28 июля 1970 года генерал-полковник Цинёв Георгий Карпович был назначен заместителем председателя КГБ при СМ СССР.
Как пишет начальник 4‑го Главного управления при Минздраве СССР в 1967–1986 годах, лечащий врач Брежнева и Андропова, академик Евгений Иванович Чазов, «Андропов избрал самый верный путь – он сделал и Цвигуна, и Цинева своими самыми близкими помощниками, постоянно подчеркивая свое уважение к ним и дружеское расположение. Уверен в том, что Брежнев высоко ценил и по-своему любил Андропова, определенное значение имело и мнение двух его доверенных людей».
В начальники контрразведки Андропов выдвинул легендарного участника радиоигр ГУКР «Смерш» с немецкими спецслужбами, начальника Службы № 2 (внешняя контрразведка) ПГУ КГБ при СМ СССР полковника Григория Фёдоровича Григоренко, с которым он близко познакомился во время Венгерских событий 1956 года. 18 ноября 1969 года полковник, с 17 декабря 1969 года генерал-майор Григоренко был назначен первым заместителем начальника, а 2 сентября 1970 года – начальником Второго главка КГБ при СМ СССР.
В начале 1970 года Андропов вызвал генерал-майора Григоренко к себе в кабинет и сказал:
– Я ознакомился с отчетом Вашего главка за прошлый год. Откровенно скажу: впечатление двойственное. С одной стороны, Вы пишете о положительных результатах, разоблаченных агентах, успешных разработках, удачных вербовках. Но я не нашел сообщений о перспективах дальнейшей агентурной работы, ее совершенствования, повышения чекистского мастерства. С моей точки зрения, Вам пора переходить от пассивных, заградительных методов использования агентуры к более активным. При усилении подрывной деятельности противника надо переходить к наступательным методам борьбы, вербуя и расставляя агентуру там, куда целится враг. То есть – на наших жизненно важных участках, там, где есть государственные секреты, научные достижения или люди, привлекающие внимание противника, например, с целью их использования в качестве агентов влияния. По опыту войны могу утверждать, что контрразведка не должна плестись в хвосте у разведки противника. Эта аксиома справедлива и сегодня, имеем ли мы дело с мощными ЦРУ, БНД или иной западной спецслужбой. Я надеюсь, у Вас есть все возможности, чтобы действовать на опережение противника. Как у Вас с кадрами?
– После шелепинской чистки, когда за нарушения законности были осуждены или уволены наиболее опытные агентуристы, таких опытных у нас осталось немного. Почти все асы контрразведки в нашем главке, что называется, наперечёт. В первую очередь это мои заместители – Алексей Михайлович Горбатенко и Фёдор Алексеевич Щербак. Они здорово мне помогли, когда меня перевели из ПГУ во Второй главк, – заметил Григорий Фёдорович Григоренко. – Юрий Владимирович, к Вам в Секретариат Владимир Александрович Крючков просит себе в замы Николая Алексеевича Рымарева, очень опытного контрразведчика из моего главка. Но если Вам нужен специалист рангом повыше, я бы посоветовал взять моего заместителя Алексея Михайловича Горбатенко, человека опытного, мыслящего и душевного.
19 июня 1968 года генерал-майор Горбатенко Алексей Михайлович был назначен старшим консультантом по контрразведке председателя КГБ при СМ СССР Юрия Владимировича Андропова. Также большой удачей лично для моего отца было то, что Алексей Михайлович стал консультантом и его диссертационной работы, обеспечив отцу небывалый доступ к архивным и текущим оперативным материалам контрразведки. Юрию Андреевичу Ведяеву разрешалось просматривать все архивные дела на агентов и разведчиков английских спецслужб, разоблачённых за все годы советской власти. Горбатенко приглашал папу к себе в кабинет, когда там обсуждались весьма специфические оперативные вопросы, например, с участием легендарного советского разведчика и английского аристократа Кима Филби, который в своё время едва не стал руководителем английской разведки МИ‑6.
В 1970 году Алексей Михайлович Горбатенко доложил Юрию Владимировичу Андропову результаты исследования Ведяева Ю.А. по теме: «Моделирование агентурной деятельности противника (по материалам деятельности английской разведки на территории СССР)». После этого отца пригласили в кабинет Цинёва. Вот как он сам об этом вспоминает: «Георгий Карпович был в военной форме. Встретил меня с улыбкой, жестко пожал руку, пригласил сесть и без лишних слов сказал: “Я ознакомился с вашим докладом. Интересно. Хочу, чтобы вы провели по содержанию своего доклада чекистскую учебу часа на полтора – два с генералами Второго главка в моем кабинете”. В назначенное время я прибыл в кабинет Цинёва. За длинным столом уже сидело восемь генералов. Перед беседой подали кофе. Георгий Карпович сказал, обращаясь ко мне: “Чувствуйте себя среди нас свободно, так как в данном вопросе вы разбираетесь больше, чем мы. Пейте кофе и говорите”. Такое доброжелательное, демократическое отношение ко мне способствовало тому, что я спокойно доложил всё, что хотел. Беседа продолжалась более двух часов… По завершении беседы Цинёв от имени всех присутствующих поблагодарил меня и сказал, что все сидящие здесь окажут мне любую помощь». Это определило дальнейшую судьбу нашей семьи. Вскоре решился непростой вопрос с нашей московской пропиской, и мы стали москвичами.
