– Не знаю. Но даже если так, то сумею ли я простить и забыть?
– Забыть – никогда, – Матильда обняла ее. – Простить – может быть.
Румер кивнула. Она изнывала от желания выбежать на улицу, забраться в машину, примчаться на ферму и оседлать Блю. Эдвард наверняка ждал ее, уже подготовив лошадей к поездке. Она живо представила себе, как он работает в хлеву и заботится о своем стаде. Этой мыслью она хотела укротить свое сердце, отвлечься от переживаний по поводу неведомого ей сюрприза Зеба. Бедный Эдвард, избранный, чтобы спасти ее от чувств, заставлявших ее краснеть и дрожать при одном лишь упоминании о Зебе.
Румер была у себя в офисе, а Сикстус куда-то уехал на целый день. Зеб стоял во дворе, думая, будет ли видна его работа в лунном свете. Он взял катушку и стал медленно раскручивать ее, перелезая с ветки на ветку старого дуба, росшего меж их дворами, – первого дерева, на которое когда-то девчонкой вскарабкалась Румер. Услышав звук шагов по каменным ступенькам, он посмотрел вниз. То была Винни.
– Меня поймали с поличным, – усмехнулся Зеб.
– Да, а разве нет? Средь бела дня сидит на дереве во дворе Румер… что ж, теперь с тебя причитается, – откашлявшись, сказала Винни.
– Что?
– Ты должен поболтать со мной. Поэтому… бросай свои дела и повесели старушку.
Рассмеявшись, Зеб спустился вниз. Какой бы старой ни была Винни, он знал, что она проживет еще лет сто. Она протянула ему руку, он поцеловал ее, а потом взял в свою ладонь и крепко держал, пока они стояли на участке промеж двора Румер и его старого коттеджа.
– Ты прекрасна, – сказал он. – И молода, как никогда.
– Дорогой, мне уж не петь ни в Метрополитен-опере, ни в парке Бушнелл. Миновали деньки продюсеров Моше Паранова и доктора Наги, моих любимейших друзей. Они столько сделали, чтобы познакомить Хартфорд с оперой. Прежде Коннектикут в этом смысле был полнейшим захолустьем. Они наняли меня, и ох – теперь мне так грустно. И осталась я одна…
– Но ты все еще с нами, Винни, – Зеб расчувствовался при виде слез, стекавших по ее морщинистым щекам. Он обнял ее за хрупкие плечи. – Я понимаю тебя.
– Правда? – Он кивнул.
– Жить, имея замечательные отношения с людьми, которыми ты дорожишь, а потом взять и потерять все это…
– Наши судьбы до странного похожи, – промокнув глаза кружевным платочком, сказала Винни. – Мы оба познали вкус славы. Знаешь, а ведь я переживала за тебя.
– Почему?
– Потому что ты зачем-то взял и спустился на бренную землю после десяти лет головокружительных полетов к звездам.
– Да, – он еще крепче сжал певицу в объятиях. – Так оно и есть.
– Я и сама взлетала к звездам, – вздохнула она. – Со сцены Нью-Йорка, Милана, Венеции… даже Хартфорда… Это было такое невероятное ощущение…
– Тебе было нелегко… сменить свой род деятельности? – аккуратно подбирая слова, спросил Зеб.
– Ох, какой ты у нас обходительный, – рассмеялась Винни. – Ты о том, когда мой голос перестал привлекать полные залы народу и мне пришлось преподавать?
Зеб поглядел в небо, где на фоне синевы ему подмигивали яркие искорки звездных алмазов.
– Тебе, наверное, тяжело будет работать в лаборатории? – спросила она. – И изучать полеты, вместо того чтоб летать самому?
– Да, – признался он, и у него засосало под ложечкой. – Будет тяжело.
– Может быть, ты расскажешь кому-то из нас о том, что случилось с тобой там, наверху.
– Когда-нибудь, – кивнул он, рассматривая созвездия. – Может быть, когда-нибудь.
– Жизнь продолжается, Зеб. Я могла бы впасть в уныние и сожалеть по поводу битком набитых залов оперных театров, но вот она я, твердо стою на земле, здесь, на Мысе Хаббарда.
– Где все тебя любят, – улыбнулся Зеб.
– То же годится и для тебя. Уныние – один из смертных грехов, знаешь? Тебе не стоит впадать в отчаяние. Тебя здесь тоже все помнят и любят.
– Ну, не все… – возразил Зеб.
– А, Румер? Наш дорогой доктор Ларкин…
– По-моему, она хочет, чтоб у меня в заднице появилась ракета и чтоб я улетел на ней туда, откуда вылез.
– Ха, но ты ведь вылез с Мыса Хаббарда, – усмехнулась Винни.
– Я про Калифорнию, – уточнил Зеб. – Там у меня лаборатория.
– Но у тебя, похоже, еще остались дела здесь. Дети рассказали мне о том, как вы с Румер спасали поморника. Теперь, наблюдая за тем, как они рыбачат в бухточке перед моим домом, я думаю о моем дорогом друге Зебулоне Мэйхью и его новоприобретенном даре исцеления.
– Спасибо, Винни.
– И к тому же очевидно, – она потрогала катушку в левой руке Зеба и с улыбкой посмотрела ему в глаза, – что твои дела здесь необходимо закончить.
– Это просто глупость, ничего больше, – Зеб смутился. Винни покачала головой.
– Нет, дорогой. Все великие оперы посвящены обреченной любви. Упущенным возможностям, ужасным болезням, разбитым сердцам, предательствам… Уж кому, как не мне, знать об этом, ведь я пела их все.
