Снова образовалась пауза.
Главврач сел в свое кресло, несколько нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
– Может, хотите какие-то вопросы друг дружке задать? – спросил он. – Ефим Валерьевич?
Курочкин молча покачал головой. Спрашивать Гошу ему было решительно не о чем.
– А ты Гоша? Хочешь о чем-то спросить?
Гоша заморгал, всячески демонстрируя, что да, хочет, но при этом чего-то мялся, жевал губами.
– Давай, давай, не стесняйся! – поддержал его Харкевич. – Ефим Валерьевич мой друг, хороший человек, обижать тебя не будет.
– А мороженое тоже дадут? – наконец застенчиво поинтересовался Гоша.
При этом большой рот его широко открылся и оттуда потянулась ниточка слюны.
Харкевич спокойно взял салфетку из специального картонного ящичка, вытер Гоше рот.
– Ты же знаешь, мороженого тебе нельзя, – строго заметил он. Лицо Гоши неожиданно опять все сморщилось, большой рот искривился, и оттуда раздался какой-то жалобный, почти птичий писк.
– Ну хорошо, хорошо, – не без раздражения отреагировал Харкевич. – Успокойся. Иногда можно будет сделать исключение. Если будешь во всем слушаться Ефима Валерьевича, то, может быть, и мороженое тебе дадут.
И он выразительно посмотрел на Курочкина.
– Никаких проблем, – без всякого энтузиазма откликнулся тот. – Купим мороженое.
Гошино лицо моментально разгладилось, взгляд снова стал безмятежным и чистым.
– А какое? – деловито спросил он.
Ефим Валерьевич почувствовал, что с него хватит. Идея с дебилом совершенно очевидно себя не оправдывала. Дурацкая была идея, если вдуматься. Он взглянул на часы, встал.
– Надо бежать, – произнес озабоченно. – А то опоздаю. Спасибо, Олег!
– Так ты что решил? – шепнул Харкевич.
Ефим Валерьевич пожал плечами. Не хотелось обижать приятеля.
– Я тебе позвоню, – сказал он и сделал шаг к двери.
– Ты уходишь? – удивился Гоша.
– Ухожу, – кивнул Курочкин. – Мне пора.
– А какое мороженое? – настойчиво спросил Гоша.
Мысль, несмотря ни на что, он держал четко.
– Шоколадное! – нервно произнес Ефим Валерьевич.
И поскольку Гоша опять открыл рот, то он, предупреждая очередной вопрос, поспешно выпалил:
– В вафельном стаканчике!
После чего быстро вышел из кабинета.
28. Могила
Этой ночью им повезло. Оказалась она лунная, светлая, можно было работать без фонариков.
Дождь кончился еще днем, и даже ветер, не прекращавшийся всю неделю, несколько поутих. Влажная земля поддавалась легко, поэтому могилу они разрыли достаточно быстро.
Работали двое – Фархад и Лёха. Семён Игоревич стоял поодаль, терпеливо ждал. В руках держал спортивную сумку «Адидас».
– Надо ее вытащить, – сказал Лёха, когда они наконец открыли гроб. – Здесь не получится.
– На землю класть нельзя, – тут же нервно отозвался услышавший эту реплику Семён Игоревич. – Очень грязно! Вы все испачкаете.
– Чего ж делать-то? – озаботился Лёха.
– В сарае брезент есть, – нашелся Фархад. – Может, притаранить?
– Давай, сгоняй! – обрадовался Лёха. – А мы пока перекурим.
Фархад выбрался из могилы и ушел. Лёхе карабкаться было неохота, он присел на краешек гроба, достал сигарету.
Семён Игоревич увидел дымок, подошел поближе, заглянул вниз.
– Ну как? – осклабился Лёха, кивая на мертвую невесту. – Нормалек?
– Годится, – лаконично ответил Семён Игоревич, стараясь ничем не выказать своего волнения.
– А ноги-то у ей совсем не пахнут, больно подмерзли! А то б ты оттянулся, полизал бы, да? – заржал Лёха. – А, Сенечка?
Сенечку покоробило. Он и так уже не раз жалел, что по пьяному делу откровенничал с Могилой. Шутки эти были совершенно непотребные, никакого права на такое хамство он Лёхе не давал.
– Да ладно, не тусуйся, Сенечка! – сказал Лёха, заметив, как тот переменился в лице. – Я ж могила, ты ж знаешь. Никогда никому, вот-те крест!
И неверующий Лёха убедительно перекрестился.
Сенечка только вздохнул. Приходится терпеть, ничего не поделаешь. Куда теперь деваться. Как говорится, охота пуще неволи. Но больше он с Лёхой дела иметь не будет. Впрочем, ему и не понадобится. Это в первый и последний раз.
Раздались торопливые шаги. Вернулся Фархад, принес сложенный брезент.
– Подсоби! – сказал Сенечке.
Тот аккуратно разместил сумку в крышке гроба, лежавшей рядом, и помог Фархаду разложить на земле брезент.
Затем Фархад спрыгнул вниз, а Сенечка взял сумку и снова отошел в сторону.
Больше он ни в чем помогать не собирался. Иначе за что он платит такие деньги?
Вскоре над ямой появилось поднятое на руки тело в белом подвенечном платье, которое могильщики не без труда уложили на расстеленный брезент.
Сенечка, волнуясь, смотрел на происходящее. По-прежнему стоял в стороне, не мог себя заставить подойти.
