После этого во Втором главке была создана оперативная группа, в которую вошли офицеры 1‑го (американского) отдела и Управления «Р». По словам Льва Михайловича Ермакова, начальника Управления «Р» в 1988–1991 годах, «это было непосредственной чёткой ежечасной, ежеминутной работой с американским отделом. Они нам говорили о передвижении дипломатов, мы им говорили о всех появлявшихся сигналах».
Вечером 31 декабря 1982 года был зафиксирован новый «радиовыстрел» с территории музея-заповедника «Коломенское». Туда сразу же была направлена оперативная группа. Но в этот предновогодний вечер вся Москва стояла в пробках, и когда оперативники добрались до Коломенского, они лишь смогли увидеть отъезжающую машину атташе посольства США в Москве Филиппа Рейнолдса с женой и маленьким сыном. Рейнолдс был установленным разведчиком-агентуристом посольской резидентуры ЦРУ.
В результате к февралю 1983 года стало ясно, что сигналы появляются в то время, когда сотрудники посольства выезжают вместе с семьями на прогулки в различные парки Москвы. «И они всегда из посольства выезжали с довольно приличной хозяйственной сумкой. На это с самого начала мы обратили внимание», – пишет генерал-лейтенант Клименко. Сомнения не оставалось – в Москве идут испытания новой шпионской спутниковой аппаратуры. Теперь, чтобы пресечь эти мягко говоря недружественные действия, требовалось захватить «экспериментаторов» с поличным.
Изучая расположение мест, откуда передавался сигнал, чекисты установили интересную закономерность. Оказалось, что сотрудники посольства США посещали парки и лесопарковые зоны Москвы по направлению часовой стрелки – начали с северо-запада и дошли до юга столицы. Следующим по направлению крупным парком был Филёвский, где и было решено установить наблюдение. Совместная контрразведывательная операция Второго главка и 7‑го Управления КГБ СССР получила кодовое наименование «Капкан».
В выходной, 7 марта 1983 года, опять же накануне горячо любимого советскими людьми праздника – женского Дня 8 Марта, заместитель руководителя посольской резидентуры ЦРУ, 1‑й секретарь экономического отдела посольства США в Москве Ричард Осборн выехал на автомобиле из дома вместе с женой и двумя дочерьми. Покрутившись по городу, он свернул в Филёвский парк. Женщина держала в руках хозяйственную сумку. В 17.03 пеленгаторы засекли радиосигналы в юго-восточной части парка. Тут же прозвучала команда «Капкан». Оперативники скрутили дипломата и попытались отнять хозяйственную сумку у его жены. «Но она ее так крепко держала, что у меня ни с первого, ни со второго раза не получилось. Кончилось тем, что ручка у этой сумки была оторвана», – вспоминает Валентин Григорьевич.
Всё семейство было доставлено в приёмную КГБ. Допрос американского дипломата и по совместительству шпиона вёл лично начальник американского отдела советской контрразведки Рэм Сергеевич Красильников. В качестве эксперта присутствовал и Лев Михайлович Ермаков. В присутствии американского консула Осборну были предъявлены улики его шпионской деятельности. Среди прочего на столе были разложены записи, сделанные почерком Осборна в блокноте из растворимой в воде бумаги. Из них была чётко видна подготовка к сеансу спутниковой связи. Кроме них был изъятый во время ареста компас для ориентирования аппаратуры строго на юг и новейшее техническое устройство для организации связи через спутник системы Marisat.
Общий вес аппаратуры составлял всего 2 кг 300 г. Она состояла из компактной клавиатуры, шифратора-накопителя, блока питания и пульта управления, к которому на специальном тросике крепилась кнопка включения передатчика. Устройство позволяло за 20 секунд передать порядка 1600 знаков, или ⅔ машинописного текста информации. Устройство было уложено в хозяйственной сумке таким образом, чтобы антенну можно было быстро сориентировать на спутник.
Юридическим основанием для задержания американского дипломата послужило нарушение закона, запрещающего использование на территории СССР незарегистрированного радиопередатчика. За действия, несовместимые со статусом дипломата, Осборн был объявлен персоной нон грата. 16 марта 1983 года он был выслан из Советского Союза.
Однако московские парки продолжали манить к себе американских шпионов, но вовсе не из любви к природе. Скорее это было инстинктивным желанием рыцарей плаща и кинжала проворачивать свои тёмные делишки вдали от дневного света, под покровом ночи или в зарослях джунглей, где бродили призраки «лесных братьев». Надеясь на их возрождение, американцы практиковали закладку тайников в виде камней, подброшенных в гущу кустов. Обычно такой контейнер содержал джентльменский набор: деньги, шифроблокноты, средства тайнописи, инструкции относительно дальнейшей связи, кассеты с микроплёнкой и сопроводительное письмо для человека, который нашёл закладку случайно, примерно следующего содержания: «Товарищ, возьми деньги. Но всё остальное забрось как можно дальше и глубже, чтобы не возникло проблем ни у тебя, ни у нас».
