Алена ЖуковаСПАРИВАНИЕ
Воздух. Охотник и Птица
Никогда прежде не замечала, как утомляет картина тропического рая: аляповатые, назойливые краски, резкие переходы, раскаленный желток солнца в ультрамарине, стекающем в яркую океаническую бирюзу… Мне бы сейчас дождь и туман в самый раз. Зачем сюда приехала? Что за бредовая идея?
Марина натянула поглубже на лоб шляпу, сдула песок с темных очков и улеглась на топчане под хилой пальмой. Серость, наступившая после разрыва с человеком, игравшего семь лет роли друга, страстного любовника и влиятельного покровителя, становилась невыносимой. Ее внутренний глаз, обычно острый и восприимчивый, каким и должен быть глаз художника, затягивался мутной пленкой безразличия и апатии. Причина этому была любовная ампутация, прошедшая быстро, грубо, без анестезии, а теперь напоминающая о себе фантомными болями. От них надо было избавляться любым способом. Придуманный план излечения: приехать на место их последнего побега к трем океанам — моря, солнца, любви, хлебать до отвращения и тошноты отраву воспоминаний и выздороветь, как при курсе химиотерапии, явно не работал. Кто знал тогда, что больше они никогда сюда не вернутся? На дне одного океана лежат ее утонувшие шлепанцы, другой затянули тучи, а третий обмелел и высох.
Перевернувшись на спину, Марина вытягивает ногу, чтобы нанести крем от загара. Жарко, липко. Нога упирается в небо. Красивая нога. Марина знает толк в красоте: ее полотна с женской «обнажёнкой» — украшение многих галерей и частных коллекций. И даже если есть уйма претензий к собственной ноге, то линия пока безупречна, гладкость и упругость тоже. Золотистая корочка загара уже проступила на коже от кончиков пальцев до бедра. Мише бы понравилось: гурман в сексе и в еде, сказал бы: «как у правильно запеченной птицы». Любимая шутка, которую повторял, облизываясь, глядя на выпирающие косточки ее запястий, ключиц и щиколоток, была про то, что хотел бы немедленно расчленить и медленно съесть, обсасывая каждый хрящик. В результате так и получилось — высосал все внутренности. Сначала закормил любовью, а потом разбил и съел с потрохами, вроде сидящей неподалеку чайки, бьющей ракушкой об камень, чтобы извлечь из нее нежное, желейное содержимое. Так и он с ней тогда. А разве она с ним по-другому?
Скучно-синее небо оживилось двумя мохнатыми облаками, затеявшими игру в догонялки. Увлекательное занятие — угадывать образы в их очертаниях, придумывать сюжеты и загадывать желания, заставило Марину задержаться на пляже, хотя больше всего хотелось вернуться в номер и там вырубиться под кондиционером. Одно облако напоминало птицу, а другое — охотника, натянувшего стрелу. Охотник настигал, но птица удалялась, уносимая потоком ветра. Марина загадала: «Если облако-охотник догонит облако-птицу и они сольются, значит еще встретимся, а если нет, то все правильно: никакая она не птица, а он не охотник». А ведь тогда с этого все началось…
Марину, уже известного живописца, буквально за руку привели к матёрому галеристу с репутацией неутомимого бабника. К этому времени, почти тридцатилетняя, она сменила законного мужа на «гостевой брак» с Сашей — типичным айтишником, не требующим к себе особого внимания. Эти отношения устраивали Марину, в них не было никаких обязательств, пока не родился сын. Саша сразу позвал в жены, но при условии, что переедут за океан. Марине этот вариант не понравился, уезжать она не хотела, ведь только почувствовала успех, обросла связями, ее картины выставлялись и продавались. Саша смирился, но приходил все чаще к сыну, а не к ней. Тут и появился Михаил Львовский — богатый, влиятельный владелец нескольких галерей, собиратель и ценитель живописи. В свои «за сорок» выглядел подтянуто и спортивно, но его портила смешная розовая лысина на темечке, похожая на ермолку, рыжие ресницы и брови. Марина органически не переваривала рыжих и лысых. Поначалу избегала Львовского, фокусировавшего свой взгляд не на ее картинах, а на формах создателя полотен. Ловко выпархивая из раскинутых им сетей, вроде случайных встреч в укромных уголках галереи и в застревающих лифтах, и не заметила, как попалась, правда, охотник угодил в эти сети первым, не представляя, какой прочности они окажутся.
Началом их сближения стал немного пьяный и веселый вечер после успеха ее выставки. Марина, сбросив напряжение, шутила с гостями и журналистами, затеяв игру, которую сама давно придумала и называла «Спариванием». Эта игра отлично развлекала и помогала понять кто есть кто. Идея игры возникла давно и случайно, когда натолкнулась в одном старинном тексте на знаки-тотемы, обозначающие животных и людей, образующих пары: Рыбак — Рыба, Охотник — Птица, Наездник — Лошадь, Пастух — Корова. Они олицетворяли связь между женщиной и мужчиной, приводящую либо к согласию, либо к разрушению, но в описании пар не значилось, кто в этой паре мужчина, а кто женщина. Не было очевидным, что Птица, Рыба, Лошадь или Корова — женщины, которые должны подчиниться чужой воле или желанию, хоть так и казалось на первый взгляд. Древний текст утверждал обратное. Тотемные пары как бы заключали в себе повадки и поведение обоих полов одновременно. Кто-то управлял, а кто-то подчинялся, постоянно меняясь местами. Парадигма зависимости разрушалась в тот момент, когда соединялись пары, принадлежащие разным стихиям, например: Рыбак — Птица, Наездник — Рыба… В таких союзах исключалось подчинение, а значит боль, но именно их описывали как самые разрушительные. С этим Марина не могла согласиться. Какая, к черту гармония, если не на равных? Задав себе вопрос, каким животным себя считает и какое занятие ей по душе, поняла, что живет в постоянном раздрае между Птицей и Наездником. Душа ее жаждала свободного полета, а оседлать партнера и заставить подчиняться командам было любимым занятием, особенно в постели.
