В общем, Алиску удалось успокоить тогда и усыпить ее возбужденное воображение, перебирающее возможные варианты мужнего адюльтера среди знакомых женщин их круга. Всех обсудили, позлословили, посмеялись…
Миша позвонил Марине на следующий день уже с другого конца света. Он бил зло и наотмашь: «За то, что ты натворила, тебе стоило шею свернуть, но живи. Не порть мне жену, слышишь. Передай своей лучшей подруге, что заберу ее, пусть успокоится, но тебя больше знать не хочу. Какие вы, все ж таки, курицы!»
Миша пропал надолго. Алиса не верила, что он позовет. Ждала, плакала, а потом успокоилась, и на это были свои причины.
Два облака, за которыми Марина давно перестала следить, в конце концов слились у горизонта, превратившись в тяжелую грозовую тучу. Горячий воздух качнулся, обдав душной влагой распаренного белья. Первые капли дождя зашипели на добела раскаленном песке. Назревала буря.
Земля. Пастух и Корова
Ливень рухнул стеной, расколовшейся с грохотом над ее головой. В номер отеля Марина заскочила промокшей насквозь. Сокрушалась, что зря укуталась в парео, надо было в купальнике прошмыгнуть, наплевав на приличия. Увернувшись от ледяной струи кондиционированного воздуха, прыгнула под горячий душ. В зеркальной стене, не успевшей полностью запотеть, проявился контур стройной фигуры загоревшей женщины с девичей грудью, узкими бедрами и тонкой шеей. По ее телу и лицу струилась вода. Женщина казалась заплаканной и чудовищно одинокой. Пора в этом признаться — да, одинока, формально еще замужем, но с этим пора завязывать.
Она намылила голову, плечи. Пальцы соскользнули на сосок, не вызвав внутри никакого ответа, как бывало. На самом деле уже давно ничего не бывало… С мужем пока никаких объяснений, но Саша уже готов. Марина давно заметила, что со дня встречи с Алисой он, осознанно или нет, «пасет» ее глазами, где бы она ни появилась. Та по-коровьи трясет головой и выменем, глазки в пол, розовеет, потеет, волнуется. А что поделать? Саша теперь мужик на две семьи. Кто еще поможет в быту брошенной мужем женщине?
Марина знает, что он готов лететь к Алисе по первому зову в любой час дня и ночи. Недавно пришел под утро, пробрался в дом, как вор, и сразу в душ.
Смешные оба. Алиса прячется, перестала заходить на чашку кофе, про Мишу ни слова. Ясно, что возвращаться к нему не спешит. Будь Марина такой тёлкой, как Алиса (не в обиду ей будет сказано), то лучшего пастуха по жизни, чем Сашка, не найти. Он переполнен желанием заботиться: там соломки подстелить, тут дерьмо разгрести, и это раздражает Марину. Его забота назойлива, но Алисе в самый раз: она радостно принимает и готова отплатить «сливками». У Марины так не получается. И в постели с ним не получается. Скучно. Он всегда готов по многу и без затей. Здоровый секс по утрам, как стакан молока или пробежка, и легкий, расслабляющий перед сном. Отказ удивляет: «Тебе же ничего не надо делать — просто лежи». Разве, когда познакомились, она этого не замечала? Значит, устраивало.
Из крана полилась прохладная вода. Пришлось сделать погорячее, чтобы унять дрожь, которая пробирает от макушки до пяток при мысли о своих замужествах и романах. Первый муж оказался психопатом с комплексом непризнанного гения. Учились вместе, потом вместе выставлялись. Вадим был ее первым мужчиной, единственным и любимым. На курс старше, но уже с историей разбитых женских сердец и легендой о покончившей собой из-за него взрослой женщины. Теряя возлюбленных или уходя от них, делал зарубки, надрезая кожу на запястье, чтобы там болело, а он не забывал. Таких зарубок было около дюжины. Марина сказала, что не хочет превращаться в очередной шрам. Он сделал ей предложение. Ее успех художника обернулся полным крахом семейной жизни. За свою творческую импотенцию отыгрывался в постели по полной — больно, грубо, унизительно. Потом нашел виртуальную подружку и поклонницу, позирующую в чем мать родила в Скайпе. Они оба, как мартовские коты, взвывали по ночам от оргазма. Хорошо, что не залетела с ним и не родила, а вот как удалось с Сашей зачать — тоже вопрос. Предохранялись всегда. В ее планы не входил ребенок вне брака, да и вообще ребенок от нелюбимого мужчины, но случилась осечка. И хорошо, что случилась. Есть Егор, а у мужа не должно быть никаких претензий: сына родила — все, свободен.
Как же дать понять Саше и Алисе, что с ее стороны никакой ревности и сожалений нет, кроме одного — зря подалась на Сашины уговоры и согласилась на брак. Счастья это не принесло ни ему, ни ей, зато Егора спасли. А вот если она с Сашей расстанется, кого выберет сын? А вдруг отца? Об этом невыносимо думать. Лучше подождать, пусть все течет как течет…
«Ну, вот — начинается! Дайте воду, гады. Опять еле капает. Мне бы мыло смыть…» Марина покрутила кран душа, понажимала рычажки — последняя капля была тяжелой и холодной. Выйдя из ванной, плюхнулась в кровать. Вспомнила, что давно не звонила домой, начала набирать, но передумала — лень, да и Саша наверняка на работе, а Егор у Алисы, как обычно. С ее детьми сыну весело, а теперь еще эта Маша-Мэри, почти Поппинс. Дети от нее не отходят, а Егор в первых рядах. Интересно, десятилетний мальчик может влюбиться в двадцатилетнюю? Похоже, что да. Несчастный Егорка давно старается изобразить Мэри на всем, что попадается под руку — фломастерами на бумаге, мелками на асфальте, красками на стене. Получается смешно и непохоже. Природа на нем отдыхает. Не быть Егору художником, и слава богу. А вот мне бы не мешало попросить Мэри попозировать, хотя совсем работать не тянет. Если она согласится спокойно посидеть хоть пару часов, можно на холсте попробовать сплести в кокон ее дивные, льняные волосы, а фигуру погрузить в слоистую воду, переходящую в небо. Рыбка, которая вот-вот превратится в морскую бабочку.
