Когда стрельба стихла, Коди нащупал выключатель и в ужасе осмотрелся. Бейкер стонал, пытаясь подняться с пола. Его окровавленная жена лежала у книжного шкафа, Брайан – на полу у телевизора, со снесенной половиной черепа. Коди с криком бросился к брату.
Приехавшая полиция застала его сидящим на полу и держащим изуродованную голову брата. Он был весь в крови и не переставая рыдал.
Бейкер умер на следующий день. Коди, оставшегося физически невредимым, до конца жизни заточили в тюрьму. Присяжным продемонстрировали фотографии с места преступления, и они после короткого обсуждения вернулись со смертным приговором.
– Это я во всем виноват, Марвин. Я думал, что в доме пусто, Бейкеры уехали. Всего одна моя ошибка – и все изменилось. Это было ужасно.
Коди возвращается к бетонному столу, к Марвину. Оба смотрят на луну. Бегут секунды. Им уже пора.
– А кровищи было! Я тоже был весь в крови и не смог сбежать. Копы затолкали меня на заднее сиденье и всю дорогу поливали бранью, но мне было все равно. Я плакал и не мог перестать. Брайан был мертв. Он был единственным, кого я когда-либо любил, слышишь, Марвин, и единственным, кто любил меня. Его нет уже пятнадцать лет.
– Сочувствую, Коди.
Во двор выглядывает другой надзиратель:
– Начальник близко.
Марвин заметно напрягается, спешит к двери, открывает ее и ждет, но Коди будто прирос к месту. Он медленно вытирает слезы, не отрывая глаз от луны.
– Пошли, Коди.
– Куда? Куда я иду, Марвин?
– У меня нет ответа.
– Думаешь, там меня может ждать Брайан?
– Чего не знаю, того не знаю.
Коди медленно выпрямляется, еще раз вытирает лицо и бросает на луну последний долгий взгляд.
Спарринг-партнеры
В адвокатской фирме «Маллой энд Маллой» трудилось уже третье поколение юристов, и на первый взгляд она производила впечатление процветающей, невзирая на громкий скандал в недалеком прошлом. Уже пятьдесят один год фирма располагалась в центре Сент-Луиса, на углу Пайн-стрит и Десятой, в изящном здании в стиле ар-деко, отнятом на раннем этапе существования фирмы у должника в рамках взыскания.
В самом здании дела, правда, шли не слишком хорошо. Патриарх фирмы Болтон Маллой уже пять лет как сел в тюрьму за убийство жены, чрезвычайно неприятной особы, о которой никто не скорбел. Это и был тот самый скандал: один из известнейших в городе юристов был обвинен в непредумышленном убийстве и лишился лицензии. Ему дали десять лет, но он уже предпринимал все возможные меры для своего досрочного освобождения.
Его сыновья, теперь управлявшие фирмой, проявляли излишнее усердие. Партнеры с одинаковым статусом, полномочиями и заработками, они на дух друг друга не переносили и разговаривали только при крайней необходимости. Прочих партнеров в фирме не имелось. Расти, бывший на семнадцать месяцев старше брата, воображал себя жестким судебным защитником, любил выступать в суде и грезил о крупных эффектных вердиктах, после которых на фирму посыпались бы новые прибыльные дела, сопровождаемые пристальным вниманием и рекламой. Кирк, более спокойный по натуре, предпочитал безопасные имущественные и налоговые тяжбы, не сулившие, правда, рекордных гонораров.
Расти каждый год покупал сезонные абонементы на матчи бейсбольной команды «Сент-Луис кардиналс» и посещал не менее полусотни игр. Зимой он почти не пропускал матчей с участием хоккейной команды «Сент-Луис блюз». Кирк спорт не жаловал, отдавая предпочтение театру, опере и даже балету.
Расти, обожавший блондинок, трижды на них женился. Лишь только второй по счету брак дал ему ребенка, до сих пор единственного. Кирк же по-прежнему жил с первой женой, миленькой брюнеткой, но их брак дышал на ладан. У них было трое детей-подростков, получивших пристойное воспитание, но теперь выбиравших кривые дорожки, каждый свою.
Болтон и его ныне покойная жена вырастили сыновей верующими католиками, и Кирк до сих пор не пропускал ни одной воскресной службы. Расти отвернулся от церкви вследствие сотрясавших ее сексуальных скандалов и враждебно реагировал на любое восхваление римского папы. Он утверждал, что перешел в лоно англиканской церкви, хотя на богослужениях замечен не был.
Гордые своими ирландскими корнями, юноши мечтали о колледже Нотр-Дам. Расти, старший, первым отправился в Саут-Бенд сдавать экзамены. К тому времени братья так ревновали друг друга, так соперничали, что Кирк втайне молился о провале Расти. Молитвы не помогли, но Кирк все же решил обогнать брата в конкурентной гонке – попробовать поступить в колледж из «Лиги плюща». Он попал в список кандидатов в Дартмут и в последний момент был туда зачислен.
