– Ты хоть представляешь, как ужасно быть четырнадцатилетней девочкой, которую бросил отец? Она ведь его любила, восхищалась и гордилась им, потому что он был большим адвокатом в маленьком городке? Отец был частью ее жизни – и дома, и в церкви, и в школе, и в семье, везде, где должен был быть отец. А теперь все другие отцы на месте, кроме моего. Ты можешь представить, каково это, Мак?
– Нет. Мне очень жаль.
– Я знаю, что ты сожалеешь. Но это неправильное слово, Мак. Я могу придумать тысячу других, которые подходят здесь гораздо лучше.
– Давай, выкладывай. Я не спорю. Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Валяй! Тебе это не впервой. Бежать! Возникли трудности – и ноги в руки!
Марго была решительной и сильной, но по щеке скатилась слеза. Она ее смахнула и на мгновение запнулась, собираясь с духом.
Напомнив себе, что из них двоих взрослый он, Мак сдержался и заговорил тихо и спокойно:
– Я больше не уйду, Марго, если только меня не заставят. Я сказал, что мне жаль, и больше мне сказать нечего. Я очень рад тебя видеть сейчас и хотел бы увидеть снова. И Хелен тоже.
– Есть вопрос, Мак. Когда ты уходил отсюда посреди ночи, ты собирался нас когда-нибудь увидеть снова?
Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Она ждала, готовая вновь затянуться дымом тонкой сигареты, которую держала двумя пальцами. Ее глаза сверкали, а взгляд, казалось, вот-вот прожжет в нем дыру.
– Я не могу точно сказать теперь, о чем думал. Помнишь тот вечер, когда я пришел домой пьяный, поскользнулся на льду на подъездной дорожке, разбил себе голову и попал в больницу?
– Как такое можно забыть? Мы так тобой гордились!
Вот ведь язва! Но он не стал заострять на этом внимание. Хотя замечание и было забавным, он не улыбнулся.
– Твоя мать промыла тебе мозги, заставив поверить, что я всего лишь жуткий алкоголик и соответственно никчемный отец.
– Не помню такого.
– Что ж, спасибо и на этом. В семье Баннинг две бутылки пива – основание отправить на лечение от алкоголизма. Лиза искала поддержки и сделала все, чтобы вы с Хелен считали меня пьяницей. Она рассказала об этом всем родственникам и друзьям.
– Да, это так. И это было отвратительно.
Спасибо, милая.
– Отвечая на твой вопрос, о чем я думал, когда покидал город, скажу: моей единственной мыслью было просто уйти. Я не сомневался, что увижу вас снова, но это не входило в мои ближайшие планы. Во всяком случае, тогда. Я просто хотел уехать куда-нибудь подальше отсюда и наладить жизнь заново. Честно говоря, у меня не было никакого плана, кроме как уйти от Лизы.
– Ты когда-нибудь ее любил?
Такого вопроса Мак не ожидал. Он снова посмотрел в окно.
– Мне казалось, что да, в самом начале, но романтика быстро сошла на нет, и ничего не осталось. Как ты знаешь, мы были очень несчастны.
– А что вас не устраивало?
– Тут как минимум две версии истории, Марго. Я уверен, что версию Лизы ты слышала, и не раз. Лиза была недовольна мной и моей карьерой. Я пытался наладить юридическую практику, что, как выяснилось, трудно сделать в таком маленьком городке, как наш. Посмотри на площадь и сосчитай, сколько на ней юридических контор. Лизе требовалось что-то большее. Она выросла на деньгах и была избалована родителями. Стефани вышла замуж за врача, и вскоре они переехали в большой дом. Лиза видела все, что они покупали, рассказывала о каждой поездке, которую они совершали, и так далее. Ее родители благоволили Стефани и Дина и часто их сравнивали с нами, особенно ее мать в этом усердствовала. Я никогда не соответствовал их ожиданиям, никогда не был достаточно хорош. Как тебе отлично известно, они ревностные баптисты, а потому считали, что я должен посещать церковь не меньше трех раз в не– делю.
– Это не изменилось.
– Кто бы сомневался. Для меня это было слишком. Я был сыт по горло их лицемерием, меркантильностью, расизмом и тем, что все это они оправдывали именем Бога. Я пытался их избегать, и мы с Лизой отдалились. Мы договорились не выяснять отношения в вашем с Хелен присутствии, поэтому привыкли притворяться, по сути, не замечая друг друга. Мы с ней были очень несчастны. Вот так. Это моя версия истории. Брак распался, и мы оба хотели расстаться. Я увидел возможность сбежать и воспользовался ей.
Марго склонила голову набок и медленно затянулась так, как это делают красивые актрисы в остросюжетных фильмах. Явно заготовленный заранее сексуальный прием. Потом она вытянула нижнюю губу и выпустила тонкую струйку дыма, которая поднялась к потолку. Пока до улыбки или ее подобия дело не дошло. Она ска– зала:
– Хелен, конечно, ничего не замечала, но я с десяти лет видела: что-то идет не так. Дети все замечают и чувствуют.
– Я понимаю, что из-за меня ты много переживала, я заставил тебя страдать.
