– А в чем тогда ваш интерес? – поинтересовался Дайер.
– Фиктивное банкротство является федеральным преступлением. Документы говорят сами за себя, джентльмены. Дело из тех, что проще не бывает, и вывернуться Стаффорду ни за что не удастся. Он использовал недействительные печати и штампы, заплатил часть денег Оделлу Гроуву и Джерролу Бейкеру, а остальное присвоил.
Дайер стал просматривать бумаги, а Масгроув спросил:
– И вы думаете, что он вернулся в страну?
– Ну, мы его не видели. У вас есть, у кого можно поспрашивать в городе?
– Как сказать, пока тут просто сплетничают. Я довольно хорошо знаю Джейка Брайгенса, на прошлой неделе столкнулся с ним в суде, но он ничего не говорил.
Лензини взял еще один лист бумаги и нахмурился, глядя на него.
– Мы связались с авиакомпаниями и выяснили, что за последний месяц никто с таким именем в страну не въезжал. Не сомневаюсь, что Стаффорд использует другое имя. – Он отложил бумаги, сделал глоток кофе и произнес с серьезным видом: – Джентльмены, мне не нужно напоминать вам о щекотливости сложившейся ситуации. Когда вы созовете свое большое жюри…
– Вы хотите сказать, «если» мы созовем, – перебил его Дайер.
– Да, конечно…
– Я возглавляю наше большое жюри, мистер Лензини. И это я решаю, созывать ли его вообще, и если да, то делаю это без указаний со стороны ФБР. Я уверен, что прокурор США в Оксфорде не хотел бы моего вмешательства в дела его большого жюри.
– Разумеется, нет, мистер Дайер, но преступления серьезные, а дело представляется элементарно простым.
– Да, выглядит все так, кто спорит. Тем не менее мы проведем свое расследование и примем решение. Я уверен, что мы предъявим обвинение, но сделаем это по-своему.
– Отлично. Как я уже говорил, это щекотливая ситуация, поскольку мы имеем дело с человеком, который умеет ускользать из рук правосудия.
– Я это уже понял, – огрызнулся Дайер.
– Мы должны проявить максимум осторожности при выборе тех, с кем будем говорить о Стаффорде.
– Я это понял, – еще резче заявил Дайер.
После ухода агента Дайер и Масгроув с полчаса просматривали документы, и то, что было вполне очевидным при поверхностном ознакомлении, полностью подтвердилось. Оба знали Мака много лет, и, хотя близкими друзьями с ним и не были, не хотели участвовать в деле, из-за которого коллега-адвокат окажется в тюрьме. Было ясно, что потерпевшие – обманутые клиенты – понятия не имели о мошенничестве Мака, пока ФБР не сообщило им об этом.
Однако чем дольше они обсуждали открывшиеся перед ними возможности, тем больше им нравилось дело. Оно вносило приятное разнообразие в рутинную процедуру бесконечных разбирательств с варщиками метамфетамина, торговцами наркотиками, угонщиками автомобилей и домашними тиранами. Дела о преступлении белых воротничков были большой редкостью, и с таким простым им еще не приходилось сталкиваться. Мак решил обокрасть своих клиентов, и их обязанностью как представителей штата было раскрыть преступление и добиться справедливости.
А необходимость сохранить следственные действия в тайне представлялась настоящим вызовом.
В душную субботу Мак был занят работой в гриль-баре и, обслуживая горстку клиентов, следил одним глазом за парковкой. Ровно в час он увидел знакомую машину, которая свернула с Хайленда и заехала на стоянку.
Это был «меркьюри» 1983 года выпуска, который он купил за два года до бегства из города. Машина, конечно, вместе со всем прочим досталась Лизе при разводе, а теперь, похоже, перешла к его дочери. Марго выбралась из салона, чувствуя, как у нее кружится голова при мысли, что она вот-вот окажется в баре колледжа. Она была одета по-студенчески: в обтягивающие джинсы, босоножки и блузку с глубоким, почти неприличным вырезом. Мак пообещал себе не говорить ни слова о ее наряде.
Он встретил ее у дверей, и они удалились за столик в задней части ресторана. Мак подозвал официанта, который ему не нравился и который слишком долго пялился на его дочь, и они заказали чизбургеры и чай со льдом.
– А можно заказать мне пива? – спросила она, делая первую попытку его спровоцировать.
– Вам семнадцать лет, юная леди. По закону для этого надо быть старше двадцати одного года, плюс ты сегодня за рулем.
– У меня есть удостоверение личности, по которому мне двадцать четыре. Показать?
– Нет. Я трачу половину своего времени на проверку поддельных удостоверений личности. Где ты его взяла?
– Ни за что не скажу.
– Кто бы сомневался.
– У всех есть такие, Мак.
– Я все еще Мак.
– Мне больше нравится так. Тебе никогда не подходило «папа».
– Могу я узнать последние новости о твоей маме?
Улыбка исчезла с ее лица, а глаза наполнились слезами. Принесли чай в высоких бокалах, и она сделала глоток. Потом, посмотрев в окно, сказала:
– На самом деле ничего не изменилось, если не считать, что она мало ест. Она слабая и хрупкая и… ну, просто жалкая какая-то.
Ее губы задрожали, она закрыла глаза и прикрыла рукой рот. Мак похлопал ее по руке и прошептал:
– Мне очень жаль.
Минута слабости прошла, и Марго, выпрямив спину, улыбнулась и стиснула зубы. Крутая девчонка, которой Мак гордился.
