Робу брезентовую он на меня накинул в прихожей и маску на голову надел, задрав ее на затылок. В руки дал пакет с припасами и электродов три пачки. Как оказалось, поступил он действительно мудро. Едва свернув за угол, в переулок Инженера Костина, я увидел милиционера. Захотелось естественным образом повернуться и пойти в противоположную сторону. Но я пересилил себя и только маску чуть приспустил на лоб. Сержант на меня посмотрел внимательно, и все… Путь свободен. До особнячка я еще, тем не менее, одного знакомого встретил — нашего математика, но он меня не узнал. Только взглядом скользнул своим аналитическим.
В особнячке я сразу же запер за собой дверь, присел на подоконник. Старые газеты на полу, мусор, тисочки, ножовка, плашки, шведки, трубы, лен. Я пива бутылку из пакета вынул, отпил половину, начал устраиваться. В углу два ватника, ботинки кирзовые, ящик пустой, на двенадцать бутылок. Я лежанку с грехом пополам устроил и лег. Нет ни радио, ни «тиви». Просто радуйся и живи. Ночью кто-то дергал запертые двери, примеривался к рамам. Бесхозный дом — вещь притягательная. Стекла местами выбиты, и окна забраны фанерой, но электричество есть, и электронагреватель заботливо оставлен. Возле его теплого бока я и уснул. Но прежде, найдя изъян в паркетном полу, нарушил его целостность и спрятал тексты, упаковав их в полиэтиленовый мешок.
Слава явился ни свет ни заря. Он постучал, как и предполагалось, четыре раза с длинным интервалом и еще раз в довесок. Я открыл.
— Привет.
И больше ни слова. Славик был явно озабочен. Поставив передо мной термос с кофе и выложив на газету еще теплые домашние котлеты, принялся за дело. Резьба старая схватилась намертво, Славик для очистки совести попробовал сорвать муфту ключами, но потом принялся за привычное дело — постелил лист жестяной, скатал тугой газетный жгут, поджег его и таким образом стал разогревать трубу. Минуты через три-четыре муфта пошла. Наконец, сняв тройник, он присел на подоконник, закурил.
— Тебя, что ли, ищут?
— Где?
— В бороде. На каждом углу автоматчики. Машины досматривают. У вас в школе допрашивают всех.
— Если бы меня, полбеды. Кое-что другое.
— Так кое-кого или кое-что?
— Кое-кого с кое-чем.
— И это кое-что у тебя?
— В одном месте. Припрятано.
— Ну-ну.
— А сюда, думаешь, придут?
— Может, и зайдет кто. Ненароком. Я позвонил хозяину. Попросил меня охранять от произвола власти.
— А хозяин кто?
— Он и есть власть. Большого полета человек. Но работа-то левая. Налогами не облагается. Так что выгляни в окно. Не бойся. На улице, возле особнячка, обосновался наряд милиции. Наша стража. Я ему сказал, чтобы стекла завозили и вставляли. А то работать невозможно. А чтобы стекла не… приватизировали, ночью дом пусть охраняется. Вневедомственной охраной. А днем никого на объект не пускать. За исключением главы администрации. Или генерального прокурора России.
Еще часа полтора он возился со старым стояком, потом достал рулетку, что-то отмерял, записывал, считал. Потом подобие верстака притащил с улицы и тисочки привернул. Отмерил на дюймовой трубе нужные сантиметры, поставил риску, потом опять отмерил и пересчитал.
— Давай режь, — он дал мне ножовку, — отрабатывай ночлег и крышу.
К вечеру мы построили два стояка. Я работал вторым номером и нахватался «зайчиков». Баранов, который учил меня, как мыть глаза чайной заваркой и прикладывать сырой картофель, теперь дал коробочку голубую с глазными каплями. «Визин».
— Ночью, как печь начнет, закапай. Не все лекарства у них дерьмо. Есть и хорошие вещи.
— У кого «у них», Славик?
— А вот у тех, кто тебя ищет.
Я поискал страну-производителя. Канада, по лицензии США. Ну что ж. Весьма близко к истине.
Желнин едет в Петербург
В купе еще один пассажир — командированный. Именно такой, какими они были всегда. Еще не все приметы счастливого прошлого быта искоренены. Сел в вагон, залудил хлебного вина, закусил чем бог послал, посмотрел вокруг дико и лег лицом к Желнину. К распитию не пригласил. Желнину сейчас это и не требуется. Чай с лимоном принесли хороший, и он два стакана выпил с печеньем, а потом на полку свою лег и принялся изучать приданое наборщицы Женьки. Всякая машина дает сбои, а хитроумные звенья редакционной работы никакому аналитику неподвластны. То есть наборщица, то ее нет, то дома набирают тексты, то несут на клочках. На все это есть ответсек, и он это дело регулирует. Точнее, регулировал. Теперь у него неприятности неопределенно долгого характера на том свете или на этом, неважно. За все приходится отвечать так или эдак, рано или поздно.
