У Кирка отвисла челюсть.
– Ты хочешь подкупить губернатора, чтобы он оставил Болтона в тюрьме?
– По-моему, это яснее ясного. Ты поняла идею, Дианта?
– Поняла. У меня нет слов.
– Поспорьте со мной. Скажите, почему это невозможно провернуть, – попросил Расти с неприятной ухмылкой.
Они и правда не находили слов. Кирк откинулся на спинку стула и уставился в потолок, как будто там можно было найти ответ. Дианта щипала переносицу и боролась с волной головной боли, распространявшейся от затылка вверх. Вспомнив про телефон, она увидела, что запись ведется уже 22 минуты 46 секунд. Эта запись могла отправить их троих в тюрьму, где уже сидел Болтон.
Сейчас ей необходимо было сыграть роль адвоката.
– Как-то я не уверена… – сказала она.
– Это же красота! – поднажал Расти. – Чем больше об этом думаю, тем меньше вижу недостатков. Если Болтон проведет за решеткой еще пять лет, то большая часть табачных денег перетечет нам.
– Что, если Шакал скажет «нет»? – спросила Дианта.
– Тогда мы припугнем его, что обратимся в ФБР. Он пойдет на попятную. Этот клоун у меня в кулаке.
Кирк сначала хмыкнул, потом захохотал.
– А что, это сработает! Шакал клюнет, ведь денег они получат больше, а главное – не надо нарушать закон. Если разобраться, то продажа права на освобождение – настоящее преступление. Другое дело – взятка… за что? Чтобы не продавать? Неслыханное дело!
Расти завелся, его уже было не остановить:
– Ни в одном штате нет нормы, запрещающей НЕ-ПРОДАЖУ помилований. Говорю же, красота!
Дианта опять посмотрела на телефон: 24 минуты 19 секунд, и чем дальше, тем все серьезнее. Желая спасти свою шкуру, она решительно заявила:
– Нет, ребята, я пас. Мне это не нравится, я не согласна. Тут обязательно кроется нарушение закона.
– Перестань, Дианта! – взмолился Кирк. – Мы все заодно, верно?
– А вот и нет. Мы делим табачные деньги. Потому что нам полагаются доли от прибыли. Но подкуп – совершенно другое, в этом я не участвую.
Схватив свой телефон, она бросила его в сумку, театрально вскочила и молча покинула комнату. Расстояние до лифта она преодолела почти бегом, боясь, что ее окликнут. Сделав выбор в пользу лестницы, она бросилась вниз по ступенькам, но между шестым и пятым этажом остановилась, желая отдышаться. Достав телефон, она выключила диктофон: 26 минут 27 се– кунд.
Как же ей теперь поступить?
Мими подходит к широкому окну и смотрит на поток машин внизу. Сеанс затянулся почти на полтора часа, но она не спешит, потому что ее пациентка ни разу за много лет не бывала настолько нестабильной. Мими складывает руки на груди и произносит, глядя в окно:
– Ты больше им не доверяешь?
– Нет.
– А раньше доверяла?
– Думаю, да. Мы работаем вместе уже восемнадцать лет, сначала было непросто, но со временем мы стали друг друга уважать. И вот теперь этому пришел конец: их мир грозит рухнуть, и они не выдерживают давления. Конечно, они сами придумывают себе проблемы, но разве у других иначе?
– Они совершали преступления раньше?
– Ничего об этом не знаю. Возможно, они как-то обходили финансовое законодательство по требованию папаши, но это только мои догадки. Повторяю, они считают, что, следуя этому своему плану, не совершают преступления.
– Ты же юрист, что сама думаешь?
– Это самый настоящий подкуп, не могу поверить, что они этого не понимают. Они же не глупцы и отлично знают, что это незаконно.
Мими поворачивается к ней и, не опуская рук, спиной облокачивается о стекло.
Дианта лежит на кушетке, туфли сброшены, глаза закрыты.
– Кажется, ты угодила в серьезный переплет. Тебе страшно?
– Да, очень. В деле замешано слишком много мошенников, поэтому что-нибудь обязательно пойдет не так. Когда начинается пальба, нельзя предсказать, кто окажется между двух огней.
– Ты должна позаботиться о собственной безопасности. Никому не доверяй!
– Там и некому доверять.
Среди многих юристов, работавших в офисе федерального прокурора по Восточному округу Миссури, Дианта знала всего одного. В свое время она сотрудничала с комитетом «Женщины в юриспруденции» и там завязала знакомство с Адрианой Рис, карьерным обвинителем, прославившейся своей непреклонностью при преследовании торговцев «сексуальными рабынями». Они продолжали видеться и подолгу обедали вместе, сплетничая о неудачных проделках коллег-мужчин.
Дианта позвонила Адриане и попросила о срочной встрече. Она перекроила свое расписание на вторую половину дня и упросила Адриану поступить так же. Через два часа они встретились в людном торговом центре, в кафе-мороженом, в углу которого кто-то шумно праздновал день рождения. Шум был им только на руку.
Отставив холодный кофе, Дианта протянула Адриане свое письмо, адресованное Хьюстону Дойлу, федеральному прокурору по Восточному округу.
