Катя вышла из отдела. Еще не рассвело, ночная тьма нехотя уступала место серым утренним сумеркам, еще насыщенным тенями и мраком, сыростью, пропитанным светом фонарей и ветром, что дул с севера.
Катя устало влачилась по улице. Городок еще толком не проснулся. Светились вывески магазинов, но большинство зданий тонули в темноте. Темным было и здание городской администрации, лишь в кабинете охраны горел тусклый свет.
Мимо проехал автобус – абсолютно пустой. Остановился на остановке. Катя ощутила знакомый холодок. Напряглась. Нет, никого. Остановка пуста. И та, что напротив, тоже пуста.
Она шла к кампусу, и навстречу ей не попалось ни одного прохожего, кроме…
Шаркающие шаги по асфальту.
Со стороны Седьмой Парковой улицы приближалась пожилая женщина. Катя пригляделась – в свете фонарей она узнала по одежде и походке ту самую старуху Надежду Павловну, соседку Мухиной из дома напротив. Мать несчастного больного парня. Старуха ходко и бодро шествовала в этот ранний еще сумрачный час… куда? Догадаться было нетрудно. Она ведь работала уборщицей в магазине «Французская пекарня». А хлебные магазины открывают свои двери для персонала очень рано – надо принять свежую выпечку, разложить товар, убрать витрины и зал.
Старуха шествовала к перекрестку наискосок. Пекарня ведь тоже располагалась на центральной площади, как и кампус.
Катя добрела до дверей своего пристанища, раздумывая, что придется будить спящую администраторшу на ресепшене, стучать в двери, чтобы ей открыли.
У самых дверей она оглянулась на розовую неоновую вывеску пекарни. Старуха должна уже была достичь магазина.
Стоп.
Катя вгляделась в освещенную площадь, что лежала перед ней, как на ладони.
Никого.
И звука шаркающих шагов не слышно.
Но где же…
Старуха должна была пересечь перекресток и подойти к пекарне…
Но возле «Французской пекарни» – никого.
И на перекрестке – тоже никого.
Катя повернула назад и быстро пошла в обратном направлении – к тому самому перекрестку.
Она встала у мигающего желтого светофора и огляделась. Улица в направлении Седьмой Парковой пуста. Улица, по которой она шла к дому ученых, тоже пуста и безлюдна. Улица, по которой она вот сейчас возвращалась от отдела полиции, – тоже пуста.
Где же старуха? Куда она делась? Может, Катя не заметила, и та вошла в пекарню? Может, там уже открыто?
Катя бегом вернулась назад, ринулась к дверям «Французской пекарни», где когда-то работала четвертая жертва Наталья Демьянова. Дернула дверь – заперто, внутри темно. Она начала стучать, но ей никто не ответил. Магазин явно был закрыт на ночь, и именно уборщице Надежде Павловне предстояло первой открыть его и снять с сигнализации.
Катю прошиб холодный пот. Она ощутила, что сердце колотится в груди с невероятной силой.
Она затравленно оглядела знакомый пейзаж.
Тихий сонный ЭРЕБ.
Не окраины, не поля, не новостройки – центральный старый район, где человек не может сам собой исчезнуть, если только его не…
Катя не двигалась с места, уговаривая себя не паниковать, рассуждать логически.
Шума проезжающей машины она не слышала. И проезжая часть пуста. Стояли лишь авто, припаркованные у домов.
Да, проехал автобус, но это было раньше и не здесь, она это место уже миновала, когда увидела шагающую старуху.
Криков о помощи она не слышала.
Между тем, как она увидела старуху, подходящую к перекрестку, и тем, как оглянулась у дверей кампуса, прошло минут пять, не более. Ну, может, шесть.
Она медленно пошла через перекресток туда… Она озиралась по сторонам.
Магазин «Хозтовары» – вдалеке, его витрина светилась. Чуть ближе – неосвещенное здание, офисное, сейчас закрытое, лишенное арендаторов. Еще чуть ближе – тоже темное здание, двухэтажная коробка из силикатного кирпича с заросшим палисадником. Кусты. Темное пространство за кустами – то ли двор, то ли пустырь.
Напротив – улица, уходящая в сторону набережной, и там – привычные уже глазу кирпичные коттеджи. Скупой свет фонарей.
Катя прислушивалась…
Что это за звук?
Кошки, что ли, дерутся?
Или померещилось?
Кругом стояла глубокая предрассветная тишина.
И вдруг…
Катя услышала рев приближающегося мощного мотора. Кто-то ехал со стороны набережной и явно превышал скорость на пустынных улицах.
Патрульные! Это едет патрульная машина! Гонять по ночному городу – это фишка полицейских.
– Эй! Стойте! Помогите! – закричала Катя, замахала руками, бросаясь чуть ли не на середину тихой улицы.
И лишь в самую последнюю секунду поняла, что не видит ни синей мигалки, ни полосы на боку, более того, машина была черного цвета… внедорожник и…
– Вы что, с ума сошли? Под колеса?!
– Помогите! Я думала, это патруль!
Катя слишком поздно осознала, кто перед ней и что это за тачка.
За рулем машины – той самой, что так по-рыцарски подвезла ее до кампуса, – сидел Константин Чеглаков.
И Катя…
То ли у страха глаза велики, то ли ее несказанно поразило это совпадение.
