Диверсанты Волльвебера повреждали суда при выходе из порта или, что ещё лучше, стоящие в сухом доке. По возможности они разнообразили свои оперативные методы: бутылки и ящики, начинённые взрывчаткой, взрывающиеся карандаши, ручки, игрушки и даже брикеты угля. Обычно заряд динамита помещался в трюме между грузами, а взрыватель устанавливался так, чтобы взрыв произошел в открытом море. Например, взрывы прогремели на датском «Вестплейн», японском «Каси Мару», немецком «Клаус Беге», румынской «Бессарабии», польском «Стефане Батории» и других судах.
Информацию о планах морских перевозок Волльвебер получал из Гамбурга от доктора Михаэлиса. В 1937 году группа Михаэлиса была арестована гестапо и двенадцать её участников были казнены. Однако сведения из Германии продолжали поступать вплоть до начала Второй мировой войны. Доказательством тому служит взрыв в открытом море немецкого военно-транспортного судна «Марион», перевозившего две тысячи солдат вермахта. Спастись удалось лишь считаным единицам.
В меморандуме от 10 июня 1941 года начальник Главного управления имперской безопасности (РСХА) Рейнхард Гейдрих докладывал о группе Волльвебера рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру: «Следующие случаи саботажа следует отнести на счет группы коммунистических террористов, которая действует по всей Европе: 16 германских судов, 3 итальянских судна, 2 японских судна. Два лучших судна из перечисленных полностью разрушены. Преступники сначала пытались уничтожать суда огнем, но так как пожар не всегда приводил к полному уничтожению, то они перешли к взрывам… Их главные опорные пункты находятся в портах Гамбурга, Бремена, Данцига, Роттердама, Амстердама, Копенгагена, Осло, Ревеля и Риги. Коммунистические саботажные группы сформированы в Голландии, Бельгии и Франции, они работают под началом голландского коммуниста Йозефа Римбертуса Скаапа, главы Интерклуба в Роттердаме. Под его непосредственным началом работает бывший глава “Рот Фронта” в Гамбурге Карл Баргштедт, который ведает техническим обеспечением операций. Взрывчатые вещества для этих целей доставляются из северной Скандинавии под видом минералов… Одним из наиболее важных доставщиков взрывчатых веществ является голландец Виллем ван Вресвийк… Расследования полиции привели к аресту двадцати четырех коммунистических террористов, среди них руководители голландской террористической группы Ахилл Бегин и бельгийской Альфонс Фиктельс. Скаап был арестован датской полицией первого августа 1940 года в Копенгагене… Волльвебер создал также опорные пункты на балтийских островах Даго и Эзель. Находящиеся там его люди должны приступить к активным действиям в случае начала войны между Германией и Советским Союзом, а также, если эти острова будут оккупированы германскими войсками. Саботаж должен быть направлен против баз подводных лодок, аэродромов и нефтехранилищ».
Сам «Антон» был арестован в мае 1940 года в Швеции по наводке гестапо. Однако шведские ветви «Лиги Волльвебера», начавшие работать еще в 1938 году, продолжили действовать, несмотря на оккупацию немцами Дании и Норвегии. Взрывчатка для диверсий поступала со складов шведских горных предприятий. В августе 1941 года была предпринята неудачная попытка подорвать финское судно «Фигге» в шведском порту. Последовали аресты, и вскоре вся организация была раскрыта. Однако многим удалось уйти.
Сразу после ареста Волльвебера германские власти стали добиваться его выдачи. Однако поскольку на суде он получил три года, шведы согласились на экстрадицию только после того, как закончится срок его заключения. Но это не входило в планы советской разведки. В конце 1941 года в Швецию в качестве резидента НКВД прибыл Борис Аркадьевич Рыбкин («Кин»), а также его жена и заместитель Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина, которая в начале Великой Отечественной войны входила в состав Особой группы при наркоме внутренних дел Лаврентии Павловиче Берии и под руководством начальника группы Павла Анатольевича Судоплатова занималась засылкой первых разведывательно-диверсионных групп в тыл противника. Рыбкин добился разрешения на свидание с «Антоном» и посоветовал ему «признаться» в шпионской деятельности на территории Швеции. «Об остальном мы позаботимся сами», – добавил «Кин». Последовав этому совету, «Антон» признался, что занимался в Швеции шпионажем в пользу советской разведки. Пока началось новое следствие, в Москве были оформлены документы на предоставление ему советского гражданства. Посольство СССР в Швеции заявило, что Волльвебер является советским гражданином и за некие должностные преступления должен предстать перед советским судом. В ноябре 1944 года он был освобождён из шведской тюрьмы и доставлен в аэропорт Стокгольма, где сел на борт советского самолёта.