Лёха ловко выскочил из могилы, вытер руки какой-то грязной тряпкой, нагнулся над мертвой девушкой и начал раздевать ее.
Сенечка поморщился. Страдая, наблюдал, как Лёха расстегивал крючочки на платье своими здоровыми пальчищами.
– Поаккуратней! – не выдержал он.
– Не боись! – ухмыльнулся Лёха. – Не большое дело бабу раздеть. Он и в самом деле справился с застежками довольно быстро, почти не глядя. Видимо, пригодился фроттистский опыт. Затем с помощью того же Фархада снял с покойницы платье и в несколько раз сложил его.
Мертвая невеста осталась лежать в одном нижнем белье, что почему-то выглядело крайне бесстыдно. Фархад даже накрыл ее краем брезента.
– Это правильно, а то еще простудится! – заржал Лёха.
Фархад на это ничего не ответил, думал о чем-то своем.
Лёха подошел к Семёну Игоревичу.
– Ну вот, все путем, Сенечка! – сказал он, протягивая ему сложенное платье.
Сенечка заботливо уложил платье в сумку «Адидас», застегнул молнию и вынул из внутреннего кармана заранее приготовленные деньги.
– Вот, все, как договаривались. Можешь пересчитать.
– Да ладно, Сенечка, – благодушно ухмыльнулся Лёха-Могила. – Я тебе доверяю.
– Ну, я пошел, – попрощался Сенечка.
Он не хотел здесь оставаться ни одной лишней минуты.
– Давай, счастливчик! – не удержался Лёха. – Чтоб все там нормально было!
Семён Игоревич, не оборачиваясь, уже шел к выходу, бережно нес драгоценную сумку. Наконец-то ему невероятно повезло. Пожалуй, сильнее он никогда ничего не хотел. Разве что получить роль Безухова в новой постановке.
Платье невесты – это была его давнишняя голубая мечта. Платье мертвой невесты – о таком он даже не мог помыслить, это уже предел любых мечтаний, особый, утонченный кайф.
Лёха-Могила, насмешливо покачав головой вслед приятелю, повернулся к Фархаду, отслюнявил половину купюр из полученной пачки.
– На, держи!
Фархад молча спрятал деньги.
– Давай, что ли, обратно ее засунем? – сказал Лёха, кивая на покойницу.
Фархад кивнул.
– Ты прямо такой разговорчивый! – заржал Леха. – Слова не даешь вставить!
Настроение у него после получения гонорара резко улучшилось.
– А после, как засыпем, может, пойдем, отметим? – предложил он, выразительно похлопывая себя по карману – Видал, новый магазин открылся. Двадцать четыре часа!
– Нет, – мотнул головой Фархад. – Не могу. В другой раз!
– А в чем дело-то? Коза, что ли ждет? – снова заржал Лёха, не подозревая, насколько он был недалек от истины.
Фархад действительно спешил к Венере. Но обнародовать это совершенно не собирался.
Не отвечая, он откинул брезент, ухватил покойницу под мышки, подтащил к могиле.
– Немногословный ты наш! – вздохнул Лёха. – Ну ладно, хуй с тобой!
И сноровисто прыгнул в яму.
Предстояла не такая уж простая операция по укладыванию трупа обратно в гроб.
29. Пробуждение
Кирилл Латынин открыл глаза и с недоумением посмотрел вокруг, с трудом соображая, где находится.
Оказалось, что он, полностью одетый, лежит на собственной кровати. Причем ноги в грязных кроссовках утыкались в белую подушку.
Кирилл убрал ноги, сел, схватившись за голову. Вместо головы оказался чугунный шар, в котором что-то тяжело и болезненно переваливалось.
Он заставил себя встать, поплелся на кухню, вылил стакан воды в пересохший рот.
Уже вторые сутки Кирилл не выходил из квартиры, не отвечал на звонки. В душе, как в стоячем болоте, застыла какая-то гадость. Совершенно непонятно было, что теперь делать, как жить дальше.
Пока рядом крутилась Светка со всеми ее капризами и истериками, все время чего-то хотелось. Прежде всего саму Светку он хотел постоянно, и вообще…
Без конца строил планы, мечтал, стремился к чему-то. Сейчас все это в одночасье лишилось смысла. Зачем? Ради чего?
Кому это нужно – куда-то рваться, если Светки больше нету. Кто оценит все его старания?!.
Да и к чему, собственно, стремиться? Что ему светит? Театр?..
О театре он не мог подумать без содрогания. Если бы не эта стерва, Светка была бы жива!
Неожиданно Кирилл вспомнил про вчерашний звонок Сенечки, про ввод.
Да, кое-что он еще просто обязан сделать в этой жизни. Ради Светки. Ради ее памяти.
Но для этого он должен как следует подготовиться.
И есть человек, который может ему помочь. Митя, его двоюродный дядя, единственный родственник в этом гигантском городе.
Правда, они давным-давно не общались. В последний раз он видел его на маминых похоронах. Мама, кстати, всегда недолюбливала Митю, в частности, поэтому и Кирилл не стремился к общению с ним. Но он хорошо помнил, что дядя Митя сказал ему в тот день.
Тогда Кирилл даже не воспринял его слова всерьез, просто отмахнулся и забыл. А сейчас похоже, что дядя Митя был прав, и его помощь сейчас даже очень понадобится…
Только телефон Кирилл, к несчастью, не сохранил, выкинул за ненадобностью при переезде. Но он был уверен, что найти дядю Митю не проблема.