Футболисты Нотр-Дам против легкоатлетов Дартмута… Перебранкам братьев не было конца. Когда Расти сообщил родным, что надумал поступить в Школу права Йельского университета, Кирк принял вызов и нацелился на Гарвард. Оба не преодолели высокую планку, несмотря на хорошие результаты бакалавриата. Тогда Расти выбрал Джорджтаунский университет, Кирк – Северо-Западный, в то время стоявший даже выше в рейтинге. Таким образом, Кирк попал в более престижное учебное заведение. Расти не смог с этим смириться.
Болтон не сомневался, что оба сына вернутся в семейную фирму в деловом центре Сент-Луиса, недаром он полностью оплатил их образование и постоянно их контролировал. Тем не менее, желая дополнительно их закалить, он настоял, чтобы они пару лет повоевали в окопах и почувствовали на собственной шкуре, почем фунт лиха. Расти выбрал для этого место государственного защитника в Милуоки, Кирк – должность заместителя прокурора в Канзас-Сити.
Фирма «Маллой энд Маллой» никогда не гнушалась политики: Болтон играл на обеих половинах поля, помогая деньгами политикам и судьям с лучшими шансами на победу. Ему всегда было безразлично, к какой политической партии принадлежит кандидат. Требовался только постоянный контакт в будущем, для чего Болтон щедро выписывал чеки и собирал средства. По этим вопросам братья тоже расходились. Расти был непоколебимым демократом, презирал крупный бизнес, лжереформаторов и страховые компании. Он водил дружбу с такими же, как он, «уличными адвокатами», отъявленными скандалистами, выставлявшими себя защитниками бедных и увечных. Кирк якшался с богатеями, обедал на верхних этажах небоскребов, играл в теннис в загородных клубах. Он гордился тем, что ни разу в жизни не голосовал за демократа.
Водораздел в фирме оказался настолько глубок, что там появились две фракции в буквальном смысле этого слова. Посетитель, входивший в здание с Пайн-стрит, попадал в шикарный холл, где его приветствовала миловидная администраторша за сияющей стойкой. Того, что спрашивал Кирка, она отправляла в правое крыло, а посетители Расти проходили налево. У каждого был собственный штат и вассалы – юристы, секретари, средний юридический персонал, курьеры, – гнездившиеся в «своей» части здания. На общение с «другой стороной» тут и там смотрели хмуро.
Необходимость общаться, впрочем, возникала редко. Дела в ведении Расти представляли собой разбирательства в связи с телесными повреждениями, поэтому его адвокаты имели богатый опыт в реконструкции обстоятельств аварий, в установлении небрежности медработников, в досудебных маневрах, переговорах о досудебном возмещении и в разбирательствах в суде. Кирк же подряжался помогать на почасовой основе состоятельной клиентуре, так что его подчиненные поднаторели в составлении завещаний дюймовой толщины и в манипулировании налоговыми правилами.
В течение пяти лет после ухода Болтона фирма не проводила корпоративов. Старик всегда распоряжался о приемах с вином и сыром в первую пятницу каждого месяца, в пять часов вечера: он видел в этом способ снять напряжение и укрепить сплоченность работников. Кроме того, на Рождество устраивали вечеринку с обильными возлияниями. Но все это ушло в прошлое вместе с Болтоном. Сразу после вынесения приговора отцу братья-соперники разбрелись по своим углам и негласно утвердили новые правила сосуществования.
Чтобы не сталкиваться с Кирком, Расти усиленно трудился утром в понедельник, среду и пятницу – если долг не призывал его в эти часы в суд. Кирк в это время не показывался в офисе, зато проявлял служебное рвение по вторникам, четвергам, а порой и по субботам. Бывало, они не разговаривали и даже не виделись неде– лями.
Чтобы обеспечить нормальную работу фирмы в подобных условиях, сюда давно пригласили Дианту Брэдшоу – несокрушимую, как скала, посредницу, неофициально превратившуюся в третьего партнера. Ее кабинет находился в нейтральной зоне за спиной у главного администратора, равно удаленной от обоих крыльев здания. Когда Кирку что-то требовалось от Расти, а подобное случалось нечасто, он действовал через Дианту. Расти поступал так же. Когда необходимо было принять какое-нибудь важное решение, она консультировалась с ними обоими по отдельности, а потом поступала так, как считала правильным сама.
В сфере этого бизнеса, где компании разоряются еженедельно, Маллои разбежались бы и двинулись дальше собственными путями даже без отягощающих дело семейных сложностей. Но этого не происходило по двум главным причинам. Первой было жесткое соглашение о партнерстве, к подписанию которого Болтон принудил сыновей, прежде чем сесть в тюрьму. Оба, практически под дулом пистолета, дали согласие оставаться равными партнерами по меньшей мере пятнадцать лет. Если бы один из них решил отделиться, то все его дела, клиенты и гонорары остались бы у фирмы. Поэтому ни тот ни другой не могли себе этого позволить. Вторая причина касалась недвижимости. Собственником здания оставался сам Болтон, сдававший его фирме в аренду за доллар в год. На самом деле из этого проистекала прямая выгода. Если бы фирма лопнула, то из здания всех выселили бы, арендные платежи за прошлые годы были бы приведены в соответствие с реальностью, и всем пострадавшим пришлось бы до конца жизни проливать слезы.