«В городах, поселках и волостях района проходит выдвижение представительниц на районную конференцию… Народные умельцы. Женщина и бизнес. Женщина, семья и общество… концепция развития движения в нашем районе». Вот и хорошо. «Возрождая традиции. В субботу в наш город прибыли спортсмены-любители из Бондарева… В предстоящие дни праздники будут проходить в волостях…» На снимке — момент волейбольной встречи, вручение призов. Отлично. Далее по первой полосе. Почетного звания достоин. Состоялось заседание совета ветеранов войны и труда, Вооруженных сил и правоохранительных органов поселка Краснозаводского. В этом году И. Фаритову исполняется восемьдесят лет. Он родился на станции Крестовоздвиженке, теперь Броневой, Свердловской области… ранен, брал, освобождал. После войны… работал заместителем директора школы. Увы и ах. Идет регистрация членов садоводства Веткино… при себе необходимо иметь паспорт и садоводческую книжку. Полоса примерно вторая. «Новое дыхание Красного Креста. Всероссийское общество Красного Креста переживает трудные времена… только за последний квартал в общество вступило девяносто семь новых членов».
Желнин искал материалы про бизнес. Там могли быть возможные причины и следствия. «На трудном пути стабилизации». «Малый бизнес». С учетом ликвидируемых хозяйственных субъектов малого бизнеса их количество увеличилось в прошлом году на тридцать пять и достигло полутора тысяч. Однако. Вот именно. Однако большое количество малых предприятий приостанавливает свою финансово-хозяйственную деятельность или распадается, но не оформляет ликвидацию. «Что изменилось в торговле? Объем товарооборота составил за год сто восемьдесят четыре миллиона рублей, объем товарооборота предприятий общественного питания сохранился на уровне 1995 года… За нарушение правил торговли…»
Желнин приуныл. Оставалось два материала. Один его собственный, из рубрики «Неопознанное и необъяснимое», и статейка про котельные. Он впился в материал про ставку на малую энергетику. «На территории района действуют тридцать четыре котельных, из них двадцать две муниципальных. У семнадцати ведомственных котельных район вынужден покупать энергию… Сложившаяся ситуация побудила администрацию обратиться к незаслуженно забытому у нас опыту малой энергетики… Общая стоимость реализации проекта оценивается специалистами в двадцать девять миллионов новых рублей».
В принципе, какие-то тайные преграды и подводные камни могли быть в материалах о недвижимости, финансах, о персоналиях во властных структурах и бизнесе, но ничего этого в номере не бывало вовсе. Оставалось только предположить, что всему виной был корректор Петрович, налажавший с реквизитами бандитской фирмы, но не из-за этого же косить и правого, и виноватого, и уничтожать весь тираж, и даже искоренять его в памяти машинной. Желнин уезжал в Питер, он лишился дома, товарищей, едва не расстался с жизнью, в морге полежал, и его опознала ученица местной школы, где он вел кружок и растлевал юные мозги продажным ремеслом журналиста. За что и почему?
Проснулся и заворочался командированный. Сел на своей полке и огляделся дико, надел рубашку, тапочки, вышел в туалет, вернулся, полез в свой баульчик, вынул бутылку. Он находился во власти ночного синдрома человеколюбия и потому предложил Желнину присоединиться. Тот отказался, и командированный, который даже не назвал своего имени и не поинтересовался, как Желнина звать, отпил граммов сто, закусил колбаской, потом «Фанту» со столика взял, открутил крышку и отпил половину. Большим счастьем было то, что он не храпел. Желнин еще раз внимательно прочитал все листочки от начала до конца, каждое слово в отдельности и все материалы по диагонали. Он не мог понять, что случилось.
Петербург встретит его совершенно весенней погодой, солнцем, легкой и даже приятной грязью на улицах. Он покинет вагон, сдаст вещи в камеру хранения и совершит променад по Невскому. Нужно будет как-то жизнь свою устраивать дальше, но перед всякой большой работой требуется перекур. Он еще раз взял в руки корректуру…
— Когда следующая остановка? — спросил Желнин проводницу.
— Через час. Самара. Стоим очень мало. Опаздываем.
— Я схожу.
— Вам же до Питера?
— Я дома утюг забыл включенный.
В Самаре Желнин пересел на обратный поезд. В уездный город он вернулся на рассвете.
Теперь он знал, кого могла заинтересовать развлекательная колонка в его газете. Кто скоротал свой досуг, читая невинные предсказания Мишеля Нострадамуса в новой трактовке Игоря Михайловича. А стало быть, никакого Игоря Михайловича нет больше вовсе и никакой Ани Сойкиной. В их квартирах проведены тщательные обыски, найден и изъят тот самый текст. Откуда он вообще взялся на их голову? И, значит, начинать следовало с этих квартир. Да простит его доктор Малахов.
Адрес Ани у него в записной книжке. Паспортные данные ее папаши — это он как бы автор статейки. Блокнот редакционный всегда с ним. Вот он. Побывал в больнице и остался цел. Пролежал в кармане куртки и заботливой бабушкой выдан назад. И телефон есть.
— Здравствуйте. Мне Аню, пожалуйста.
— Я слушаю.
— Это Сергей говорит, — начал Желнин и вдруг осекся: чего это он вдруг реанимировался?
— Да, я припоминаю.
— Встретиться надо бы.
— Я не могу. Да и вам лучше не приходить.