Николай Михайлович как-то пригласил нас с Ваней Лебедевым зайти к нему. В кабинете находился неизвестный военный. Ему было чуть больше сорока, среднего роста, крепкого телосложения, стройный, с приветливым открытым лицом.
– Знакомьтесь, – сказал шеф, – Павел Иванович Батов из Генштаба, наш консультант.
Мы представились, назвав свои фамилии и звания,
– Очень рад, – четко, приятным баритоном произнес Павел Иванович, крепко пожимая нам руки. В его глазах светились веселые искорки.
А затем, обращаясь к Ендакову, сказал:
– Ну что, Николай Михайлович, начнем? Или как там в «Евгении Онегине»: н-а-а-ч-н-е-м, пожалуй! – протянул он, подражая тенору.
– А я и не знал, Павел Иванович, что ты можешь заменить Лемешева, – улыбаясь, заметил Ендаков.
Все засмеялись.
– Ладно, пошутили и хватит. А ну-ка, хлопцы, – обратился он к нам с Лебедевым, вручая географические карты, – расстелите на столе наши скатерти.
Карты были разрисованы цветными карандашами с нанесением линии фронта стрелками, указывавшими направления ударов с той и другой стороны и обозначением районов ложного сосредоточения резервных частей Красной Армии.
– Давайте выкладывайте, где обосновались ваши «музыканты», о чем они должны сообщать Канарису. В зависимости от этого и будем крутить ему мозги.
На составление текстов радиограмм для использовавшихся в то время агентов ушло более трех часов. Мы с Лебедевым рассказывали, в каких пунктах они дислоцируются, какое имеют задание, что нами легендировано для сбора ими разведывательной информации (личное наблюдение, случайные разговоры с гражданскими лицами и военными, сообщения привлеченных для работы лиц и прочее), а Павел Иванович давал рекомендации по существу: что конкретно должен сообщить каждый агент, исходя из общего плана дезинформации противника.
Работать с Батовым было легко и приятно. Подкупали его непосредственность, сердечность, общительность, оптимизм, жизнерадостность. Во всем его облике и поведении чувствовалась естественная, лишенная всякой наигранности уверенность. П.И. Батов успел дать нам несколько консультаций, а затем был направлен на фронт.
В тех случаях, когда речь шла о разработке дезинформации по запланированным Генеральным штабом важным военным операциям, составление текстов радиограмм поручалось группе компетентных лиц Генерального штаба с участием в первое время Н.М. Ендакова, затем уже автора данного обзора.
Передача военной дезинформации производилась только после утверждения Генеральным штабом текстов радиограмм и сроков их отправления. О проводимых органами советской контрразведки радиоиграх и передаваемой противнику дезинформации систематически докладывалось Верховному Главнокомандующему. Первоначально в форме оперсводок, а затем в виде спецсообщений».
После создания ГУКР «Смерш» ведение радиоигр с противником было возложено на 3‑й отдел (розыск), который возглавили полковники Георгий Утехин и Владимир Барышников. Под их руководством в борьбу в эфире вступили начальник 2‑го отделения (радиоигры) 3‑го отдела подполковник Дмитрий Тарасов, его заместитель майор Иван Лебедев, старшие оперуполномоченные капитан Григорий Григоренко, майор Сергей Елин, майор Владимир Фролов и другие. Таким образом, с весны 1943 года все радиоигры, кроме операции «Монастырь», оставленной за 4‑м Управлением НКГБ СССР, были переданы в ведение ГУКР «Смерш». Всего за годы войны контрразведкой Смерш совместно с территориальными органами госбезопасности была проведена 181 радиоигра, что по своим масштабам является беспрецедентным.
В ходе этих радиоигр чекисты постоянно совершенствовали формы и методы борьбы с противником. В частности, большое внимание уделялось радиоконтрразведке и дешифровке полученных данных с использованием новейших оперативно-технических средств. Для фиксации работы агентурных радиостанций противника на территории, занятой советскими войсками, формировались специальные розыскные радиопеленгаторные группы.
Организуя радиоигры, органы советской контрразведки ставили перед собой оперативную задачу – парализовать работу вражеских спецслужб по основным линиям их деятельности: ведению шпионажа в прифронтовой полосе и на основных транспортных коммуникациях страны (радиоигры «Опыт», «Загадка», «Находка», «Борисов», «Контролеры», «Лесники» и др.); стратегической разведке в промышленных районах Урала, Сибири и Средней Азии (радиоигры «Фисгармония», «Дуэт», «Патриоты», «Тайник» и др.); проведению на территории СССР диверсий и террористических актов против военных, советских и партийных руководителей (радиоигры «Подрывники», «Десант», «Туман» и др.); созданию в Советском Союзе так называемого «фронта сопротивления» или «пятой колонны» путем объединения различного рода антисоветского элемента и обеспечения его необходимым вооружением (радиоигры «Монастырь», «Янус» и др.); организации вооруженных выступлений против советской власти в национально-территориальных образованиях СССР (радиоигры «Арийцы», «Разгром», «Тростники» и др.).
