DuPont для производства бронежилетов. Но поскольку он применяется и в гражданской сфере, то искали все соответствующие публикации. То же самое по технологии «стелс» для объектов-невидимок. Затем плиты для многоразовых космических кораблей «шаттл». Это технические вопросы. Но то же самое касалось, например, геополитики. Причём ты не просто искал статьи по определённым странам, но те, в которых фигурировали известные учёные. Например, крупный политолог, скажем Збигнев Бзежинский, приехал туда-то и встретился с тем-то. То есть ты ищешь материал, на основании которого можно сделать определённые выводы. Или такой пример: поворот рек вспять. По этой проблематике мы отыскивали всё, что только можно. Чтобы ответить на вопрос: чем это грозит Советскому Союзу? Нужно ли продолжать работы в этом направлении? И один молодой учёный обобщил все эти материалы, как по нашим данным, так и из разведточек за рубежом, и написал прекрасную аналитическую записку. И на основании этой записки было принято решение отказаться от этих планов. Потому что это грозило экологической катастрофой. По итогам этой работы председатель КГБ СССР генерал армии Юрий Владимирович Андропов получил орден Ленина, начальник ПГУ КГБ СССР генерал-полковник Владимир Александрович Крючков получил тоже орден Ленина, начальник НИИ разведывательных проблем ПГУ КГБ СССР генерал-лейтенант Эдуард Николаевич Яковлев получил орден Красного Знамени, начальник отдела НИИ получил орден «Знак Почёта». Когда дошла очередь до учёного, который написал записку, выяснилось, что он вольнонаёмный. Тогда было принято решение: зачислить его в кадры. Тут же вызывают кадровика и ставят ему задачу. И через полгода этот молодой учёный был зачислен офицером. Я его лично знал и имел отношение к этому вопросу.
– Но ведь таких тем огромное количество, как не потонуть в них?
– Очень просто. Был такой документ, который носил скромное название «рубрикатор». Он имел гриф «совершенно секретно». В нём по разделам «политика», «наука и техника», «вооружения» и т. д. были перечислены основные темы. И этот документ направлялся во все подразделения института. То есть мы ничего не брали из головы. Мы работали по определённым темам, у каждой из которых был свой код. Были темы с пометкой «не для всех», которые носили антисоветский характер. А у нас у каждого была своя печать, которую называли «шестигранник». На ней стоял твой номер. И если ты нашёл информацию «не для всех», то ставишь свой штамп. Тем самым ты несёшь ответственность, что ты проанализировал эту информацию и считаешь, что её можно довести до сведения на ступень выше. А там уже решают, нужно ли развивать данную тему. Что-то докладывается на уровне руководства ПГУ, что-то идёт дальше председателю, а он уже докладывает в ЦК КПСС. То есть на основе рубрикатора готовились прогнозы, какие прорывы могут быть в той или иной области. И это самая настоящая разведывательная работа, без погонь и стрельбы, в тиши кабинетов. Мне, например, ближе всего были оптоволокно и лазерная техника, с учётом накачки: химическая, ядерная и т. д., а также средства их размещения в космосе. И мы достаточно быстро продвигались в этой области вперёд. Скажем, наш «Буран» был круче «Шаттла».
– Или, например, наш «Луноход» и американский полёт на Луну. Ведь нашу программу под сомнение никто не ставит. А вот был ли полёт на Луну – это ещё вопрос.
– Ещё один важный источник информации – Congressional Record. Это официальный отчёт о заседаниях и дебатах в Конгрессе США, который постоянно обновляется онлайн и публикуется ежемесячно. А там туфту не обсуждают. И вот в этих отчётах можно было выявить темы новейших разработок, отчётов ЦРУ, военной разведки РУМО и т. д. В то время интернета не было, и мы получали из американской резидентуры отдельные тома в печатном виде.
– А насколько реально было охватить такие объёмы информации? Тогда же не было искусственного интеллекта.
– Зато была очень чёткая организация. Мы были подразделением в более крупном информационно-аналитическом подразделении и занимались «разметкой», т. е. первичной разбраковкой. Нас было десять человек, мы все сидели в одной комнате. Причём, поскольку материалы были открытые, разрешалось обращаться друг к другу и советоваться. Это было очень эффективно. У каждого была своя специализация. С учётом языка. Например, у меня были материалы на английском, испанском, японском и китайском.
– Но ты разве знал японский и китайский?
– Там была своя технология «разметки». На основании графики, иллюстраций, ссылок, по формулам и другим признакам можно было определить, о чём идёт речь. С учётом языка и тематики распределялся весь поступающий материал. У меня, например, помимо всего прочего был Congressional Record. Но работать приходилось много, так что руки были чёрные от типографской краски.
– Ну а когда ты стал военнослужащим?
– В октябре месяце 1982 года я был призван на действительную военную службу. Первый месяц я служил в Тушино матросом. После этого меня направили в Кубинку, в Институт бронетанковой техники (НИИ БТВТ). Мне он дал очень много. Все офицеры института писали кандидатские или докторские диссертации. Со знанием иностранных языков у них были проблемы. Поэтому в первой половине дня я делал переводы из научных журналов, а во второй половине участвовал в испытаниях на полигоне. Это было очень интересно. Вечером я заступал в караул. Там же я стал кандидатом в члены КПСС. Это было сознательное решение. Ни в коем случае не карьерное. Отслужив полтора года, в июле 1984 года я вернулся в НИИ разведывательных проблем, в свой отдел, в то же самое подразделение, в котором работал до армии. При этом снова вольнонаёмным, хотя я уже был офицером запаса и имел звание лейтенанта. Поскольку вакансии мэнээса уже не было, меня приняли на должность инженера. Дело в том, что в этом отделе был лимит офицеров. Предположим, три или четыре. И тут волею судеб меня присмотрело другое подразделение института – отдел кадров и режима. А в институте работало свыше тысячи человек. Началась процедура моего оформления на офицерскую должность. Летом 1986 года я был зачислен старшим лейтенантом и назначен на должность оперуполномоченного. У каждого кадровика были отделы, которые он курировал. Мне достались отделы, которые занимаются оперативной проблематикой. Один из них назывался отделом оперативного искусства, другой был связан с нелегалами и спецтехникой, а третий – с применением этих оперативных методов в нелегальной разведке. Все эти отделы были укомплектованы исключительно офицерами. Как правило, это были так называемые «сгоревшие» разведчики.
