояться его? Я опасаюсь Джинхо за его психопатские замашки, за его старую злобу и безысходность вследствие утраты близкого человека. Я боюсь за Питера, поскольку начинает казаться, что его личная история незримо пронизывает и мою собственную и что-то важное постоянно ускользает от меня, хотя витает совсем рядом. Я опасаюсь сама себя за все новые и неоднозначные мысли и ощущения, которые посещают меня с завидной регулярностью. Боюсь разрушения принципов и сменившегося отношения к миру, некоторым его деталям. Но даже пытаясь намеренно отыскать в себе страх и сомнения по отношению к телохранителю, я нахожу лишь что-то абсолютно противоположное.
Мне требуется около двадцати напряженно долгих секунд, прежде чем наконец превратить хаотичные мысли в слова. И в эти мгновения особенно сильно хочется быть честной.
– Вначале я часто злилась на тебя. Не помню, чтобы помимо моего праведного гнева было хоть что-то еще плохое. Если я когда-либо и боялась тебя, то только в первые дни, как опасалась бы любого другого человека. С тех пор много чего произошло и изменилось. – После небольшой паузы тихо добавляю: – Я доверяю тебе, Айден.
Мне самой не до конца верится, что я произношу это вслух. Но на моем языке нет ни капли лжи или лукавства. Забавно, но сейчас, в этом разговоре с телохранителем я честнее, чем сама с собой в остальное время.
– Мне это важно.
Его голос тише, чем обычно. Я смотрю в серые глаза Айдена и гадаю, в чем заключается смысл его слов: в профессиональном ключе или же в личном.
– Я хочу знать, что произошло с твоим предыдущим клиентом. И с тобой.
Терраса надолго погружается в тишину. В обычно непроницаемых глазах Айдена я наблюдаю отголоски внутренней борьбы и гадаю, почему ему настолько трудно говорить о давно минувших событиях.
– Это была моя ошибка, – начинает телохранитель свой рассказ с конца.
В этом он неумолимо напоминает меня.
– Я допустил лишние эмоции. – Айден едва заметно вздыхает, а взгляд его, прикованный к доскам на полу террасы, кажется более закрытым, чем прежде. – И эта ошибка стоила жизни моему клиенту.
Я не тороплю его, хотя мое сердце взволнованно колотится в груди. В наших разговорах с телохранителем мы впервые ступаем на территорию его прошлого. Большую часть времени я старалась не думать о том, что буквально ничего не знаю об Айдене – это казалось естественным, учитывая специфику его профессии, которая подразумевает крайне скудное пространство для личного опыта.
– Это была моя первая настоящая работа. Нанимателем был бизнесмен, переехавший сюда из Южной Кореи. Тут его дело пошло в гору, а с ростом прибыли росло и число недоброжелателей. Я работал не один, всегда брал пример со старших секьюрити. Нас наняли как раз на случай разборок и других… опасных ситуаций. Ничего такого не было довольно долго.
Я невольно задумываюсь, каким был совсем юный Айден. Может, даже моего возраста. Почему-то уверена, что он не был скрыт таким толстым слоем непроницаемости. Он был… более живым, полагаю.
– Через несколько месяцев меня приставили к его супруге в качестве постоянной охраны. Я вместе с еще двумя старшими секьюрити сопровождал ее на выездах, охранял на мероприятиях и встречах в городе. Сама миссис Ким была человеком приятным и добрым. Она постоянно заботилась о своем персонале. Увлекалась психологией и психоанализом, а я частенько позволял себе вместе с ней слушать лекции, которые она включала на большом экране в своем кабинете. Иногда мы с ней могли разговаривать часами.
Айден ненадолго замолкает. Такое чувство, будто бы ему мешает ком, блокирующий слова. Я гадаю о характере этого затруднения: физическом или же психологическом.
– Джинхо был сыном этих людей, – продолжает телохранитель уже тише. – Я редко контактировал с ним, но мы были хорошо знакомы. Иногда меня, как младшего в составе охраны, просили присматривать за ним. Парень не приносил проблем мне, а я не досаждал ему. Пару раз припугивал хулиганов в его школе, когда те заигрывались на почве расизма. – Айден медленно вздыхает и продолжает чуть быстрее: – В целом это была спокойная и не пыльная работа. Мы были мерой излишней безопасности, работали скорее ради морального покоя семьи, чем ради каких-то реальных действий.
И снова долгая, тяжелая пауза, которая грузом ложится даже на мое сердце.
– Мистер Ким еще в самом начале показал себя человеком вспыльчивым и слабым к своим страстям. Он много чем увлекался. И другими женщинами в том числе. Миссис Ким знала обо всем этом, иногда пыталась вразумить его, но безуспешно. Она стала реже общаться с мужем, и, насколько я знаю, ее главным утешением стал начальник охраны. Я тоже пытался оказать моральную поддержку, но все мои обрывочные знания в психологии не работали. Так или иначе, в супруге своего босса я видел что-то, напоминающее мне мою мать и мою семью, потому хотел помочь. Миссис Ким куда серьезнее меня увлекалась психологией, она быстро разобрала меня по косточкам. Но она не разозлилась за мою легкую привязанность. Думаю, она тоже это чувствовала и была рада.
Я уже понимаю, чем может закончиться эта чужая, но парадоксально близкая мне история.
– Во время их очередной ссоры все стало совсем плохо. – Айден поворачивается лицом к открывающемуся виду на задний двор и опирается руками о перила. – Они устроили настоящий домашний скандал. На ночь в доме оставался усеченный состав охраны, но все мы были не вправе вмешиваться в личные дела босса. Скандал набирал обороты. Я слышал, как мистер Ким разговаривает с ней. Какими словами и обвинениями кидается. Для этого человека уже давно не существовало понятия чести, я не был удивлен. Кто я та