Вот такая история. И мы с Валерием Хилтуненом, стоящим у истоков коммунарского движения, надеемся, что этот опыт не канет в Лету и будет востребован грядущими поколениями строителей нового мира.
Кадры решают всё
Герои-разведчики вечно бессмертны,
На пёстрой планете они неприметны,
Они без следа растворимы в толпе,
Они и сегодня на тайной тропе.
Так вот в чём судьбы нелегальной разгадка!
Явление это иного порядка,
И даже могила, где спит резидент,
Всего лишь подробность одной из легенд.
Перебирая в памяти события уже далёкой и в то же время близкой истории московского района Раменки, я время от времени поглядывал в окно на ужасающее нагромождение небоскрёбов, растущих как грибы там, где ещё вчера зеленели сады, пели птицы, во дворах звучала музыка и отовсюду доносился весёлый шум детворы. Как пел Вилли Токарев:
Ни товарища, ни друга, растворились как в воде,
И никто здесь не поможет, если, скажем, ты в беде.
Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой.
То мне страшно, то мне грустно,
То теряю свой покой.
Переполнены до смерти все большие города,
Не гуляют в них по паркам люди ночью никогда.
Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой.
То мне страшно, то мне грустно,
То теряю свой покой.
То гляди тебя ограбят, то гляди тебя убьют,
Похоронят как собаку и молитвы не споют.
Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой.
То мне страшно, то мне грустно,
То теряю свой покой.
Неожиданно телефон заиграл мелодию «Smoke on the Water» группы Deep Purple, которую у нас в школе на танцах исполняли под названием «Блюз памяти Яна Гиллана»:
We all came out to Montreux
On the Lake Geneva shoreline.
To make records with a mobile, yeah!
We didn’t have much time now.
Frank Zappa and the Mothers
Were at the best place around.
But some stupid with a flare gun
Burned the place to the ground.
Smoke on the water, a fire in the sky,
Smoke on the water, you guys are great.
Внезапно в трубке раздался знакомый голос: «Андрюша, привет! Это Слава Шпанкин, генерал-майор СВР».
Честно говоря, я не знал, что Слава генерал-майор. Мы в школе учились вместе в параллельных классах, жили в домах друг напротив друга. В студенческие годы тоже часто встречались по дороге в институт. Потом Слава переехал, и, хотя я знал, что он работает в системе госбезопасности, мы как-то потеряли связь.
Конечно, мы сразу договорились о встрече – тем более что, как выяснилось, Вячеслав Сергеевич собирался лечь в госпиталь. Поэтому уже через несколько дней мы сидели за чашечкой кофе в его уютной квартире как раз на месте бывшей деревни Раменки.
– Слава, в следующем, 2025 году исполняется ровно пятьдесят лет нашему школьному выпуску. Но школу № 38 построили, когда мы учились в 8‑м классе. А мы ведь переехали сюда, в Раменки, на улицу Винницкая в 1970 году и вначале учились в старом здании школы № 573, из которой потом сделали комбинат профтехобразования.
– Из неё лучше было бы сделать музей раменской шпаны, которая вся здесь училась. Хотя учёбой то, что они творили, назвать трудно. Ты же помнишь, что каждый день после уроков у дверей школы кого-то били, в том числе и учителей. Одновременно с этим из окон вылетали различные предметы, даже целые парты.
– Это я помню. Правда, у меня с самого начала сложились с ними нормальные отношения. Во-первых, я дружил с Серёжкой Гребневым, а он был раменским. Мы с ним неплохо учились, и остальные списывали у нас. В нашем классе было много «деревенских», а они были круче «раменских», т. е. жителей бараков. Один Филат чего стоил. У него была голубятня, и первую ходку он получил за то, что украл мешок пшена для голубей.
– А ты помнишь, был такой Сурик? Тот вообще считался королём.
– Слава, как же мне не помнить – я же увёл у него девушку. Это была моя первая любовь, Дина Цыбульская. Они приехали из Молдавии и жили в длинном доме на Мичуринском. У неё была шикарная фигура, огромные глаза и чёрные волосы до пояса. Дина была на год старше меня, уже десятиклассница. И гуляла с Суриком. Но когда создали клуб «Дозор», мы как-то сразу оказались в центре внимания. И вот на одном из школьных вечеров она меня пригласила на танец. Как сейчас помню, под Michelle группы Beatles. Песня совсем короткая, и мы договорились встретиться. Я её проводил. Спасибо Серёжке, он потом ходил к Сурику, чтобы со мной ничего не случилось. А мы буквально на следующий день с Валей Юмашевым взяли её на КСП, где были Валера Хилтунен и Юра Щекочихин. А потом поехали к Вале в Переделкино. Была зима 1974 года, и там только что забрали Солженицына. Приехал «воронок» и увёз. Солженицын оставил Вале свой кожушок, т. е. овчинный тулуп. Дина, конечно, была в восторге. В общем, получилось, как в кино «Табор уходит в небо».
