кой, чтобы учить его морали? Но в тот момент меня накрыла такая злоба, что я решил, что обязан вмешаться. Думаю, если бы не мое личное отношение к миссис Ким, я бы не стал идти наперекор. Но я хотел защитить ее не как телохранитель, а как человек.
Пауза тяжестью ложится между нами. Я совсем не знаю этих людей, нет ни одной причины так глубоко сопереживать чужим трагедиям, но связь Айдена с этой историей, знание о его непосредственном участии в ней творит со мной что-то странное.
– В конце концов я вошел туда, но даже миссис Ким потребовала, чтобы я не лез без приказа. Но я высказал мистеру Киму за все его обманы, манипуляции и измены, за паскудное отношение к миссис Ким. Он, конечно, впал в ярость. Такой наглости от простого наемного работника он терпеть не собирался, и я был готов к тому, что меня тем же вечером уволят. Меня это не пугало, думал, что смогу общаться с миссис Ким и потом. Я мечтал продолжить изучать психологию, а наставника лучше не видел. Даже думал, что после работы телохранителем смогу полноценно попробовать себя в этой сфере.
Я пытаюсь представить Айдена в роли психолога, примерить к нему эту совсем иную, непохожую на нынешнюю жизнь. Жизнь, в которой было бы место семье. Благородное занятие, связи, постоянные клиенты. Я представляю Айдена на роскошном вечере – таком, как был недавно, – но не в качестве телохранителя, а в качестве приглашенного гостя. Я представляю, как Айден не стоит в стороне невидимой тенью, а сидит за одним из тех сервированных столов в ожидании подачи блюд, в его бокале плещется вино. Он все равно носил бы эти скучные черные костюмы. Просто стоимость их была на порядок выше.
Я всей душой желала бы таких успехов этому человеку. Но, как бы стыдно мне ни было об этом думать, совсем не вижу такого Айдена. Могу его представить, но не чувствую в этой воображаемой картинке ни капли жизни. Как будто даже в сотне-другой ближайших параллельных вселенных он все еще оставался телохранителем.
Моим телохранителем.
Боже, как же это эгоистично.
– Но не случилось ничего, к чему я готовился. – Айден говорит тихо и отрешенно, не проявляя ни единой эмоции по отношению к прошлому. – Мистер Ким напал на меня. Я считал его намерения за секунду до того, как он начал драку. Я не имел права причинить вред боссу, поэтому просто защищался и ждал, пока он успокоится. Миссис Ким… сильно кричала. Она требовала, чтобы он остановился, звала охрану, но остальные телохранители тоже подчинялись только мистеру Киму и не стали ввязываться в драку по чужому приказу. Он остановился только на пару секунд, чтобы выгнать их. В комнате остались мы втроем. Он продолжил. Миссис Ким хватала его за руки. Пыталась мешать.
Предложения, которыми Айден вытаскивает из себя частички этой истории, становятся все короче и тяжелее.
– Она хотела все остановить. Он и правда переключил внимание. На нее. Он ударил ее только один раз. А у меня сорвало голову. Я помню, как налетел на него и ударил в челюсть.
Перед моими глазами назойливо мелькают воспоминания о другом насилии. Я упрямо прогоняю их и едва слышно произношу:
– Получается, ты напал на своего босса.
– Тогда я считал, что это единственный правильный вариант. В той ситуации.
– Да. – Я поднимаю голову и произношу тверже: – Это было правильно.
Повисает долгое молчание. Мне мучительно хочется прикоснуться к Айдену, положить ладонь ему на плечо, как-то утешить. Но я не решаюсь двинуться с места.
Телохранитель отходит от перил и направляется к деревянной скамье, протянувшейся вдоль стены террасы. Айден садится на край скамьи и прислоняется головой к холодной каменной стене дома.
– Иногда я думаю, что мне не следовало вмешиваться. Возможно, они бы оба успокоились, выпустив пар. Меня не отпускает мысль, что все закончилось трагедией именно из-за моего вмешательства. Миссис Ким билась с ним так отчаянно, только потому что хотела защитить меня. Хотя что бы со мной было? Это ерунда. Нас тренировали для куда более суровых сценариев. Я был не прочь позволить боссу выпустить гнев на мне, это было куда лучше, чем если бы он делал это на своей жене.
Я замечаю, что в своем рассказе Айден начинает ходить вокруг да около. Будто бы его внутренний барьер попросту не подпускает мысли к финалу тех ужасных событий. Я не выдерживаю и опускаю ладонь на его пальцы. Айден никак не реагирует на прикосновение, специально не смотрит на меня, но после молчания наконец выдыхает:
– Мне помешали эмоции. Они перекрыли мое внимание, разрушили мою сосредоточенность. Оставайся я в холодном рассудке, я бы смог защитить объект и прекратить конфликт. Но я, как совсем юный сопляк, возомнил себя бойцом и слепо атаковал, из-за чего просто пропустил один удар. А за ним еще два. Я отключился от удара в висок. Просто взял и… распластался, как мешок с костями.
Я крепко сжимаю его пальцы. Айден закрывает глаза, и плотно сжатая челюсть выдает ту крайнюю степень самобичевания, которая разгорается в нем. Мне хочется прокричать ему прямо в уши, вбить ему в голову, что он не виноват, что ему незачем записывать этот кошмар в свои роковые ошибки. Но я знаю, что меня не услышат.
