– Что вы делали у дома Дмитрия Ларионова в половине одиннадцатого? Зачем вы так спешно уехали из больницы?
– Я… ладно, всю правду вам… Я не только из-за матери. Я из-за него тоже.
– Из-за кого?
– Я люблю его, – сказала Ласкина. – Ваня – это все, что у меня есть на сегодняшний момент. Он такой красивый. Такой молодой. Он не похож ни на одного из моих бывших. Вонючие волосатые обезьяны… мужики… гадины развратные. Ах, я могла бы вам порассказать. Может, вы мне и простили бы тот эпизод в конюшне, если бы я вам о своей жизни, девочки мои, порассказала. Чего я навидалась от мужиков. А Ваня не такой. И я его не намерена уступать. Никому. Я в больнице места себе не находила. Он мне даже не позвонил! Весь город в курсе, что меня мать, как курицу, ошпарила. Нянечки в кулак прыскают за моей спиной. Со мной такая беда, а он мне даже не позвонил! И на мои звонки не отвечал.
– Вы что, хотите сказать, что сбежали из больницы к своему ветреному любовнику? – с насмешкой спросила Мухина.
– Я вам правду говорю. Я поехала на такси домой. Переоделась, забрала деньги, кредитку. Мать заперла. Я хотела переночевать у Ивана дома. Сколько же может он от меня закрывать свой дом? Я хотела на следующий день договориться с домом престарелых и отправить мать туда, платить. И… я поехала к дому Ивана. А его там не было. Тогда я обогнула улицу с другой стороны.
– Улицу Роз?
– Да, Парковую нашу. Их улицу… Но и дом его соседа был заперт. Никого нет дома.
– Вы искали Водопьянова у Чеглакова?
– Он часто к нему заглядывает.
– И что было дальше?
– Я сидела за рулем. Снова начала ему звонить на мобильный. В доступе, но на мои звонки не отвечает. Тогда я вспомнила об этом его приятеле.
– О Дмитрии?
– Ну да. Они и втроем гулянки устраивают, выпивают. Я подумала – может, Иван вместе с ними у него дома? И поехала в поселок академиков.
– Вы знаете, где живет Дмитрий Ларионов?
– Все знают в городе, где жила его мать. Какие они с мужем хоромы себе там отгрохали. Они ж миллионеры были. Она от науки, а он бизнесом ворочал.
– Что было дальше?
– Я приехала. Гляжу – впереди забор высокий. На первом этаже вроде свет горит, верх темный… Я подумала: ну вот я здесь и что скажу им, если они там все трое своей компанией? Ученая элита… А я простая баба, ревнивая баба с ошпаренными ногами. Начнут подкалывать меня. Этот… Чеглаков космонавт… ненавижу его… такой сноб… настроит Ваню против меня – мол, гляди, какая дура набитая за тобой всюду бегает хвостом… И Ване стыдно за меня станет. Бросит меня, как и…
– Ваш бывший? Ученый из Дубны?
– Сучий хвост. Он бизнес через меня в нашем городе хотел пробить для своих однокурсников и с этого бабло поиметь! Это я лишь потом поняла!
– И что случилось дальше?
– Я подумала, подумала. Так и не решилась права качать в чужом доме. Свернула на другую улицу, выбралась на шоссе и поехала в Дубну. Решила все же Ваньке-черту дозвониться по мобильному. Достоинство свое женское не терять у них на глазах.
– Ворота дома Ларионова были открыты? – спросила Катя.
Она помнила, что на пленке камеры этого не видно.
– Нет, закрыты.
– А машину вы не видели?
– Какую еще машину? – Ласкина обернулась к ней. – Нет. Я уехала оттуда. А что там случилось? Как его убили? За что?
– Это мы у вас хотели спросить, – сказала Мухина. – Мы вас про убийство, а вы нам сказочку про любовь и ревность.
– Я правду сказала! Вы что? Зачем мне убивать этого парня! Я же говорю – он женат! Я на его счет никогда ничего… Он же не Чеглаков!
– А что вы насчет Чеглакова? – спросила Мухина.
Ласкина молчала.
– Не слышу ответа.
– Да пошла ты…
Ласкина снова вернулась к прежней своей, злой, дерзкой манере.
– Любовнику-то дозвонились в конце концов? – не отступала Мухина.
– Пошла ты!
Мухина покивала – да, да, уже, уже… Она тоже словно что-то просчитывала и примеряла в уме.
– Крайне неубедительно, – сказала она наконец. – Я вам не верю. Я задерживаю вас по подозрению в убийстве Дмитрия Ларионова.
– Что?!
– Кстати, вы ведь и с Ниной Кацо накануне ее убийства имели контакты.
– Что вы хотите на меня повесить?!
– Мы выявили связь между вами и всеми четырьмя жертвами серии убийств, – сообщила ей Мухина. – Думаю, наши материалы убедят следователя, что ваше задержание необходимо.
В кабинет вошли оперативники.
– Ты мне за это заплатишь! – заявила Ласкина. – Не быть тебе долго начальницей полиции в моем городе.
– Это мой город, – отрезала Мухина.
Когда ее увели, Катя лишь сказала:
– Ничего непонятно с ней.
– Она была на месте убийства почти в то же самое время. И она нам врет.
– А если эта чушь – правда? И все это просто цепь совпадений?
– Мне будет спокойнее, если она посидит под замком.