В ночь на 19 июня 1943 года линию фронта на большой высоте пересек «Хенкель-111» без опознавательных знаков и углубился на советскую территорию. В районе Егорьевска Московской области с самолета были сброшены на парашютах два агента немецкого разведывательно-диверсионного органа «Цеппелин» (Unternehmen Zeppelin), созданного в марте 1942 года в структуре внешней разведки службы безопасности СД (VI управление РСХА).
Штаб организации «Цеппелин» до весны 1943 года находился в Берлине, в служебном здании СД (VI управление РСХА) в районе Грюневальд, Беркаерштрассе, д. 32/35, а затем – в районе Ванзее, Потсдамерштрассе, д. 29.
В отличие от военной разведки абвер на «Цеппелин» возлагались задачи подрывной деятельности по политическому разложению тыла Советского Союза. Эту задачу предполагалось осуществить путем заброски специально обученной агентуры в глубокие тыловые районы Советского Союза, имеющие важное оборонное значение, а также в национальные области и республики для сбора разведывательных данных о политическом положении в СССР, проведения националистической пропаганды, организации повстанческих движений и осуществления террористических актов в отношении партийных и советских руководителей.
Весной 1942 года «Цеппелин» направил на Восточный фронт четыре зондеркоманды, которые были приданы оперативным группам полиции безопасности и СД при основных армейских группировках вермахта. Зондеркоманды «Цеппелина» занимались отбором военнопленных для подготовки агентуры в учебных лагерях, собирали разведывательные сведения о политическом и военно-экономическом положении СССР путем опроса военнопленных, проводили сбор обмундирования для экипировки агентуры, различных воинских документов и других пригодных к использованию в разведывательной работе материалов. Все материалы, документы и предметы экипировки направлялись в главный штаб, а отобранные военнопленные – в особые лагеря «Цеппелина».
Зондеркоманды имели, особенно вначале, небольшой штат: два офицера СС, два-три унтершарфюрера СС (соответствовало званию унтер-офицера вермахта), два-три переводчика и несколько агентов. Переброска подготовленной ими агентуры через линию фронта производилась самолётами со специальных переправочных пунктов «Цеппелина»: в совхозе Высокое близ Смоленска, в Пскове и курортном местечке Саки близ Евпатории.
Весной 1943 года зондеркоманды были расформированы, а вместо них на Восточном фронте созданы две главные команды – «Русланд Митте» (позднее переименована в «Русланд Норд») и «Русланд Зюд» (также «Штаб доктора Рёдера»). Чтобы не распылять сил по всему фронту, эти команды сосредоточились только на важнейших направлениях – северном и южном. Обе главные команды «Цеппелина» с входившими в них службами были мощными разведывательными органами и насчитывали несколько сотен сотрудников и агентов. Начальник команды подчинялся только руководящему штабу «Цеппелина» в Берлине, а в практической работе имел полную оперативную самостоятельность, организовывал на месте подбор, обучение и переброску агентуры.
Ранним утром 20 июня 1943 года в Егорьевский РО НКВД Московской области пришёл мужчина. Он заявил удивленному дежурному, что является зафронтовым разведчиком Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта «Северовым», внедренным в немецкую разведку, и вместе с напарником «Бойцовым» заброшен немцами на парашютах в тыл Красной Армии для выполнения спецзадания. «Северов» и «Бойцов» были немедленно доставлены на Лубянку в распоряжение ГУКР «Смерш».
Вскоре выяснилось, что «Северов» действительно являлся агентом разведотдела штаба Ленинградского фронта, а его настоящее имя Виктор Яковлевич Бутырин. Он был заброшен в тыл немцев с парашютом, но при приземлении был ранен и попал в плен, где был перевербован немцами и направлен с разведывательным заданием в партизанский отряд. В Особом отделе НКВД Северо-Западного фронта он всё честно рассказал и был снова направлен в немецкий тыл для внедрения в немецкую разведку. Там он завербовал кадрового немецкого разведчика «Бойцова», вместе с которым был выброшен в советский тыл в районе Егорьевска.
Настоящая фамилия «Бойцова» была Юрьев. В справке Смерша о нём говорится: «Агент “Бойцов”, 1922 г. рождения, уроженец г. Либава Латвийской ССР. Немец. Моряк торгового флота. До 1938 г. учился в немецкой школе, состоял в “Союзе немецкой молодежи Латвии”. В 1941 г. был репатриирован из Латвии в Германию. С 1940 г. являлся агентом германской разведки Латвии. Окончил германскую разведшколу в г. Мунки-Ниеми (недалеко от Хельсинки; Финляндия). Лично был знаком с адмиралом Канарисом. В начале войны с СССР дважды перебрасывался в советский тыл в составе диверсионных групп в район Мурманской железной дороги. В декабре 1941 г. переведен в “Бюро Целлариуса”, а оттуда – в группу зондерфюрера Бушмана “Зондерзатц-Ленинград” (цель – захват особо важных документов, прежде всего органов безопасности). В связи с провалом планов захвата Ленинграда группу Бушмана перевели в Таллин. Инспектировал германские разведшколы. В 1942 г. в одной из германских разведшкол познакомился с советским зафронтовым агентом “Северовым” и был перевербован для разведывательной работы в пользу советской контрразведки».