— Анька, ты что? Ты где?
— Понимаешь, у меня неприятности. — Ничего рассказывать я ей не могу. — Ты только не говори никому.
— Ты что! Могила!
— Я в казино деньги выиграла.
— Ну! Много?
— Баксов с тысячу.
— И что?
— Понесла их на улицу, и тут на меня напали. Но я успела спрятать.
— Куда?
— Вместе пойдем забирать… А потом пришлось бежать. Один лох подвез. А потом навалился в машине. Едва спаслась. У тебя дома есть кто?
— Бабушка. Пошли ко мне в комнату.
— Ты мне чаю дай, и умыться нужно.
Я согреваюсь и чувствую простуду, которая уже вклинилась в меня, а болеть мне совершенно ни к чему. Через несколько часов придется уходить отсюда, а уходить некуда.
Я звоню домой. К телефону никто не подходит. Я звоню папе на работу. Там его ждут и спрашивают, что с ним. Тогда я звоню в милицию, по ноль два. Дежурному. Никто ничего не слышал и не видел. Меня спрашивают адрес, имя, фамилию, номер телефоне. Я кладу трубку.
— Ирка!
— Что?
— Можно, я ванну приму?
— А почему нет?
— А переодеться нет?
Кожухова в недоумении и заинтригована.
— А баксы-то как?
— Я тебе комиссионные отстегну. Только помоги мне.
Я долго лежу в ванне. Шампуней у Кожуховой в избытке. Все, что по телевизору показывают. Пробую разные и потом долго не могу промыть волосы. Сильная вещь шампунь из телевизора.
Пока подсыхает мое бельецо на батарее, я сижу в Иркином халате, смотрю телевизор, чай пью.
— А как ты в казино попала?
— Мужик один знакомый привел.
— Какой?
— Помнишь, немцы приезжали завод покупать?
— Ну? Так он немец?
— Нет. Наш. Переводчик. Он тогда телефон взял, а сейчас приехал, позвонил.
— У вас чего было?
— Нет. Не успели.
— А ты вообще-то?..
— В прошлом году. На каникулах, — продолжаю я врать.
— Расскажи.
— Курсант из псковских десантников.
— Их там всем приемам любви учат. Чтобы на операции не облажались. Спецназ.
— На какой операции?
— На специальной. Он мне все рассказывал. Там у них в училище группа особая есть. Языки учат, манеры. Чтобы обольстить где-нибудь в Хорватии женщину из аппарата ООН и секреты выведать.
— И как?
— Классно. Все показал.
— И… как это — «все»?
— Ну все совершенно.
— И ты согласилась?
— Попробуй не согласись. Они гипнозом владеют.
— И что — тебя тоже?
— Нет. Я сама. Чтобы все помнить.
Потом я опять набираю телефон свой домашний, и на последней цифре палец срывается. Значит, кто-то не велит мне набирать. Что-то смутно припоминаю про определители номера. Действительно. Те, кто роется в квартире моей и Дяди Вани, запросто вмиг узнают, откуда я звоню. Вот она, польза от триллеров. И то, что мне нужно квартиру эту покидать, понятно. Попала девочка в историю. И папа где? Нет папы.
«Жизнь твоя столь нелепо прожита, что смешна, как грязный старик, поющий Интернационал». Франк Венай. И не с кем мне больше поговорить в этом городке о Франции. Дядя Ваня где? Нет Дяди Вани. Тем временем мое белье подсохло. Можно переодеваться и собираться в путь.
Кожухова мне дает куртку. Обещаю завтра вернуть. Еще она мне дает пятьдесят рублей. Ведь теперь мы с ней богаты. Вот заберу баксы и отстегну ей, сколько не жалко.
— Анька, ты мне сколько дашь?
— Ну, баксов пятьдесят.
— Шутишь?
— Ладно. Сто.
— А когда?
— Сказано, завтра — значит, завтра. Что у нас утром?
— Математика.
— Вот и хорошо. Будет что подсчитать.
Куда теперь идти, я просто не знаю. Звоню из автомата домой. И, кажется, я права. Двойной зуммер идет. Вначале одного тона, потом другого. Я быстро ухожу от телефонной будки. Смотрю из магазина углового, как подлетает легковушка светлая, выскакивают добры молодцы, туда-сюда. И нет никого. Тогда я вовсе наглею. Звоню опять из этой же будки в квартиру Дяди Вани. На этот раз трубку берут и проникновенным голосом:
— Да?
Я испытываю большой соблазн сказать кое-что в рифму, но просто убегаю. Понимаю, что сейчас совершила глупость глупую, но нужно же что-то делать. Теперь квартал, несомненно, прочесывают основательнее. Но я совсем в другом месте. Мне не хочется думать, что нет больше ни Дяди Вани, ни папы. И я решаюсь еще на один эксперимент. Есть у дорогого учителя друг. Появился он совсем неожиданно, поэтому из школы навести на него, наверное, не могли. Адрес я знаю, а вот телефон нет. Придется идти сдаваться.
На мой звонок долго никто не реагирует. Потом, после того как я бью то спартаковский ритм, то просто азбуку Морзе нечитаемую и скребусь в дверь, меня спрашивают: «Кто?»
Наконец дверь открылась. Тетка незнакомая, некрасивая и решительная. Взгляд удава.
— Игорь Михайлович не у вас?
— Кто?
— Учитель. Латинист.
— Славка! — Тетка оборачивается и кричит в глубь квартиры. Через некоторое время появляется Славка, друг дяди Вани.
— Извините, Игорь Михайлович не у вас?
— У нас. А в чем дело?