– Андрюша, ты помнишь, ведь и Витя Косых – Данька из «Неуловимых мстителей» – тоже учился с нами в 573‑й школе. Правда, когда мы пришли, он как раз заканчивал. Жил он на Мосфильмовской улице. А я до Винницкой жил у метро «Аэропорт», в коммунальной квартире на улице Планетная. Эту квартиру получили мои бабушка и дедушка. Мы с мамой туда приехали из Метрогородка. Сам понимаешь, что такое приехать из бараков почти в центр Москвы. Мама растила меня одна. С отцом они развелись, когда мне был годик. Фактически с полутора лет я рос без отца. Когда появилась возможность переехать в отдельную двухкомнатную квартиру на Винницкую, или, как тогда говорили, Раменки-2 – это было счастье. Хотя грязь была непролазная, а до ближайшего метро «Университет» надо было добираться в битком набитом автобусе.
– Мне особенно ездить было не нужно – я в МГУ часто ходил пешком, мимо биофака и химфака, заходил в ГЗ обычно с клубной части.
– Я вначале хотел пойти по стопам мамы и поступить в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ). А мой друг, с которым мы жили в одном подъезде, Юрка Тарасов, готовился в МАИ. Неожиданно в наш класс приехали товарищи из Университета дружбы народов (УДН) им. Патриса Лумумбы. И из всех кандидатов на физмат отобрали меня и Юру. Экзамены были трудные, но мы прошли. А в УДН было правило: первый курс подготовительный. Иностранцы учат русский язык, а мы – английский. Люди после спецшкол сразу учили второй язык, как правило – испанский. А я ещё в школе на выпускных экзаменах написал в сочинении, что хочу работать в органах госбезопасности. Возможно, это было результатом просмотра фильмов, которые в те годы появлялись один за другим: «По тонкому льду», «Ошибка резидента», «Мёртвый сезон», «Щит и меч», «Семнадцать мгновений весны». А мама в 1980 году вышла замуж за бывшего кадрового сотрудника ГРУ, который в годы службы был помощником военного атташе в Великобритании. Это мой отчим Советников Николай Алексеевич. К 1981 году, когда я оканчивал УДН, он уже очень сильно повлиял на меня. И когда он увидел, что мои намерения серьёзные, то рекомендовал меня на работу в Научно-исследовательский институт разведывательных проблем ПГУ (внешняя разведка) КГБ СССР. Он был создан в 1979 году, и для работы в нём требовался человек с технической подготовкой, в полном объёме владеющий иностранным языком. А я по диплому был «преподаватель физики высших и средних учебных заведений» и «переводчик с английского». В августе 1981 года я был зачислен в органы как вольнонаёмный на должность старшего библиографа. Это была самая низшая должность в этом институте, который условно назывался Всесоюзный НИИ комплексных проблем и находился в Москве по адресу Флотская улица, дом 15. У меня уже была дочь, которая родилась в мае того же года. Старт у меня был неплохой, уже через два месяца я стал передовиком производства. Именно такая квалификация там присваивалась поквартально за хорошие результаты в работе.
– Ты разве не был офицером?
– Нет, в УДН не было военной кафедры. Поэтому я был призывник. А в то время в КГБ для вольнонаёмных сотрудников брони не было. Но из-за дочки мне пошли навстречу и дали отсрочку на год. За это время я стал младшим научным сотрудником и приступил к изучению испанского языка.
– Это я хорошо помню. Ты мне даже рассказывал, поскольку у меня тоже был маленький сын, что твой товарищ обучает грудного сына сразу двум языкам.
– Этот товарищ готовился работать в особых условиях, то есть стать нелегалом. Он, конечно, скрывал, какие языки учил для работы в особых условиях. Но он владел английским, французским, испанским и немецким.
– А в чём заключалась твоя работа в институте?
– В открытых зарубежных источниках я искал информацию, которая могла представлять интерес для Комитета государственной безопасности с целью подготовки аналитических документов в ЦК КПСС для принятия решений в той или иной области. Я занимался первичной обработкой газет, журналов, монографий и т. д. Мои данные с моей отметкой (штампом) поступали в аналитическое подразделение ПГУ, где все эти данные обобщались и отправлялись наверх.
– То есть речь идёт о научно-технической разведке?
– Не совсем. Было много газет и журналов, которые считались непрофильными с точки зрения научно-технической проблематики, но там иногда появлялись очень интересные статьи. Например, в нашем подразделении выписывали даже Playboy. Оказывается, в Playboy встречались крайне интересные публикации по военно-стратегической тематике. Мы изучали журналы Stern, Quick, U.S. News & World Report и т. д. В них тоже могла появиться важная информация. Или газеты The Times, The Daily Telegraph и т. д. Там тоже могли быть интересные вещи.
– Что например?
– Например, всех интересовал материал кевлар, выпускаемый фирмой