В 1946 году Волльвебер вернулся в Германию, в советскую зону оккупации. Вначале он получил должность в генеральной дирекции судоходства, но уже в 1950 году был назначен статс-секретарём министерства транспорта ГДР. В действительности же он никогда не уходил из мира спецслужб и подпольных организаций. После создания НАТО в 1949 году он с 1950 по 1953 год по поручению Судоплатова, Серебрянского и Эйтингона занимался воссозданием нелегальных агентурных сетей «Лиги Волльвебера». После июньских событий 1953 года в Берлине Волльвебер был назначен руководителем госбезопасности и в ранге статс-секретаря в кратчайшие сроки навёл на территории ГДР порядок, вскрывая и пресекая подрывную работу западногерманской «Организации Гелена», ядро которой состояло из бывших сотрудников абвера, СС, СД и гестапо.
По словам Судоплатова, весной 1938 года под началом «Антона» находилась группа поляков, которые обладали опытом работы на шахтах со взрывчаткой. «Волльвебер почти не говорил по-польски, однако мой западноукраинский диалект был вполне достаточен для общения с нашими людьми. С группой из пяти польских агентов мы встретились в норвежском порту Берген. Я заслушал отчет об операции на польском грузовом судне “Стефан Баторий”, следовавшем в Испанию с партией стратегических материалов для Франко. До места своего назначения оно так и не дошло, затонув в Северном море после возникшего в его трюме пожара в результате взрыва подложенной нашими людьми бомбы. Волльвебер произвел на меня сильное впечатление. Немецкий коммунист, он служил в Германии на флоте, возглавлял восстание моряков против кайзера в 1918 году. После окончания войны Волльвебер некоторое время возглавлял министерство госбезопасности ГДР. В 1958 году в связи с конфликтом, который возник у него с Хрущевым, Ульбрихт сместил Волльвебера с занимаемого поста. А произошло следующее. Волльвебер рассказал Серову, тогдашнему председателю КГБ, о разногласиях среди руководства ГДР, считая их проявлением прозападных настроений, противоречивших линии международного коммунистического движения. Серов сообщил об этом разговоре Хрущеву. А тот на обеде, сопровождавшемся обильной выпивкой, сказал Ульбрихту:
– Почему вы держите министра госбезопасности, который сообщает нам об идеологических разногласиях внутри вашей партии? Это же продолжение традиции Берии и Меркулова, с которыми Волльвебер встречался в сороковых годах, когда приезжал в Москву.
Ульбрихт понял, что следует делать, и немедленно уволил Волльвебера за “антипартийное поведение”. Он умер, будучи в опале, в 60‑х годах».
Прежде чем сойти на берег в Роттердаме, Судоплатов сказал капитану, что, если он не вернётся к 16 часам, судно должно сняться с якоря и выйти в море. Сопровождавший Судоплатова Тимашков снарядил взрывное устройство и остался на борту.
«23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной. Время без десяти двенадцать. Прогуливаясь по переулку возле ресторана “Атланта”, я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего прихода. На сей раз он был один. Я вошел в ресторан, подсел к нему, и после непродолжительного разговора мы условились снова встретиться в центре Роттердама в 17.00. Я вручил ему подарок, коробку шоколадных конфет, и сказал, что мне сейчас надо возвращаться на судно. Уходя, я положил коробку на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать», – так Судоплатов описал в своих мемуарах встречу с лидером украинских националистов. Встречу, ставшую для Коновальца последней в его бренной жизни. Коновальца буквально разорвало на куски, когда, выйдя из ресторана, он остановился посмотреть на ближайшую витрину.
В этот момент Павел Анатольевич выходил из небольшого магазинчика одежды в соседнем переулке в новой шляпе и гороховом плаще в точном соответствии с инструкциями, полученными в Москве вместе с фальшивым чехословацким паспортом и изрядной суммой денег в американской валюте от опытнейшего боевика, вышедшего, как Эйтингон и Зубов, из «группы Яши». Звали этого человека Соломон Мовшевич-Менделевич Шпигельглаз. Однако, несмотря на все меры конспирации, официант из ресторана позднее смог описать внешность посетителя, подсевшего к Коновальцу: сросшиеся тяжёлые брови, зачёсанные вверх тёмные волосы, тёмно-карий цвет глаз и странный акцент – они объяснялись на немецком языке. Тот факт, что убитый является Коновальцем, полиция узнала от прибывшего два часа спустя после взрыва Барановского. На опознании тела он упал перед ним на колени и только повторял: «Мой фюрер!» Барановский вылетел самолётом из Вены, как только узнал о встрече в Роттердаме. Но когда он прибыл, лидер украинских националистов был уже мёртв.
Барановскому было известно, что шеф встречается с курьером-радистом с советского судна. Однако осмотр экипажей советских судов, стоявших в порту Роттердама, ничего не дал: «Шилка», капитан которой имел чёткие инструкции, отчалила в тот же день, не дожидаясь возвращения своего «радиста».
Тем временем, добравшись до железнодорожного вокзала, Судоплатов сел на первый же поезд до Парижа, и к вечеру добрался до французской столицы. Не останавливаясь в отеле, чтобы не проходить регистрацию и не светить голландские штемпели в паспорте, он побродил по городу, сходил в кино, посетил парикмахерскую и в 10 часов утра встретился на заранее условленной станции метро с сотрудником парижской резидентуры НКВД – это был Иван Иванович Агаянц. В Москву ушла телеграмма: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам».