(несшим пакет с грибами) не спеша, разговаривая на ходу, профланировали от калитки дома номер три к углу улиц Чапаева и Советской.
Здесь «хаускипер» показал место, где вечером в пятницу нашел пакет с грибами.
Оно, это место, оказалось прямо у забора Любочки, в пятнадцати шагах от ее калитки.
Глава 6
Кто знает, заметила ли полковника возле своего забора востроглазая Любочка.
Даже если заметила, из калитки не выглянула, виду не подала. Ее нелепый дом был повернут к улице тылом – ни единого окошка. Поэтому, может, и не увидела она Ходасевича – как он с пакетом грибов марширует от угла Советской. Он миновал сперва ее забор – коричневый, а потом Аллин голубой.
Следом начинались владения Василия. «Рейнджровер» возле калитки свежеиспеченного нового русского отсутствовал. С участка доносилось равномерное уханье бетономешалки.
Было похоже, что хозяин куда-то отбыл, а таджики тем временем трудятся.
Калитка, ведущая во владения Василия, оказалась не заперта. Валерий Петрович вошел на участок. Здесь царило полное запустение. Газон, казалось, не косили последние пятнадцать лет. Всюду рос бурьян в человеческий рост. Сквозь него пролегали тропинки. Старый дом (где, видимо, нынче проживали гастарбайтеры) казался раза в два меньше и запущенней, чем тот, коим владела Алла Михайловна. Зато перед ним на земле имелась разметка и подготовка под мощный фундамент. Часть его была залита бетоном. На свежей заливке таджик, одетый в халат, делал стяжку – то есть ровнял поверхность огромной клюшкой. На незабетонированной части другие азиатские рабочие сколачивали опалубку и ровняли землю. Возле крутящейся бетономешалки глубокомысленно стояли еще четверо азиатов с совковыми лопатами. Отца пропавшего Бури нигде видно не было.
Ходасевич подошел к служителям бетономешалки – все искоса оглядели и его самого, и пакет с грибами. Спросил:
– Где Имомали?
– Позвать?
– Давай зови.
Гастарбайтер бросил лопату и исчез в старом доме.
Вернулся, сообщил:
– Придет сейчас, – и, словно зачарованный, снова уставился на бетономешалку.
Через минуту появился Имомали.
– Здравствуйте, – поклонился он гостю.
– Салям алейкум, – ответствовал Валерий Петрович. – Пойдем, Имомали, поговорим – туда, где потише.
Бригадир кивнул.
По одной из тропинок они прошли в глубь участка. Тропинка заканчивалась грубо сколоченным столом и двумя лавками. На столе стояли горкой немытые миски и кружки. Рядом на березе висел рукомойник. На дереве был также закреплен двумя огромными гвоздями осколок зеркала.
– Попросить, чтобы принесли вам чаю? – изогнулся перед гостем таджик.
– Нет, спасибо. Скажи, Имомали, тебе знаком этот пакет?
Полковник водрузил его на стол.
Ожидая, видимо, подвоха, гастарбайтер осторожно сказал:
– Пакет как пакет. Много таких.
– Такой пакет брал с собой твой Бури, когда пошел за грибами?
– Наверно. Не знаю.
– Но ты же говорил, что у него с собой были пакеты именно из «Рамстора»?
– Да, правда. Из «Рамстора». Но я не уверен, что это точно тот самый пакет.
– Если Бури пошел с пакетом «Рамстор» за грибами – а потом я нахожу на улице такой же пакет, но полный грибов, разумно предположить, что данный предмет оставил твой сын.
– А где вы его нашли? – первый проблеск любопытства.
– Неважно, где. Ты уже ходил в милицию?
– Сегодня воскресенье. Наверно, там и нет никого, с кем поговорить можно.
– Все ясно. Ментов ты боишься. Учти, Имомали: я пообещал – я искать твоего мальчика буду. Без всяких денег. Но ищу я его постольку, поскольку разыскиваю Аллу Михайловну. Их исчезновения, я считаю, могут быть связаны. А могут – и нет. И для того чтобы я помог тебе, Имомали, ты мне должен все рассказать. Все, что знаешь. Все, что видел. Или слышал.
Ходасевич помнил: сегодня утром, когда бригадир таджиков приходил к нему утром вместе с Василием, он хотел что-то сказать, да осекся, не договорил.
Таджик приложил обе руки к сердцу.
– Я все вам, товарищ полковник, рассказал.
– Нет, не все. Ты что-то видел недавно. Или слышал. Что-то про Аллу Михайловну. Или художницу Любочку. Что?
– Клянусь мамой, ничего я не слышал.
– Слышал, Имомали, ты правильно оговорился. Ты то, что между ними происходило, не видел, а именно слышал.
Да, конечно, слышал. Просто потому, что нелегальные гастарбайтеры не любят без крайней необходимости выходить за калитку приютившего их дома. И не имеют они в отличие от хозяев привычки ходить в гости к соседям.
В то же время, будучи на долининском участке, Валерий Петрович слыхал доносящуюся отсюда таджикскую речь. Значит, и на участке Василия могли, в свою очередь, слышать разговор, долетающий с соседних владений. Особенно если беседа велась на повышенных тонах.
Валерий Петрович сделал выстрел наугад:
– И, знаешь, что ты конкретно слышал, Имомали? Ты слышал, как выясняют отношения, ругаются между собой Алла Михайловна и художница Люба.
По дернувшимся зрачкам гастарбайтера Ходасевич понял, что попал в точку.
– Так ведь? – поднажал он.
Собеседник опустил глаза.
– Н-ну…
– А теперь ты должен вспомнить, о чем они конкретно говорили.
– Я слова плохо запоминаю. Особенно русские. Плохо язык знаю.
– Во-первых, знаешь ты язык очень хорошо, а, во-вторых, я не прошу тебя дословно пересказать разговор Аллы Михайловны с Любой. Скажи мне, о чем у них там речь шла, своими словами.
– Давно это было. Забыл совсем.
– Слушай, Имомали, не зли меня. Этот разговор может иметь отношение к пропаже Бури. И если ты хочешь, чтобы я твоего мальчика нашел, – рассказывай.
Азиат опустил голову и, глядя в сторону, пробурчал:
– Они ссорились.
– Они – это Алла с Любочкой?
– Да.
– Из-за чего возникла ссора?
– Не знаю. Из-за мужчины, кажется.
– Хорошо, Имомали. Спасибо. Молодец, что сказал. Ты, случайно, не слышал, из-за какого, конкретно, мужчины они ссорились? Имя они его называли?
Таджик кивнул.
– Называли.
– Какое?
– Иван.
– Я так и думал… – прошептал Ходасевич. – А как точно они его называли? Просто Иван? Или Ванечка? Или, может, по отчеству? Иван Иванович?
– Просто Иван.
– Очень хорошо, Имомали. Ну, давай теперь, скажи, что именно они говорили. Хотя бы одну фразу.
Имомали наморщил лоб, а потом выдал:
– Одна женщина – наверно, Алла Михайловна – кричала: «Я всегда знала, что ты с Иваном спала!»
«Значит, с Иваном, – подумал Валерий Петрович. – Значит, Любочка спала с исчезнувшим пятнадцать лет назад мужем Аллы… Но, впрочем, Иваном зовут и внука… Или, скорее, родная бабушка будет звать его Ванечкой?.. Не слишком ли я загибаю: половая связь между пятидесятилетней женщиной и студентом-подростком, почти ребенком?.. Да нет, не слишком, чего только не случается на свете в нынешние вольные, развратные времена… А Любочка штучка еще та… Это по всему видно… Наверно, она способна и парнишку двадцатилетнего – гиперсексуального, как все подростки, совратить… Но… В том споре, что слыхал таджик, скорее всего, речь все-таки шла об Иване Ивановиче… Это куда больше похоже на правду… Итак, пятнадцать лет назад, когда пропал Иван-старший, Любочке было под сорок, а Долинину – пятьдесят пять… И самой Алле около пятидесяти… Весьма подходящий возраст для адюльтера… И для последующего за тем убийства… Но это все домыслы, решительно никакими уликами не подтверждающиеся…»
Вслух полковник спросил Имомали:
– А вот интересно: та, вторая женщина, Люба, что она на обвинения Аллы ответила?
– Я плохо слышал. И слова незнакомые были. Но общий смысл такой, что это не твое, мол, Алла, дело.
– А что еще ты слышал?
– Больше ничего, детьми клянусь! Они потом только так, подвывали, что ли… Вроде бы, наверно, плакали. Обе…
– Понятно, Имомали. А скажи, в какой день тот разговор был?
Таджик задумался. Пробормотал:
– Сегодня воскресенье, да?.. Не вчера был – раз, – он загнул палец, – не позавчера, – загнул второй…
– И не четверг, точно… Среда это была. Нет, в среду я на завод ездил. Или, может, вторник? Скорее, наверно, во вторник они спорили…
– Во вторник, значит? Да, это совпадает с другими данными…
Ни с какими другими данными сведения, полученные от таджика, не совпадали – да и не было их, других данных, только догадки. Но по старой чекистской привычке полковник сделал вид, что информация, сообщенная ему азиатом, хоть и важна, но не бесценна.
– Ну, Имомали, молодец, помог… – сказал Ходасевич, закругляя разговор. – Я тебе пакет с грибами оставлю. Все-таки, наверно, их твой сын собрал.
– Господин полковник, – со жгучим интересом вдруг спросил таджик, – а где вы этот пакет нашли?
Долго же он сдерживал себя, пока не спросил об этом.
– Неважно. Одно могу тебе сказать: твоего сына рядом не было. И быть не могло.
Валерий Петрович вернулся к себе на участок.
Прохладное солнце светило во всю свою ослабевшую мощь, честно прощаясь с россиянами до будущей весны.
Сосны и ели, вековые кладовые хлорофилла, деятельно вырабатывали кислород.
С какого-то из участков – кажется, от пианиста Ковригина – доносился запах сжигаемой листвы. Где-то в другом месте жужжала сенокосилка. Стоял тот чудный воскресный денек, когда дачники стараются вовсю, готовя свои угодья к скорому приходу зимы. И на участке Аллы Михайловны, верно, остался бы к первому снегу идеальный порядок – да только не успела она закончить садовые работы. И успеет ли?..
Две грядки под пар оказались перекопаны, а третья – нет.
Газон успели усыпать желтые листья.
Под деревьями валялись ставшие никому не нужными яблоки.
Пять дней прошло со времени исчезновения хозяйки, а сад уже потихоньку приходил в запустение. И никаких следов Аллы Михайловны Ходасевич пока не нашел. Правда, сегодня у него появился новый подозреваемый – сторож Миша, который, оказывается, пребывал в Листвянке всю нынешнюю неделю.