— Он мне нужен. Вы его или позовите, или дайте войти.
— Входи, девочка.
— Спасибо.
Славик явно нетрезв, тогда понятно, откуда злость у его половины. Значит, они с Игорем Михайловичем приняли с устатка. Обстоятельства располагают.
— Нажрались. А еще педагог. Девка-то чего здесь делает?
— «Чего делает, чего делает»! Живет она здесь. — Слышится стук захлопываемой двери. — Пошли на кухню. Чая выпьем.
— А Игорь Михайлович?
— Он пока спит. Давненько я такого не видал. Ты-то хоть знаешь, что с ним происходит?
— Примерно. Вы только никому не говорите, что он у вас.
— Не скажу. А что это изменит?
— У него большие неприятности.
— Ты есть хочешь? Пельмени есть.
— Хочу.
— И то дело.
Я ем пачечные пельмени, пью чай.
— И что же с ним произошло?
— У него квартиру ограбили. Потом там труп оказался. Вот он и подался в бега.
— Мать честна! Про труп он ничего не говорил.
— Естественно. Он вас знает недавно.
— Однако ко мне пришел.
— Это потому, что здесь его никто искать не станет.
— А кто его должен искать?
— Убийцы.
— Ты что, девочка, несешь?
— Они и меня хотели убить. Только я сбежала.
— Бандюки, что ли?
— Хуже.
— Менты?
— Выше.
— Что ты, девочка, аллегориями разговариваешь? Что произошло?
— Я бы и сама хотела знать. Мы в какое-то дело нехорошее ввязались.
— Да каким же образом?
— У нас рукопись старинная. На старофранцузском. Мы ее потихоньку переводили. А теперь ее хотят забрать.
— И что? Дорогая рукопись?
— Цены нет. А папу моего увели, как бы в милицию.
— Так. Еще и папа. А он при чем?
— Он ее из командировки привез.
— Ага. Ну, так твой Дядя Ваня проспит еще часа четыре с четвертью. Он подряд несколько стаканов вдул. Разве педагог так может делать? И не верю я ни в какие тексты.
— И совершенно неправильно делаете. Кстати, он с собой какие-нибудь вещи приносил?
— Портфельчик.
— И где он?
— Рядом с собой положил.
— Можно посмотреть?
— Смотри.
Пакет с текстами он засунул под матрас. Я еле нашла его.
— Это и есть предмет криминала? — спросил Славик.
— Это и есть. Это моя собственность.
— Вот он проснется и решим, чья это собственность, и ты что за личность.
— А можно мне пока где-нибудь посидеть? В уголке?
— Да что, у меня гостиница, что ли, тут?
— Не выгоните же вы меня за дверь? Меня там непременно найдут.
— А если тебя тут найдут? Я ведь не знаю, что ты мне наговорила. Правда это или нет. Дядя Ваня ваш вообще ничего не говорил. Только стаканом махал. Не он ли труп тот произвел в своей квартире?
— Этого вот я не знаю; если только в целях самозащиты.
Желнин проникает в редакцию
Утром Желнин принял решение и отправился в поселковую библиотеку. Хоть один экземпляр газеты должен найтись в поселке. К своему величайшему удивлению обнаружил заведение, сеющее доброе и вечное, открытым, и даже персонал на месте. Женщина добрая, в очках и платке. Холодно все же в библиотеке.
— День добрый.
— Здравствуйте.
— Я сегодня первый посетитель?
— Да нет. Ребята заходили. За учебниками.
— За какими?
— Школьными. У нас теперь как в институте. Контрольный экземпляр имеем. Приходи и учись. Если ненадолго — домой, а так в читальном зале.
— А что же так?
— Да не у всех теперь и деньги на учебники есть.
— Понятно. А я в гостях тут. В особняке господина Мощеного.
— Этот господин нам хорошо известен.
— Я на несколько дней. По надобности. А вот газеток почитать нет ли?
— Есть «Московский комсомолец». Есть «Комсомольская правда». «СПИД-инфо».
— Это вы подписались?
— Это из района. Мы ни от чего не отказываемся.
— А из журналов?
— «Октябрь», «Иностранная литература», «Смена».
— Ага. А нашей, уездной?
— Есть и она. Вот подшивка на столе.
Желнин подшивку стал листать. Вот все номера до того, операционного. А вот то, что после. Рекламные листки какие-то. Модули, лоты, объявления. Мечта Слюнькова. Но статьи-то где же? И вместо восьми полосок четыре. Вот и выходные данные. И никакого Слюнькова в помине нет. Совершенно новая фамилия дежурного редактора, и все. Чудеса, да и только.
— А вот еще номерка нет ли?
— Одного не хватает. Не присылали. Там у них история какая-то. Убили кого-то. Деньги, наверное, украли. Дело тонкое и нам неведомое.
— Спасибо и на этом.
— Почитать ничего не берете?
— Нет, спасибо. Я потом еще зайду.
Это значит, что карта Слюнькова бита и никакой газеты нет в природе. Есть боевой листок предпринимателей. Из тех, что в больших городах бесплатно раздают в метро. А у нас никакого метро не предполагается. Разве что от завода до ближайшей опушки. Еще Желнин, знавший местных бизнесменов как облупленных, определил, что квадратики и прямоугольники эти — пустые, денежного покрытия не имеют. А значит, кто-то просто имитирует выход газетки. Теперь он просто боялся накручивать черный диск с прорезями, в которых возникали цифры и обозначали пропажу очередного товарища. Вернувшись в дом, он стал вызванивать Мощеного Михаила. Того на месте не оказалось, и голос его он услышал лишь вечером.