– Пожалуйста, прочти, – попросила она.
Адриана с озадаченным видом поправила очки.
Уважаемый мистер Дойл!
Я располагаю записью некой встречи, имевшей место два дня назад. Темой обсуждения была торговля губернатором Стерджиссом документами на освобождение от отбывания наказания. Имею веские основания полагать, что доверенное лицо губернатора и заключенный тюрьмы штата с доступом к деньгам заключили соответствующую сделку.
К письму прилагается соглашение о сотрудничестве. В нем я обещаю оказывать содействие при гарантии отказа от судебного преследования. Я никогда не совершала преступлений. На протяжении расследования моя личность не подлежит раскрытию. После подписания этого письма нами обоими я передам запись, о существовании которой больше никому не должно быть известно.
Искренне Ваша,
Дианта Брэдшоу,
исполнительный директор «Маллой энд Маллой».
Адриана, осмотревшись по сторонам, спросила:
– Это не шутка?
– Какие могут быть шутки! Насколько быстро ты сможешь передать это лично Дойлу?
Адриана взглянула на часы, хотя и так знала, который час.
– Я видела его утром, значит, он не в отъезде. Насколько это срочно?
– Крайне срочно. Выборы уже на носу.
Адриана задумалась. Она явно была ошеломлена.
– Торговля помилованиями? Как-то старомодно…
– Подожди, ты еще не знаешь остального…
В ведомстве федерального прокурора, где привыкли сталкиваться с самыми разными проявлениями антиобщественного поведения – киберпреступностью, производством метамфетамина, наркоторговлей, детской порнографией, групповым хейтом, торговлей инсайдом, подделкой кредитных карт, онлайн-пиратством, русским хакерством и многим другим, – мысль о том, что губернатор торгует помилованиями, действительно выглядела старомодной. Слишком просто, нетехнологично и даже в какой-то степени ностальгически. Но при этом так сокрушительно, что Хьюстон Дойл пренебрег всем, что заранее запланировал на день, ради встречи с Диантой Брэдшоу в своем огромном внушительном кабинете в здании суда штата имени Томаса Ф. Иглтона в четырех кварталах от офиса фирмы «Маллой энд Маллой».
Федеральный прокурор был назначен демократической администрацией, а Стерджисс являлся республиканцем. Но это отступало на задний план. Уличить губернатора, неважно, от какой он партии, было настолько заманчиво, что Дойл не мог поверить в свою удачу. Дело обещало быть настолько громким, что наверняка затмило бы все прочие – и уже открытые, и те, которыми займутся в будущем.
Дианта и Адриана уселись по одну сторону солидного стола красного дерева, плода щедрости налогоплательщиков. Дойл устроился напротив, рядом с Фоли, агентом ФБР высокого ранга. Быстро свернув вступительный разговор ни о чем, они перешли к делу.
– Кто такой Стюарт Брум? – спросил Дойл, взяв соглашение о сотрудничестве.
– Штатный бухгалтер фирмы «Маллой энд Маллой». Доверенное лицо Болтона, изощренный мастер креативной бухгалтерии, ему все известно об утаивании денег в местах, о которых ничего не знают даже журналы о путешествиях.
– Почему вы просите неприкосновенности также для него?
– Потому что он всегда подчинялся своему боссу. Потому что он мой друг. Потому что он невиновен, а если и ошибался, то поскольку вынужден был подчиняться Болтону. Если он не получит неприкосновенности, нам не договориться. – Она смело напирала, зная, как сильно сам Дойл хочет стать губернатором.
– Хорошо. Я показал ваш проект соглашения нашим людям, он в порядке. – Дойл поставил свою подпись, пододвинул бумагу Дианте, она тоже расписалась.
Дойл старался не показывать свой энтузиазм.
– А теперь послушаем запись, – предложил он с улыбкой.
Дианта, достав телефон, положила его на середину стола и включила. Все три голоса звучали очень четко.
Она уже дважды прослушала запись и запомнила каждое слово, но слушать ее вместе с федеральным прокурором и агентом ФБР было новым, неизведанным ощущением. Она почти убедила себя, что не наносит удара в спину своим старым друзьям, что действует разумно и оправданно в свете их намерений. У нее есть право защищать себя и Стю от непредсказуемых последствий. Но сейчас, слыша до боли знакомые голоса, она вжимала голову в плечи. Она их выдала, навсегда испортила им жизнь. Ее жизнь тоже отныне изменится. Испытывая горькое чувство вины, она твердила себе, что должна быть сильной.
Дойл слушал запись, прикрыв глаза, явно не пропуская ни одного слова. Фоли сначала пытался делать записи, но вскоре сдался.
Под конец Дианта убедительно разыграла свою непричастность. Когда она выключила запись, Дойл спросил:
– Есть свидетельства перехода денег из рук в руки?
– Пока нет. Стю Брум был бы в курсе дела.
– Вы уверены, что эти люди действительно собираются подкупить губернатора, чтобы тот не выпустил их отца?
– Да, но в еще большей степени я уверена в том, что Болтон попытается подкупом добиться освобождения из заключения. Кирк и Расти меня немного удивляют, но они переживают слишком сильный стресс. Деньги всех меняют.