Преемником Коновальца стал Андрей Мельник, женатый на Софии Федак, сестре жены Коновальца. Такое положение не устраивало Степана Бандеру, представлявшего, в противовес эмигрантам, радикально настроенную «революционную молодёжь», выпущенную из польских тюрем после нападения Германии на Польшу. 10 февраля 1940 года собравшиеся в Кракове двадцать семь проводников Краевой экзекутивы ОУН единогласно признали своим лидером Степана Бандеру. Объявив себя законным наследником Коновальца на посту главы организации, Бандера сформировал новый руководящий орган ОУН – Революционный Провод (РП). В него вошли ближайшие единомышленники Бандеры: Ярослав Стецько, Степан Ленкавский, Микола Лебедь, Роман Шухевич и Василь Охримович. Тогда же было принято решение о создании собственной службы безопасности СБ ОУН(б), которую возглавил Микола Лебедь. Именно она в дальнейшем взяла на себя слежку за лидерами мельниковцев и приведение в исполнение выносимых им смертных приговоров.
Формальным поводом для создания РП ОУН стало «неудовлетворительное руководство и отказ от националистических методов работы». Претензии были оформлены в виде «Акта от 10 февраля 1940 года». Бандера и его сторонники объявили Мельника неспособным возглавлять «национальную борьбу за независимость Украины», обвинив его в потворстве провокаторам, медлительности и неумении использовать ситуацию для ведения активной борьбы против СССР. При этом из всех участников I Конгресса ОУН 1929 года к Бандере примкнули двое – Степан Ленкавский и, собственно, инициатор и спонсор раскола Рихард Ярый, как выяснилось позднее, агент двух разведок: германской и советской.
Пока оуновцы делили власть, в Москве решалась судьба следующего раскольника, только теперь уже в международном рабочем движении – Льва Давидовича Бронштейна (Троцкого). В конце апреля 1939 года Судоплатов снова был вызван к «Хозяину».
«Вход в здание Кремля, где работал Сталин, был мне знаком по прошлым встречам с ним, – вспоминает Павел Анатольевич. – Нас с Берией пропустил тот же офицер охраны, который дежурил и тогда, когда меня приводил сюда Ежов. Поскребышев ввел нас в кабинет Сталина и затем бесшумно закрыл за нами дверь. При нашем появлении Сталин поднялся из-за стола. Стоя посередине кабинета, мы обменялись рукопожатиями, и он жестом пригласил нас сесть за длинный стол, покрытый зеленым сукном. Все в кабинете выглядело так же, как в прошлый раз, когда я здесь был. Но сам Сталин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным.
– Троцкий, или как вы его именуете в ваших делах, “Старик”, должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.
Мне надлежало возглавить группу боевиков для проведения операции по ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. Я попросил разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании.
– Вам будет оказана любая помощь и поддержка. Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас.
Аудиенция закончилась, мы попрощались и вышли из кабинета. После встречи со Сталиным я был немедленно назначен заместителем начальника разведки. Мне был выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 – когда-то его занимал Шпигельглаз».
В это время Шпигельглаз находился во внутренней тюрьме Лубянки. Он был арестован 2 ноября 1938 года по обвинению в «сотрудничестве с иностранными разведками и участии в троцкистском заговоре в органах НКВД».
В этом месте принято слезливо заводить разговор о «расстрельной» разведке в соответствии с установками 6‑томной «Истории российской внешней разведки» (первое издание 2006 года) и излагать чёрный миф о том, как «великие нелегалы» были уничтожены «кровавым» Берией. Но, как говорил в фильме «Профессия – следователь» (1982) Георгий Бурков, «давайте не будем нервничать и во всём спокойно разберёмся».
Соломон Мовшевич-Менделевич Шпигельглаз был сотрудником ВЧК – ГПУ – ОГПУ с 1918 года, с 1926 года участником «группы Яши», помощником начальника ИНО ОГПУ, с 1936 года заместителем начальника ИНО НКВД, где руководил всеми так называемыми «литерными» операциями в отношении предателей, изменников, перебежчиков и разоблачённых агентов, среди которых Георгий Агабеков, Игнатий Рейсс, Лев Троцкий, генерал Миллер, генерал Скоблин, Иван Солоневич, Евген Коновалец, Рудольф Клемент. По работе Шпигельглаз был хорошо знаком с резидентом НКВД в Испании Александром Орловым (настоящее имя Лейба Лейзерович Фельдбин). В июле 1938 года Орлов получил приказ прибыть 14 июля на советское судно «Свирь» в порту Антверпена для встречи со Шпигельглазом, назначенным после смерти Слуцкого врид (временно исполняющим должность) начальника ИНО ГУГБ НКВД СССР. На встречу Орлов не явился, а вместо этого похитил 90,8 тыс. долларов (более 1,5 млн долларов в нынешних ценах) из оперативных средств НКВД и вместе с женой и дочерью бежал во Францию, откуда перебрался в США. Вскоре после прибытия в Нью-Йорк 13 августа 1938 года он отправил письмо Троцкому, в котором предупреждал его о возможном покушении. Иначе говоря, Шпигельглаз провалил операцию по изъятию изменника Орлова и дал тому уйти, да ещё и предупредить Троцкого.