Она закатила глаза, как бы говоря: «Если бы ты только знал», затем загасила сигарету в пепельнице и сказала:
– Да, это так, но были и свои плюсы, Мак. Это открыло мне глаза и научило лучше понимать людей. Богатые ребята, моя прежняя компания, злословили за моей спиной, унижали ехидными замечаниями, повторяя, что слышали дома. Дети из среднего класса хотят тусоваться с богатыми, поэтому тоже с удовольствием поддакивали. У детей из бедных семей хватает своих проблем. Черные ребята на самом деле считали, что это круто, что мой отец победил систему и сбежал. Они знают, каково это, когда тебя порочат и унижают, поэтому сами этого никогда не делают. Они более крутые. Я многое узнала о людях, причем далеко не приятного. За что-то я даже должна сказать тебе спасибо, Мак.
– Не за что.
– Как всегда, за словом в карман не лезешь, верно?
– Извини.
– Не извиняйся. Я от тебя это унаследовала. Мама всегда говорила, что я прирожденная язва, как и мой отец.
– Это лучшее, что она обо мне сказала за последние годы.
– Ну, хоть что-то.
И она, наконец, улыбнулась. Зубы были потрясающими.
Оба долго молчали. Им надо было так много сказать друг другу, но уже и так было сказано немало.
Марго, взяв сумочку, произнесла:
– Мне пора. Я сказала маме, что бегу по делам. Она хочет, чтобы мы оставались рядом.
– И она понятия не имеет, что мы встречаемся?
– Нет, конечно, нет. Она бы пришла в бешенство, если бы узнала. Они с Герми нам постоянно внушают, что мы должны сразу сообщить, если ты попытаешься с нами связаться.
– Меня это не удивляет.
Мак беспокоился, что встреча была подстроена семьей, желавшей получить подтверждение слухам о его возвращении. Убедившись в этом, они могли сделать следующий шаг, каким бы он ни был. Но теперь эти опасения развеялись. Его чудесная дочь была откровенна и честна, и ей можно было доверять.
Он сказал:
– Я буду думать о тебе и Хелен, а также о Лизе. Предстоящие недели станут трудными.
– Наверное, мне надо сказать спасибо. Должна признаться, Мак, что устала плакать. Я люблю маму и умру от горя, когда она умрет, но в какой-то момент я воскресну и продолжу жить дальше. Но только не здесь.
– Есть что-то на примете?
Марго покачала головой, как будто и так сказала достаточно.
– Не совсем. Слушай, давай поговорим об этом в следующий раз.
– Значит, мы можем встретиться снова?
– Конечно. – Она поднялась и, подойдя к двери, оглянулась. – Может, в следующий раз, Мак, я буду готова обняться.
– Я люблю тебя, Марго.
Не ответив, она открыла дверь и вышла.
Из четырех специальных агентов, прикомандированных к оксфордскому отделению ФБР, самым молодым был новичок по имени Ник Лензини. Он был ушлым уроженцем Лонг-Айленда, и после подготовки в Куантико штат Миссисипи был последним местом, куда бы ему хотелось отправиться. В то же время он отлично знал, как обычно бывает: он отработает свои пять лет и потом получит новое назначение с повышением. Папка с делом оказалась на его столе, когда три других агента благополучно ее ему переадресовали. Они были слишком заняты борьбой с террором, ксенофобами, киберпреступностью и наркокартелями. Фиктивное банкротство не входило в список их приоритетов.
Лензини изучил дело о банкротстве Стаффорда, съездил в Клэнтон, где получил копию дела о разводе в канцелярии суда справедливости. В городской библиотеке он просмотрел подшивку «Форд каунти таймс» и нашел три статьи об исчезновении Стаффорда. Агент проявил осторожность, оделся неброско и никому не сказал, что работает в ФБР. Он правильно рассудил, что любой слух о его появлении вызовет пересуды и вспугнет Мака, где бы тот ни скрывался.
Лензини пришел в восторг, когда начальник одобрил его командировку в Нью-Йорк. Он сможет повидать семью, но, что еще более важно, пообщаться с опытными агентами из манхэттенского офиса.
В сопровождении двух коллег он вошел в небоскреб в финансовом квартале центра Манхэттена. Они поднялись на лифте на семьдесят первый этаж и вступили в золотой мир «Дэрбан и Лэнг», на тот момент третьей по величине юридической фирмы в мире. В роскошной приемной их встретил помощник юриста, который проводил всех троих в переговорную с потрясающим видом на нью-йоркскую гавань. Марти Розенберг тепло поприветствовал их, а секретарша предложила кофе.
Когда они расселись, Марти взял слово и был само очарование. Он начал со слов:
– Прошу прощения за доставленное беспокойство, но у меня есть инструкции от нашего клиента «Литл– мэн АГ». Это прекрасная компания, которой нечего скрывать. Речь идет о простом вопросе, связанном с урегулированием некоторых довольно сомнительных дел об ответственности за качество продукции, имевших место много лет назад. Я изучил судебный запрос, и все документы подготовлены. – Он указал на стопку бумаг в центре стола. – Мы сделали для вас копии. Не сомневаюсь, что у вас есть вопросы.
Лензини откашлялся и поблагодарил:
– Спасибо, мистер Розенберг. Возможно, вы сообщите нам самую суть, пока мы не приступили к изучению документов самостоятельно.
– Разумеется. Мы заплатили по сто тысяч долларов для закрытия каждого из четырех исков и добавили еще сто тысяч на судебные издержки. Итого полмиллиона. Я уладил все напрямую с мистером Стаффордом, и это было довольно легко. Казалось, ему не терпелось получить деньги.