Но, как говорится в рассказе американского «короля ужасов» Стивена Кинга, «иногда они возвращаются» (Sometimes They Come Back). Вечером 20 июля 1983 года на берегу Серебряно-Виноградного пруда в Измайловском парке остановилась иномарка с дипломатическими номерами, из которой вышел молодой подтянутый мужчина со спортивной сумкой в руках. Это был помощник военного атташе посольства США в Москве Алекс Грищук. Невзирая на дождь, он решительно направился к зарослям кустарника и на мгновение выпал из поля зрения бригады наружного наблюдения КГБ. Вскоре он появился вновь, бросил заметно полегчавшую сумку в багажник и уехал. Осмотр мокрых кустарников выявил тайник, закамуфлированный под кусок булыжника, который содержал стандартный шпионский набор. Однако это не был «вклад на предъявителя», поскольку включал в себя опросник конкретному адресату. По словам ветерана КГБ полковника Юрия Ивановича Шаперина, вопросник содержал уточняющие вопросы: «Как Вы нам сказали, режим работы атомной установки крейсера “Киров” на таких-то скоростях такой-то. Просим подтвердить, так ли это».
По распоряжению начальника американского отдела Второго главка КГБ СССР Рэма Сергеевича Красильникова тайник был сфотографирован и быстро возвращён на место, а за кустами установлено наружное наблюдение. На следующий день у тайника появился высокий худощавый мужчина средних лет, нырнул в кусты и забрал контейнер. И тут же оказался в объятиях чекистов. Как выяснилось, это был начальник одного из отделов ленинградского Арктического и антарктического научно-исследовательского института (ААНИИ) Юрий Васильевич Павлов.
Он родился в 1935 году, окончил физико-механический факультет Ленинградского политехнического института по специальности «Экспериментальная ядерная физика», работал в закрытых институтах советского ВПК, до сентября 1981 года занимал должность главного инженера-инспектора атомной инспекции Главного управления морского регистра СССР. В лапы ЦРУ его привели непомерные личные амбиции и стремление к красивой жизни. В 1981 году Павлов перешёл на работу в ААНИИ Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды, и только для того, чтобы осенью того же года отправиться в зарубежное плавание на научно-исследовательском судне (НИС) «Профессор Визе».
НИС «Профессор Визе» водоизмещением 7 тыс. тонн было построено в ГДР в городе Висмар по заказу СССР и стало вторым в серии из семи судов проекта 416, предназначенных для проведения метеорологических исследований. Головное судно серии получило название «Академик Курчатов». Дооснащение судна проводилось на Морском заводе в городе Лиепая в Латвии. В частности, там на судно был установлен ракетный комплекс для запуска метеорологических ракет. Кроме того, на судне имелись 29 лабораторий и ЭВМ для обработки данных гидрометеорологических наблюдений.
Когда в октябре 1981 года «Профессор Визе» зашёл в норвежский порт Олесунн (Ålesund), в кармане у Павлова лежало написанное им письмо, адресованное в генконсульство ФРГ, которое он бросил в почтовый ящик на берегу. В нём он привёл часть своей биографии, образование, прежние места работы и предложил сотрудничество, предусмотрительно описав свою внешность. В ходе следующего рейса, 23 марта 1982 года, когда «Профессор Визе» пришвартовался в порту Гамбурга, к Павлову, сошедшему на берег, подошёл высокий пожилой загорелый мужчина и передал ему конверт, в котором лежали 800 немецких марок. Это были сегодня уже изрядно подзабытые западногерманские марки. В дальнейшем агенты западногерманской разведки BND поджидали Павлова практически в каждом порту, куда заходило судно. С каждой встречей они задавали ему всё больше вопросов. Особенно их интересовали параметры ядерных силовых установок советских кораблей и подводных лодок, к созданию которых Павлов имел непосредственное отношение на своей прежней работе.
В столице Уругвая Монтевидео у Павлова появились новые кураторы. Им заинтересовалось в ЦРУ. Вначале шпион, выражаясь морским языком, слегка «сдрейфил». Но предложенная ему система оплаты шпионских услуг сняла все вопросы: 2000 долларов США ежемесячно на счёт в банке; 10 000 долларов США – премия по итогам года; и по 10 000 долларов США – за выполнение особо важных заданий.
В мае 1983 года в Копенгагене Павлов получил схему тайниковых операций для связи с американскими кураторами в Ленинграде. Техника здесь была следующей. Всякий раз по возвращении из рейса агент должен был выставлять цифру «2» на фасаде дома по адресу Кронверкская улица, дом № 16. Это знак готовности принять сигнал о закладке американцами тайника. 24 июля, уже после своего провала, он попросил отвезти его на улицу Пестеля. На левом углу дома № 11 он нарисовал цифру «2». Это означало, что контейнер в Измайлово изъят благополучно.
В конце августа на площади у Владимирского собора припарковалась Дениз Аугустенборг, жена вице-консула США в Ленинграде Лона Дэвида Аугустенборга, который, как выяснили чекисты, возглавлял разведгруппу ЦРУ в городе на Неве. Машину она поставила багажником к проезжей части. Это означало, что следующий тайник нужно оборудовать в Ленинграде (если наоборот, носом – то в Москве).