А вообще-то она всегда ей напоминала селедку или серебристую иглу, каких тут полно.
Вода. Рыбак и Рыба
Про то, что Мэри принципиальная феминистка, стало понятно сразу. Попытки Львовского подколоть, подцепить двусмысленными шуточками и «отеческими» прикосновениями к ее пальчикам и коленкам вызывали у девушки возмущение. Мэри потребовала извинений. Миша обалдел и послал ее на хрен. Вряд ли она поняла куда именно, иначе бы никто ее больше никогда не увидел. Мэри ушла, долго не появлялась. Дети страдали. Пришлось подговорить Алиску сходить к «питерской» домой. Там они долго объясняли на примерах из собственной жизни специфику русского стиля общения. Мэри по-рыбьи выпучивала глаза и задыхалась, раздувая покрасневшие щечки, как жабры. Никак не могла понять, почему русские женщины терпят унижения, вроде откровенно оценивающего взгляда, пошлых комплиментов, бесцеремонных прикосновений и фамильярности. Она по-детски возмущалась привычкой мужей Марины и Алисы лезть с приветственными и прощальными поцелуями. Насупившись, обняла женщин, уткнувшись в их шеи носом. Гладя их по волосам и целуя, шептала на ломаном русском: «Я вас любить очень, мои леди. Вы красота — они нет. Вы хорошо — они плохо. Без них можно, без вас нельзя…»
Расставшись с Мэри, подруги еле сдерживались от хохота, вспоминая, через что проходили леди, отдирая потные руки русских джентльменов от своих коленок и грудей. Промолчали. Пожалели девочку. Главное, что Мэри вернется к ним, а мужикам строго-настрого решили запретить травмировать девочку и «фильтровать базар». Теперь им интересно стало другое: кого ищет эта маленькая рыбка — рыбака или рыбачку? Слишком уж жаркими были ее объятья и поцелуи. Уже ведь взрослая тетка, хоть и выглядит подростком, а никаких парней на горизонте. И тут Марина вспомнила, что однажды Егор рассказывал про мечту Мэри. Игра у них была такая — нарисовать мечту, а потом сложить рисунок корабликом и пустить его в океан. Дети Алисы рисовали кто пони, кто собаку, Егор космический корабль с инопланетянкой, похожей на Мэри, а сама Мэри нарисовала необитаемый остров, где она живет с подругой, как Робинзон с Пятницей.
— Алиска, понимаешь? Именно с подругой, а не с другом. А остров необитаемый потому, что не хочет афишировать свою ориентацию, а, может, еще до конца не определилась. Знаешь, на меня тоже девушки западали. Смешная история случилась на даче одного из олигархов, когда там устроили арт-тусовку. Ну, как водится, девок шикарных нагнали немеряно в дополнение к картинкам, чтобы богатенькие мальчики не скучали. Моих работ там было три. Все с «обнаженкой» женской, очень чувственной. На одной из них две девушки, поливающие друг дружку из леечек. Кожа у девочек алебастровая, светится изнутри, а струйки тонкие, прозрачные — высший класс, и стекают они по всем выпуклостям и впадинкам. Публике нравится, а одна дама прямо не отходит от полотна. Сама стильная, почти налысо стриженная, носатая. То подойдет поближе, словно клюнуть картину собралась, то отойдет подальше, присядет и смотрит, смотрит… Я не выдержала, представилась. Она на меня глянула — и аж мороз по коже: ни один мужик так на меня не смотрел. А дальше — больше. Она жила неподалеку. Домище — дворец. На девятом десятке муж её отправился на тот свет, а ей, тридцатилетней, досталось неслабое состояние. Понятно, каким был этот брак. Звали ее Лида, и пригласила она нашу тусовку к себе на обед. Уйма народу приперлась на халяву. Стол умопомрачительный — едим, пьем, а она сидит, на меня в упор смотрит. Я уже все про нее поняла, жмусь к Ми…, — Марина помнит, как запнулась, чуть не сболтнув лишнего Мишкиной жене, но та не обратила внимания, — ну, к милому своему прижимаюсь, а она берет вишенку со стола и, как бы невзначай, бретельку, спущенную на плече, еще ниже спускает, оголив грудь с вишневым соском. Вот эти вишенки меня долбанули крепко: прямо почувствовала горячее в трусах. Помню, что вскочила, ушла бродить по саду, а уже крепко нетрезвой была. Тут-то Лида нарисовалась возле дерева. Она невероятно вкусно пахла, чем-то чайно-медовым и немного винным. Как муха, я поползла на этот запах, готовая на все, но, представь, как только ее губы потянулись к моим, все сжалось внутри. До тошноты противно стало. Не мое это. Она почувствовала и остановилась. Сказала что-то, вроде того, что наша Маша сейчас пыталась на своем ломаном. Да, мы лучше и краше мужиков, кто спорит, но без них тоска. Вот