– Вам придется объясняться с главой города. А может, и с администрацией губернатора. У нее есть связи – в этом она не лжет. И она пустит их в ход.
– А я покажу нашему главе пленочку из конюшни. – Мухина оскалилась. Она явно сводила с кем-то давние невидимые счеты. – Ай-ай, какой пассаж… Порой так приятно ткнуть их мордами в их же собственные экскременты. А если из администрации губернатора бочку покатят, мы выложим пленочку из конюшни в интернет.
– Вы же ей обещали.
– А я в некоторых случаях не держу обещаний, – отрезала Мухина. – Солнце мое, неужели вам не ясно? После всего, что я о ней знаю, я просто не позволю ей и дальше рулить нашим городом. Быть во власти. Распоряжаться нами, мной, как они там все привыкли. Пусть хоть за издевательства над лошадью поплатится. Защитники животных, когда это увидят, сожрут ее с потрохами.
Катя молчала. Она тоже не особо верила Ласкиной. И одновременно боялась: а что, если все, что она сказала, – чистая правда?
Глава 41Последний штрих
Пока все равно ничего не складывалось.
Алла Мухина билась в пароксизме отчаянных попыток куда-то пристроить сумасшедшую старуху – мать Ласкиной, пока ее дочь находится под следствием. Это были поистине титанические и бесплодные усилия, в которых драма происходящего тесно переплеталась с комедией и абсурдом. Мухина вместе с оперативниками и представителем прокуратуры отправилась вскрывать запертую дверь квартиры – надо было проводить обыск. Безумную старуху наотрез отказывались брать все больницы – нет причины, физически она здорова, а с психиатрами все было долго и сложно. Требовалось согласие самой пациентки или ее родственников.
– Идите поспите хоть несколько часов, – сказала Мухина Кате. – Вы с ног падаете. Так не годится. Будут новости, я вам позвоню.
Катя вернулась на кампус. Там уже все знали про убийство Дмитрия Ларионова, но ужасаться, кудахтать не решились, глядя на Катино опрокинутое лицо.
После горячего душа она рухнула на кровать и отрубилась.
Она не видела снов.
Проснувшись, на автомате снова приняла душ – горячая вода действовала на измученное тело и ум как целительный бальзам. Поняла, что надо заставить себя хоть что-то съесть.
Она надела чистую футболку, натянула верхнюю одежду и пошла на улицу. Она понятия не имела, сколько сейчас времени. Мухина ей не звонила.
Катя села на летней веранде кафе, которое все никак, даже в октябре, не могло перейти к зимнему расписанию. И запоздало поняла: это то самое место, где они сидели с… ним. Пили кофе после поимки насильника Ржевского.
Катя пила горячий черный кофе, грызла засохший маффин, буквально давилась им – ее организм отторгал еду, но она заставляла себя есть, «набивала брюхо».
Все равно ничего не складывалось, хоть Ласкина – одна из подозреваемых – сидела сейчас под замком. Не складывалось, хотя теперь против нее имелась гораздо более серьезная улика, чем косвенная связь с четырьмя жертвами, – присутствие на месте убийства практически в то же самое время, когда был убит Дмитрий Ларионов.
Но столько вопросов всплывало сразу!
Чем мог быть Ларионов опасен Ласкиной? Да, он общался с Ниной Кацо. Ее тоже убили. Она могла ему что-то рассказать, но… Она ведь в дом не к Ласкиной влезла, а к Чеглакову. Вырезала что-то из его полотен, что, возможно, поразило ее и напугало и…
Или Ласкина кого-то прикрывает? Кого? Ответ один – Ивана Водопьянова, в которого влюблена.
Быть может, несчастные женщины стали ее жертвами, потому что Водопьянов крутил с ними романы? Невозможно в это поверить.
Когда убили Саломею Шульц, Ласкина и Водопьянов еще даже не были любовниками. И потом, что могли предложить в плане секса и «неземных удовольствий» такому красавцу, богачу, как Иван Водопьянов, старая дева – библиотекарша, расплывшаяся толстая домохозяйка и разбитная продавщица из булочной?
Или Ласкина в курсе каких-то особых пристрастий Водопьянова? Она прикрывает его и…
Она не ревнует его к бабам. Она ревнует его к дружбе с космонавтом, который старше парня на пятнадцать лет!
И что в случае с Ласкиной могут означать костюмы жертв – крылья, черные мешки с глазами, весь этот дикий карнавал мух? И что могут означать знаки созвездий, выжженные на телах? Разве чиновница городской администрации что-то сечет в астрономии?
Когда он смотрит на звезды, его это заводит…
Это Ласкина о Водопьянове.
Но нет, нет, концов не связать.
Более того, есть стойкое ощущение, что…
Катя крошила остатки маффина дрожащими пальцами – есть стойкое ощущение того, что все произошедшее лишь прелюдия, отсрочка… Поворот не туда с главной дороги, по которой они с Мухиной пусть ощупью, но уже наметили себе путь…
Во всем этом деле со столькими неизвестными, с шестью трупами, как бы мы ни представляли себе ход событий, чего-то не хватает.
Каждый раз мы натыкаемся не на глухую стену, нет, как раз в стене полно лазеек и дыр. Мы натыкаемся на некий отсутствующий элемент.
В этой картине нет какого-то штриха.
Самого главного. Последнего штриха.