Она сказала:
– Конечно, я усложняю ей жизнь. Вчера я спросила, могу ли сама съездить в Мемфис, сказала, что у меня назначена встреча с чуваком из приемной комиссии в Родсе и все такое. Что вообще-то правда. Ей эта идея не понравилась, она сказала «нет», одной мне поехать нельзя. Вчера вечером мы ужинали в большом доме, и она сообщила Герми и Хани, что я собираюсь в Мемфис одна. Они, как обычно, выпали в осадок. Можно подумать, я хочу пройтись голой по гетто. Получился неплохой скандальчик. Я напомнила им, что права у меня уже два года и я несколько раз ездила в Тьюпело с друзьями. Герми рычал и шипел, говорил, что я не смогу найти колледж Родса. Поэтому я спросила его, где он находится в большом городе. Он сказал наугад и ошибся, а потом я все разложила по полочкам. Автострада номер семьдесят восемь в Мемфис, пятьдесят четыре мили отсюда, оставаться на семьдесят восьмой после того, как она перейдет в Ламар-авеню, затем повернуть направо на Саут-паркуэй, следовать по нему на север мимо Юнион, мимо Поплар, повернуть налево и ехать на запад по Саммер-авеню примерно квартал. Слева будет зоопарк, а справа – колледж. Я отчеканила все это так, что Хелен даже засмеялась, а мама улыбнулась. Понятно, я умолчала о маленьком крюке сюда, в гриль-бар. Слева от Парк-авеню, на север от Хайленда, два квартала к востоку от Саутерн, где назначена встреча с тобой. Это бы их сильно расстроило.
– Значит, мое имя все еще табу?
– Это очень мягко сказано. В любом случае, мои навигационные навыки не впечатлили Герми. Он сказал, что нет, я не могу поехать в Мемфис одна. Я решила не уступать ему, поскольку он должен меня уважать. Вскоре нам с Хелен предстоит жить у него под пятой, и я не могу это представить. Он не мой отец и не будет мной командовать!
Мак не мог не улыбнуться. Что за девчонка!
– Так что у нас был скандал.
– И кто одержал верх?
– В семейном скандале не бывает победителей, и ты должен это знать. Все проигрывают. Я встала сегодня утром и вышла из дома. Потом остановилась на площади, позвонила маме и сказала, что еду в Мемфис. Она просила меня быть осторожной, и мы сказали друг другу «я тебя люблю».
– Выходит, твои бабушка и дедушка не знают?
– Ну, уверена, что они уже в курсе. Пойми меня правильно, Мак. Я люблю своих бабушку и дедушку, но не могу представить, что буду с ними жить. Я молюсь каждый день, чтобы мама продержалась еще несколько месяцев. Знаю, это эгоизм, но ведь большинство молитв такие, ты так не считаешь?
– Наверное.
Перед ними поставили две большие тарелки с чизбургерами и картофелем фри, и какое-то время они возились с приправами. Официант был очень внимателен и явно не прочь пофлиртовать с Марго. Мак смерил его недобрым взглядом и уже готов был сорваться.
Когда официант исчез, Мак спросил:
– Ты уверена, что никто не знает о нашей встрече, да?
– Ну, я никому не говорила. Про тебя – не знаю.
– Ничего подозрительного?
– Ничего. Я имею в виду, что месяц назад все только и говорили о тебе, но потом все как-то сошло на нет. Слышала, как Герми вчера вечером говорил Хани, что, по его сведениям, в Клэнтоне тебя никто не видел. – Она откусила от отрезанного кусочка и прожевала, как подросток. – Так ты живешь в Мемфисе?
– В данный момент.
– И какие у тебя планы, Мак?
– Не знаю, есть ли они у меня. Я подожду немного, удостоверюсь, что тут безопасно.
– Безопасно? А это как?
– Я хочу убедиться, что меня никто не ищет. У меня есть секреты, и я бы не хотел, чтобы их раскрыли.
– Я так и думала. Ты украл кучу денег и исчез, верно?
– Именно так. И я не горжусь этим.
– Но ты сохранил деньги, я права? Почему бы тебе просто не вернуть их тем, у кого ты украл?
– Это не так просто.
– С тобой все непросто, Мак. Все очень сложно.
Чтобы уйти от ответа, Мак откусил большой кусок бургера и обвел взглядом ресторан. Два парня из колледжа в баре пялились на его дочь.
– Да, Марго, мне отлично удалось усложнить себе жизнь. Лучше не будем ворошить мое прошлое, а поговорим о твоей жизни, колледже и всем таком. Это гораздо интереснее.
– Ты когда-нибудь расскажешь мне правду?
– Да, когда тебе исполнится двадцать один, я приеду к тебе в колледж, и мы устроим долгий ужин с выпивкой, тогда и расскажу тебе обо всех нехороших вещах, которые я сделал. Так тебя устроит?
– Наверное. К тому времени мне, наверное, уже будет все равно.
– Будем надеяться, что нет. Ты выбрала колледж?
– Пока в поиске. Родс может быть прикольным, но он слишком близко к дому. Когда Герми бесился вчера вечером, он дал ясно понять, что «семья», как он любит называть нас всех сейчас, будто он главный и принимает все важные решения за нас, поскольку мама находится на смертном одре, не будет платить за обучение в частном учебном заведении. Он говорит, что это смешно, когда в Миссисипи так много хороших государственных университетов. Я же думаю, настоящая причина в том, что у него нет денег оплатить обучение в частном кол– ледже.