По линии внешней разведки события разворачивались ещё более стремительно. На встрече с начальником ПГУ КГБ при СМ СССР генерал-полковником Александром Михайловичем Сахаровским Андропов без обиняков спросил, что следует сделать по линии разведки для повышения эффективности нашей внешней политики.
После продолжительной паузы Сахаровский, как бы размышляя вслух, сказал:
– К сожалению, внешняя разведка до сих пор не оправилась от чисток и потрясений, имевших место после ареста Берии и его приближенных. Из разведки одних уволили, многих арестовали по необоснованным подозрениям – только за то, что они работали под руководством Берии по атомной проблематике, кризисной ситуации в ГДР. Были арестованы крупные руководители – Судоплатов, Эйтингон и другие мастера-аналитики в области разведки. У нас нет глубоких аналитиков, способных обобщать, предвидеть и прогнозировать развитие событий. Необходимо сформировать при руководителе главка специальную аналитическую группу…
– Несомненно, это следует сделать, не откладывая, – заметил Андропов. – Однако это не кардинальное решение проблемы. В современных условиях в качестве такого решения я вижу создание научно-исследовательского института разведывательных проблем.
– Создание такого НИИ было бы идеальным для разведки. Только вот где его разместить?
– Я планирую улучшить условия работы путем строительства новых зданий. Этот вопрос я обговорю с Леонидом Ильичом Брежневым и добьюсь его рассмотрения на Политбюро. Для Вашего главка надо спроектировать комплекс зданий за городом, вместе с отдельным зданием для НИИ разведывательных проблем. В проекте следует предусмотреть все удобства жизнеобеспечения, а также возведение коттеджей для преподавательского состава.
Всё это не замедлило сказаться. Уже в октябре 1967 года было первое попадание в «десятку» – важнейшим приобретением внешней разведки стал офицер связи штаба командующего подводным флотом США Джон Уокер. Через него проходила вся переписка американского командования с подводными силами стратегического назначения, включая их местонахождение, боевое задание, степень готовности. Уокер был в курсе всех оперативных планов и боевых приказов командования. Он также передал КГБ схемы шифраторов «KW-7» и «KW-37» и ключи к ним. По личному распоряжению Андропова для работы с Уокером в ПГУ был создан 16‑й отдел (радиоэлектронная разведка), начальником которого был назначен генерал-майор Андрей Васильевич Красавин – опытнейший чекист, участник Великой Отечественной войны, с 1946 года резидент внешней разведки в Австрии, а с 1955 года – во Франции. С помощью полученных от Уокера схем шифровальных машин при участии ведущих советских учёных в 16‑м отделе были воспроизведены все использующиеся в США криптографические устройства. За 17 лет с помощью «кода Уокера», как считают американцы, в Советском Союзе имели возможность прочитать более миллиона зашифрованных сообщений военно-морского флота США. Это позволило уже в конце 1960‑х годов отслеживать оперативные планы американской армии во Вьетнаме и резко повысить эффективность применения вьетнамцами советских ЗРК С‑75 против американских стратегических бомбардировщиков В-52.
В 1969 году в Вашингтон для связи с Уокером был направлен Владимир Ильич Горовой, выпускник Московского государственного педагогического института иностранных языков имени Мориса Тореза и Школы № 101, сотрудник ПГУ. Для их встреч разрабатывались самые невероятные сценарии, чтобы появление кого-то из них в том или ином месте Соединённых Штатов не вызвало подозрений контрразведки ФБР. В октябре 1973 года, во время иудейского праздника Йом-Киппур (Судный день), мир вновь оказался на грани ядерной войны. Вначале египетские войска внезапно пересекли Суэцкий канал, но через три дня были остановлены израильской армией, которая 21 октября оказалась уже в 100 км от Каира. В этих условиях Советский Союз откликнулся на просьбу Египта о помощи и начал поставки оружия в Египет и Сирию морем. 10 октября начались поставки по воздуху. Примерно в это же время США установили воздушный мост с Израилем и тоже начали переброску вооружений. В СССР была объявлена повышенная боевая готовность семи воздушно-десантных дивизий. В ответ на это в США был введён повышенный уровень ядерной готовности. В этой ситуации любой неверный шаг мог привести к началу ядерной войны, и в этот момент решающую роль сыграла точная информация о намерениях американской стороны, которую в КГБ получали от Уокера. Как рассказал автору этих строк сам Владимир Ильич Горовой, его материалы шли прямо на стол Брежневу, минуя все инстанции. От решения генсека зависела судьба человечества. И он отменил отправку десантников в Египет. После этого израильские войска прекратили наступление. 25 октября состояние повышенной боевой готовности в советских дивизиях и американских ядерных силах было отменено.