В тот вечер, разложив салфетки, на которых с изяществом изобразила условные, но достаточно узнаваемые знаки, предложила сыграть, чтобы вычислить из присутствующих гармоничную пару. Обычно женщины не признавали себя коровами, а мужчины сплошь подавались в рыбаки, но несколько совпадений все же случилось. Миша безошибочно выбрал знак Охотника и положил рядом с Птицей. «Я ведь не ошибся?» — подмигнул Марине и прошептал на ухо: «Ты птица, которую хочется поймать и держать в золотой клетке, но у меня уже есть одна. Ей там хорошо, а вот тебя не удержишь». Марина улыбнулась. Да, конечно, перед ней стоял настоящий охотник, а вот в шкуре какого животного чувствует себя Львовский, не спросила — и так ясно. Его орлиный профиль и стремление всегда быть на высоте, выслеживая добычу, не оставляли сомнения — он крылатый хищник. Всем вокруг было известно, что Михаил давно женат. Птица — Алиса, лет десять как им окольцована, обожает хозяина клетки, мило чирикает и растит птенцов. Породы она голубиной — нежная и заботливая, но злые языки утверждают, что все больше стала смахивать на цесарку.
Облака, еще недавно стремительно летящие по небу, застыли над головой, теряя четкие очертания. Марина теперь не узнавала в них прежних образов. Зря только загадала: вряд ли они сольются, слишком далеко разлетелись, а ветра ноль. Значит, так тому и быть, а вот с Мишей тогда слились намертво. Сейчас бы уже не могла объяснить, чем он заманил. Да всем, наверное: остроумием, эрудицией, чутьем и, конечно же, свитой, играющей короля. Кто только ни попадал в сети его обаяния: от кинозвезд и олигархов до водителей и уборщиц. Ее место оказалось не в свите — ей достался трон королевы. Вот только очень скоро надоело сидеть к нему привязанной. Если уж спариваться, то только в свободном полете. Он хорошо это понимал. Сам был такой. Так бы и летали, но случилась беда — ее птенец выпал из гнезда, буквально…
Егор, стараясь достать зацепившийся за перила балкона самолетик, перевесился всем телом, не удержался и упал с высоты пятого этажа. От смерти спасла клумба под окнами, но перелом позвоночника превратил мальчика в калеку. Врачи не могли дать точный прогноз, требовались сложные операции, специальная методика восстановления. Михаил готов был оплатить любые клиники, на которые ни у Марины, ни у Саши не хватало денег, но самым правильным было уехать семьей в Америку, куда Сашу пригласил Google. Там точно бы Егора поставили на ноги. Марина, не раздумывая, стала официальной женой Саши, и они улетели в Силиконовую Долину, как только состояние сына это позволило.
В те тяжелые дни перед отъездом, когда Марине было уже не до любовных метаний, Миша повел себя жестко: пытался всеми способами удержать. Заявил, что с женой разведется и женится на Марине, что Егора усыновит и вылечит, чего бы это ни стоило, но она спустила его на землю. Чутье подсказывало — как только станет ручной, тут же повторит судьбу Алисы. Да и Егор рос Сашкиной копией — такой же замкнутый, сосредоточенный, подпускающий к себе только самых близких. Марина хорошо помнит, как Миша психанул — вмазал кулаком по капоту машины и процедил сквозь зубы: «Куда ты, птица моя, денешься? Я тебя не отпускаю, так и запомни…»
Не соврал. Через два года жизни в Силиконовой Долине, когда все самое страшное было позади и Егор сначала робко встал на ноги, а потом уверенно пошел и побежал, Марину накрыла жесточайшая депрессия. Борьба с болезнью сына отняла все силы, а восстановить их было нечем. Отчаянно борясь с апатией, она заставляла себя делать наброски, но работа не шла, пока однажды поутру Марина не была застигнута Мишиным телефонным звонком: «Птица моя, а ведь я прилетаю. Будем под одним небом жить. Как Егор? Бегает? Отлично. Везу семейство. Алиску по хозяйству, малышню в школу. Дом им куплю, может, и присмотрю что для галереи, а сам, как всегда: одна нога тут, другая там. Сейчас все не так „шоколадно“, как было: нужен глаз да глаз. Я на пару месяцев приеду, а потом назад. Соскучилась?» Марина хотела возразить, что это плохая идея, что уже отвыкла, остыла, но все это прозвучало бы фальшиво. Она обрадовалась. Разве что огорчала неизбежность знакомства с его женой и просьба помочь семье освоиться на первых порах. То есть Алиса достается ей в нагрузку, и ясно, почему теперь Миша не боится их представить — Марина наконец замужем.