– Когда я пришел в себя, миссис Ким лежала неподалеку. – Голос Айдена сух, почти неслышен. – Он наклонился к ней, что-то говорил, встряхивал за плечи. У нее был рассечен затылок. Вокруг какие-то осколки. Пахло алкоголем.
Я тут же вспоминаю отношение Айдена к спиртному. Полагаю, сам запах алкоголя возвращает его в ту далекую страшную ночь.
– Наверное, она уже тогда была мертва. По крайней мере, мне хочется в это верить. Это бы означало, что она не долго мучилась.
Меня бросает в дрожь. Айден вновь прекращает говорить, но на этот раз пауза нужна не только ему, но и мне самой.
– Он вынес ее из комнаты. А я долго не мог встать. Было сотрясение. Я вызвал остальную охрану, но никто из них не видел ни босса, ни миссис Ким. Позже выяснил, что он закопал ее тело в лесу в часе езды от дома. Тогда я три месяца потратил на то, чтобы засадить ублюдка за решетку. Благодаря помощи моих коллег и связях в академии мистера Кима не спасли его деньги. К тому же в суде выступили некоторые его личные враги, которые любезно рассказали и о других заслугах мистера Кима. В итоге он вряд ли выйдет из тюрьмы раньше своей смерти.
Мне кажется, в тишине мы проводим больше десяти минут. Нам обоим необходим этот покой, не нарушаемый ничьим голосом. Я смотрю в пустоту перед собой, перебирая образы этих людей. Сопереживаю глупой смерти госпожи Ким, ненавижу ее мужа, но даже при целенаправленном поиске не нахожу в себе ни одной причины, чтобы обвинить Айдена.
– А Джинхо? – наконец нарушаю я тишину.
– Он уехал из дома, как только прошли похороны. Я не узнавал, куда. Он появлялся в школе, поэтому вести о том, что он жив, мне хватало. Тогда я был занят судебным процессом. А еще физическими тренировками. Я хотел восполнить все свои пробелы в подготовке, чтобы не допустить новых ошибок.
Я вспоминаю, как сама пришла к абсолютно необязательным для меня тренировкам, лишь бы доказать самой себе, что теперь точно выстою.
– Работа над собой подразумевала серьезный контроль над эмоциями, – добавляет Айден, открыв глаза. В них я ожидаемо не могу прочесть ничего. – Поэтому я стремился контролировать их настолько, чтобы они никогда больше не стали проблемой. Я всегда осознавал, что от моего профессионализма зависят жизни. Тогда я не справился со своей прямой обязанностью. – Айден прерывается, и я слышу выдох, сорвавшийся с его губ сильнее предыдущих. Он продолжает, будто слова льются из него автоматной очередью: – Шелл, ты не представляешь, насколько мне страшно повторить ту ошибку снова. Не справиться. Утерять что-то из виду. Сделать неверный шаг. Неправильно просчитать ход событий.
Я подчиняюсь порыву и крепко обнимаю Айдена. Телохранитель замирает, словно каменная статуя, но я не отступаю. Жадно прислушиваюсь к учащенному биению сердца, ощущаю его тепло. Я вслушиваюсь в его сдержанное дыхание и мечтаю, чтобы оно хоть на пару минут избавилось от этой ровности.
Рука Айдена приподнимается за моей спиной, будто намеревается приобнять в ответ, но телохранитель передумывает и опускает ее обратно на скамью. Хочется проклинать его за отказ, но я лишь крепче обнимаю Айдена и кладу голову на его грудь.
Я настороженно прислушиваюсь. Но не к ритму чужого сердца, а к своим собственным ощущениям. Меня настораживает всепоглощающий покой, окутавший меня. Настораживает нежность, которая наполняет изнутри. Но мне совсем не хочется бояться этих ощущений. Пожалуй, сейчас мне хочется допустить их. Подпустить ближе к себе, запомнить, позволить их хотя бы на несколько драгоценных минут. И все ради того, чтобы передать эти чувства и со всей искренностью произнести:
– Я в тебя верю.
Это все, что я могу сказать.
И это все, что ему нужно услышать.
Глава 34. Туманность
Несколькими днями позже приезжает Шарлотта и проявляет инициативу вытащить нас всех из дома. Она легко уговаривает папу отвлечься от рабочих процессов хотя бы на один день и планирует поездку в один из самых интересных ресторанов Сиэтла с последующим просмотром мюзикла в какой-то престижной филармонии. Не то чтобы я горела желанием куда-то ехать, но упустить возможность провести время в их компании я точно не могу.
Понятия не имею, что будет представлять из себя такое место, как филармония, поэтому готовлюсь к поездке, как к бою. Макияжем я стараюсь придать своему лицу красоты, но даже с выразительно подчеркнутыми глазами я не вижу того, на что смела надеяться. Поскольку дверь в мою комнату приоткрыта, слышно, как с первого этажа раздается голос отца:
– Шелл! Пора!
Я торопливо сгребаю со столика косметику и набиваю ею худую косметичку. Поправляю на себе узкое темно-синее платье и полупрозрачную накидку, которая так и норовит соскользнуть с плеча. Вернувшись из ванной комнаты в свою спальню, с удивлением присвистываю: за время, пока я была в душе и приводила себя в порядок, за окном успело стемнеть. Благодаря приоткрытой двери свет из коридора чертит на полу комнаты яркую линию, и эта полоска становится шире, а потом вдруг перекрывается хорошо знакомым силуэтом.