– Может, поделишься советом?
– О чем речь! – сверкнув глазами, ответила Винни.
– Слушаю тебя.
– В операх величайшие истории любви заканчиваются трагедией. Но для Мыса Хаббарда такой финал вовсе не обязателен. Твоя любовь началась в Акте первом, в годы твоего детства. Акт второй – это та глупость, которую ты натворил с Элизабет. Но он уже закончился.
– И сейчас…
– Сейчас лето, Акт третий, – Вини ласково погладила его руку, а потом деревянную катушку.
– Что я должен делать? – Зеб и впрямь желал это знать, нуждаясь в порции мудрости старой женщины, так долго любившей его и Румер. Он убеждал себя в том, что ему нужно лишь прощение, но, обнимая Румер после спасения поморника, понял, что хотел гораздо большего. Он ждал, что скажет Винни.
– Мальчик мой, – тихо сказала она, одарив его серьезным взором своих зеленых глаз, – ты ни в коем случае не должен отступать. Она все еще любит тебя – но боится в этом признаться. Не поддавайся на ее уговоры. А ты не бойся…
– Чего не бояться? – перебил Зеб.
– Одного или пары красивых жестов, – Винни похлопала по катушке и чмокнула его в щеку. – А теперь мне надо успеть встретить двух учеников по вокалу. Пока.
– Спасибо, Винни.
Посмотрев ей вслед, Зеб задрал голову кверху и увидел кружившего в небе поморника. Он парил в воздухе, расправив крылья на ветру. Это казалось так легко просто рассекай себе просторы, лениво разглядывая пляж и море. Но Зеб знал, что птица охотилась, сражалась за свое место под солнцем наперекор всем опасностям, подстерегавшим ее этим чудесным днем.
Когда Винни, шурша полами своего длинного платья, скрылась за оградой собственного двора, Зеб ухватился за самую нижнюю ветку и снова влез на дерево. Мысли о Румер теплой волной захлестнули его сердце, и со всевозрастающей страстью и желанием овладеть ею он продолжил делать то, за чем его застала Винни.
Возвращаясь вечером домой, Румер мечтала лишь об одном – поплавать и напиться чаю. Голова у нее гудела, словно пчелиный улей. Даже катаясь вдоль реки на Блю, – Эдвард скакал рядом на своей Лиффи, – она почти не слушала то, что говорил ей Эдвард. Она ловила взглядом каждую птицу в небе, гадая, как там поправлялся поморник, и снова и снова переживая волнение от объятий Зеба.
Теперь же, остановив авто перед своим домом, она увидела желтые машины и толпу вокруг и, обессилев, уткнулась лбом в руль.
– Румер, ты только глянь! – прокричала Аннабель. – Крестхилл-роуд захватили подрядчики и рабочие! Это началось после обеда – грузовые фургоны, самосвалы, прицепы и бульдозер прогромыхали под мостом и въехали на Мыс, как будто целая армия захватчиков.
– Что правда, то правда, – сказала облаченная в бело-зелено-оранжевый балахон Винни, появившись в сопровождении своих учеников по вокалу. – Конечно, Аннабель немного сгустила краски, но тем не менее это было поистине ужасно.
Подобно пугливому животному, Геката прокралась через свой затененный двор и выглянула из-за гаража. Дочери Аннабель, на которых были разноцветные купальники, взявшись за руки, покачивали головами.
– Где мой отец? – спросила Румер, хотя сама искала глазами Зеба. Рабочие собрались в старом саду Мэйхью и что-то обсуждали с новым владельцем коттеджа.
– Сикстус уехал в Хоторн за картами для своего плавания.
– А вы в курсе, что вообще происходит? – спросила Румер, наблюдая за людьми у старого дома Мэйхью. Новый хозяин стоял в верхней части двора, указывая рукой то туда, то сюда, а подрядчик что-то быстро записывал в своем блокноте. Из-за густых кустов было сложно понять, что же они там делали. Кроликов нигде не было видно; судя по всему, они попрятались в свои норки.
– Вот в чем вопрос, – пропела Винни. – Черт побери, что здесь происходит?
– Много чего, – доложила Аннабель. – Я заглянула в окно того грузовика и обнаружила там целые залежи свернутых планов с чертежами.
– Разве им никто не сказал о законе молотка? – спросила Винни.
– Ну, пока они еще не взялись за молотки, – ответила Румер, и у нее екнуло сердце, когда она увидела, что рабочие выгружали лопаты и кирки.
– Именно что пока, – сказала Геката. – Но они непременно возьмутся… и скоро… О, сколько же у них инструментов!
– Отец как в воду глядел, – вздохнула Румер. – Когда мы встретились с новыми владельцами, они как раз говорили об «улучшениях»…
– Улучшения! Какое напрасное занятие! – промурлыкала Геката, покачивая головой и перекатывая на языке букву Р. – Ведь природа подарила нам такую красоту вкупе с чувствами и способностью наслаждаться ею.
На дороге был припаркован автомобиль Винни – оранжевый «вольво», и женщины обступили его, словно пытаясь согреться. Румер грудью прислонилась к дверце. Винни отпустила своих учеников и положила ладонь на руку своей подруге.
– Дорогая, твоя грудь. Никогда не сдавливай ее, – проворчала Винни, отогнав Румер от машины. – Не хочешь пойти со мной в разведку? Раз уж та земля между твоим домом и коттеджем Гекаты, то, по-моему, вам обеим следует пойти туда.