– Это имеются в виду провалившиеся разведчики?
– Не совсем. Это были те разведчики, которые по работе контактировали с предателями. На тот момент был список из четырнадцати предателей. И в нашу задачу входило выявить все возможные контакты каждого из офицеров с этими предателями на предмет расшифровки. Каждому предъявлялся список этих предателей, и он писал объяснительную записку: с кем, где, когда, при каких обстоятельствах он встречался и т. д. Устанавливались все личные связи. Изучались личные дела, оперативные дела, докладные записки, и на основании всех этих материалов я писал заключение о степени расшифровки данного офицера. Это вкладывалось в личное дело в части, касающейся спецпроверки.
– Но ведь они уже провалились и были отозваны с оперативной работы.
– Тем не менее важно было установить степень их расшифровки по всем известным предателям. Не его личное мнение, а объективная проверка. Например, каким разведкам тот или иной офицер мог стать известен. Исходя из этого определялась его дальнейшая судьба. По каждому из них я писал заключение. Но это только одна сторона моей деятельности. Другая сторона – это взаимодействие с людьми. Вот именно тогда я познакомился с Козловым Алексеем Михайловичем.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ.
Разведчик-нелегал Герой России Алексей Михайлович Козлов родился 21 декабря 1934 г. в селе Опарино (ныне Кировской области) Северного края РСФСР, воспитывался бабушкой и дедушкой в Вологде, в 1953 г. поступил в МГИМО, изучал немецкий и датский языки, после окончания института был направлен в Управление «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ при СМ СССР и с 1 августа 1959 г. проходил спецподготовку как разведчик-нелегал, стажировался в Лейпциге, где приобрёл саксонский диалект. 2 октября 1962 г. был направлен на нелегальную работу в Данию, получил специальность чертёжника, затем прибыл в Ливан и в сентябре 1963 г. в Алжир, где устроился в архитектурное бюро швейцарских инженеров, через них вышел на руководство Алжира, добыл ценную военно-политическую информацию, в 1964 г. через Тунис, Голландию и Францию приехал в Западную Германию, где устроился на работу в химчистку в Штутгарте, получил паспорт на имя Отто Шмидта, в 1965 г. переехал в Мюнхен, где повторно зарегистрировал брак со своей супругой с целью получения ей гражданства ФРГ, в 1968 г., после двухмесячной стажировки в Москве, выехал с семьёй в Брюссель, устроился управляющим сетью химчисток, в 1970‑е гг. после смерти жены оставил сына и дочь в СССР и выехал в Израиль, с 1974 г. работал в Иране, где проник в министерство госбезопасности (САВАК), объездил как агент фирмы по продаже и обслуживанию оборудования для химчистки десятки стран Азии и Африки, успешно работал в Израиле, Гонконге и на Тайване, с которыми у СССР не было дипломатических отношений, был единственным советским разведчиком в Португалии в период фашистской диктатуры 1933–1974 гг., связь с Центром поддерживал, принимая сообщения из Москвы на обычный радиоприёмник, свои отчёты писал с помощью тайнописи и отправлял на различные адреса в Европе, а также через тайники, в 1977 году впервые побывал в ЮАР, затем в Намибии, которая являлась колонией ЮАР, в городе Блантайр в Малави на вечеринке в ресторане познакомился с секретаршей директора завода в ЮАР, от которой узнал, что на этом заводе в декабре 1976 г. была собрана первая в ЮАР атомная бомба, после чего получил дополнительные свидетельства атомной программы ЮАР, 28 июля 1980 г. был арестован контрразведкой ЮАР в Йоханнесбурге, как теперь известно, в результате предательства офицеров ПГУ Гордиевского и Ветрова, был обвинён в ЮАР по статье о «терроризме», что означало лишение адвоката и применение пыток, два года находился сначала во внутренней тюрьме контрразведки, а затем в центральной тюрьме Претории в одиночной камере, шесть месяцев провёл в камере смертников, выводился на казнь через повешение и к бассейну с аллигаторами, где казнили негров, протоколы его допросов как гражданина ФРГ пересылались в Федеральное ведомство по охране конституции (BfV), откуда их смог передать в Москву внедрённый туда агент Министерства госбезопасности (Штази) ГДР, в мае 1982 г. при участии разведслужб ФРГ Козлова обменяли на десятерых разведчиков ФРГ, арестованных в ГДР и СССР, и одного военнослужащего ЮАР, захваченного в Анголе, за время заключения Козлов потерял в весе 32 кг, не раскрыв никакой информации, после возвращения работал в центральном аппарате ПГУ КГБ СССР, с конца 1980‑х гг. до 1997 г. вновь работал с нелегальных позиций за границей, по возвращении работал в СВР России, владел немецким, английским, датским, французским и итальянским языками. Указом Президента Российской Федерации от 7 декабря 2000 года за мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания, полковнику в отставке Козлову Алексею Михайловичу было присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали «Золотая Звезда». Скончался Алексей Михайлович Козлов 2 ноября 2015 года.