Она отшатнулась от внедорожника и едва не пустилась бежать.
– Стойте, да что такое? Что случилось?
Он высунулся из окна.
Катя ощущала лишь удары крови в висках и удары сердца в груди.
– Я… я не знаю… пожилая женщина… она шла, я ее видела, как вас. И вдруг она пропала, не дошла до булочной.
– До булочной? В такой час?
Катя махнула рукой в сторону площади.
Константин Чеглаков вышел из машины.
– На вас лица нет. Кто вас так напугал?
– Никто. Я просто… Я думала – полиция едет, а это вы.
Она ощущала запах спиртного от Чеглакова. Их пивные посиделки втроем явно затянулись до самого утра. Но внешне опьянение никак не отражалось на этом человеке.
И тут внезапно…
Этот звук…
– Кошки? – прошептала Катя. – Вы слышали?
– Слышал. – Константин Чеглаков подошел к ней. – Только это не кошки.
Странный звук повторился – придушенный вопль, в один миг оборвавшийся на высокой ноте.
– Это там! – Чеглаков указал в сторону заброшенного здания и кустов. – Пожилая женщина, вы сказали?
– Да!
– Пойдемте. – Он двинулся вперед. – Может, упала? Может, плохо стало?
Они вошли в заросший палисадник. Двинулись вглубь. Их мгновенно поглотила темнота – едва они удалились на каких-то пять метров от освещенной городской улицы.
Кусты и деревья здесь разрослись так густо, что напоминали лесную чащу, и было странно, что эти заросли находятся почти рядом с центральной площадью, с хозяйственным магазином, торговым центром, пиццерией.
– Здесь что-то протащили, – сказал Чеглаков.
Катя не видела ни зги. А он, казалось, видел в темноте, как та самая призрачная кошка, что орала благим матом.
Андроидам полагается видеть в темноте…
Это мы, простые люди, слепы, а космонавты, дважды выходившие во вселенную, они…
В темноте Катя налетела на него. Он был твердый как скала. Остановился, к чему-то прислушался. Затем…
Этот жест…
Он приложил палец к губам.
Катя смотрела на него, не смея дышать.
Ей хотелось крикнуть: «Эй, Надежда Павловна! Вы где?! Отзовитесь! Это вы там?»
Но он приказывал ей молчать, и она подчинилась.
Он указал за угол здания. И сам двинулся вперед. Катя хотела было обогнать его, но он поймал ее за руку и очень мягко, но категорично толкнул назад, себе за спину.
И Катя поняла: он чувствует опасность.
Здесь, в этой темноте, в этих зарослях, опасно.
Быть может, здесь притаился невидимый хищник, который лишь ждет момента…
Чеглаков вдруг в два прыжка ринулся в самую гущу кустов.
Треск сучьев.
Хриплый возглас – ярость и удивление и…
Треск сучьев…
Стон…
В кустах была проплешина – маленький пятачок свободного пространства, со всех сторон окруженный зарослями. И на этом пятачке…
Какая-то тень, припавшая к земле…
Нет, кроме тени что-то еще…
Светлое пятно…
Женская куртка…
Еще одно пятно…
Ноги – голые, бесстыдно раздвинутые, со спущенными до самых лодыжек брюками и панталонами…
Тень выпрямилась, открывая распростертое на мокрой листве тело лежащей навзничь старухи в светлой куртке… Той самой, по которой Катя и узнала…
Тень метнулась в кусты.
Вопль!
Константин Чеглаков бросился за тенью.
Треск! Вопль ярости и боли и…
Полураздетая старуха сучила ногами по земле. Она приходила в себя и слабо стонала.
Удостоверившись, что она жива, Катя, не мешкая ни секунды, ринулась на шум битвы в кустах.
Треск сучьев, звук ударов, хриплый крик.
Они прошли сквозь кусты, как нож сквозь масло, – Чеглаков и его тайный противник.
Катя, выскочившая из кустов, увидела страшное: противник (она не могла разглядеть его лица, оно было чем-то закрыто, замотано) развернулся, словно стальная пружина, и нанес Чеглакову удар ногой в грудь, как это бывает в поединках карате-до.
Чеглаков согнулся.
Противник нанес ему еще один удар ногой.
Катя дико завизжала от страха. Этот визг… она стыдилась за него потом всю оставшуюся жизнь.
Темная тень повернулась к ней, и тут…
Чеглаков усилием воли заставил себя распрямиться. Он налетел на своего врага, как медведь на кабана.
Они сшиблись на этой узкой прогалине в кустах, словно два великана.
Удар, еще удар…
Блокировка рукой, удар…
Теперь уже Чеглаков нанес противнику удар ногой, отбросив его в сторону. Ринулся, прижал к земле, но тот сбросил его с себя, подминая…
Рывок…
И вот уже Чеглаков прижал его к земле, заламывая руку назад. Но тень вывернулась снова и нанесла ему мощный удар кулаком в скулу, пытаясь сбросить с себя.
Но не тут-то было.
Чеглаков дернул его руку вбок и вверх. Хрустнули кости.
Катя услышала новый яростный вопль боли и страха.
Чеглаков оседлал его и вдавливал в мокрую почву, не давая возможности перевернуться на спину, заламывая в болевом приеме уже здоровую руку, намереваясь сломать ее, как и ту, другую.