Но разве сам Шпигельглаз не говорил сотрудникам, что в случае провала необходимо поступать по-мужски? Вот что пишет Судоплатов о подготовке ликвидации Коновальца: «Шпигельглаз сопроводил меня в кабинет Ежова, который лично захотел принять меня перед отъездом. Когда мы вышли от него, Шпигельглаз сказал:
– Тебе надлежит в случае провала операции и угрозы захвата противником действовать как настоящему мужчине, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции.
Фактически это был приказ умереть. Имелось в виду, что я должен буду воспользоваться пистолетом “Вальтер”, который он мне дал».
Так что не рой другому яму… Как сказано в легенде, однажды некий крестьянин решил выкопать в поле яму, чтобы отомстить за обиду пастуху. Копал ночью и думал, как пастух упадёт туда, переломает себе ноги или даже умрёт там. Либо в яму упадёт его овца. Так копал, мечтая о мести, и не замечал, как яма становилась всё глубже и глубже. Очнулся, когда встало солнце. И тут понял, что выкопал такую глубокую яму, что не может из неё вылезти.
Поэтому народная мудрость гласит: прежде, чем даже мысленно рыть яму другому, подумай, что ты сам в неё попадёшь. Но прежде тебе придётся выпачкать свои руки…
Таким образом, на момент начала операции «Утка» Шпигельглаз, Серебрянский и Зубов находились во внутренней тюрьме на Лубянке. В это время в Москву возвращается Эйтингон, назначенный вместо сбежавшего Орлова резидентом НКВД в Испании. После поражения республиканского правительства в феврале 1939 года он организовал эвакуацию советских специалистов и добровольцев и некоторое время руководил испанской агентурной сетью НКВД из Франции.
«Когда появился Эйтингон, – пишет Судоплатов, – я рассказал о замысле операции в Мексике. Ему отводилась в ней ведущая роль. Он согласился без малейших колебаний. Эйтингон был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить специальную нелегальную резидентуру в США и Мексике. Подобраться к Троцкому можно было только через нашу агентуру, осевшую в Мексике после окончания войны в Испании. Никто лучше его не знал этих людей. Работая вместе, мы стали близкими друзьями. Приказ о ликвидации Троцкого не удивил ни его, ни меня: уже больше десяти лет ОГПУ – НКВД вели против Троцкого и его организации настоящую войну».
Согласно первоначальному плану, организатором нападения на виллу Троцкого был Григулевич. В его распоряжении имелась группа боевиков знаменитого мексиканского художника, полковника республиканской армии Хосе Давида Альфаро Сикейроса (José David Alfaro Siqueiros). За домом Троцкого была установлена круглосуточная слежка, в ней участвовали мексиканские комсомольцы и партийные активисты. По приказу из Москвы после завершения операции Григулевич должен был вернуться в Аргентину и создать там нелегальный разведцентр, работающий во всех сопредельных странах, включая Бразилию.
Около 4 часов утра 24 мая 1940 года двадцать человек – все ветераны гражданской войны в Испании, воевавшие на стороне республиканцев – ворвались на виллу, где проживал Троцкий. В течение десяти минут они расстреливали спальню Троцкого, который, однако, вместе с женой оказался в «мёртвой зоне» на полу. Григулевич срочно покинул Мексику и, по некоторым данным, принял участие в ликвидации высокопоставленного перебежчика ИНО НКВД Вальтера Кривицкого (Самуила Гинзберга), который погиб при загадочных обстоятельствах 10 февраля 1941 года в Вашингтоне. Об этом Григулевич впоследствии рассказал своему другу и ученику генерал-лейтенанту внешней разведки КГБ СССР Николаю Сергеевичу Леонову.
В ходе дальнейших агентурно-оперативных мероприятий по делу «Утка» внедрённый в окружение Троцкого агент НКВД Рамон Меркадер, который родился в Барселоне в богатой семье железнодорожного магната-каталонца, был одним из руководителей коммунистической молодежной организации в Барселоне и в воинском звании майора участвовал в боях под Гвадалахарой, ранним утром 20 августа 1940 года нанёс Троцкому на вилле в Койокане удар ледорубом по голове. Эйтингон, как было условлено, дожидался Меркадера снаружи виллы в своей машине с работающим двигателем. Однако в момент удара Троцкий повернулся и был только ранен. Он громко закричал, зовя на помощь. Ворвавшиеся в комнату охранники сбили Меркадера с ног. Поняв, что тому не уйти, Эйтингон был вынужден уехать. Троцкий умер на следующий день, а Эйтингон покинул Мексику, добрался до Кубы и только спустя шесть месяцев оказался в Москве.