ие годы жизни — мы специально позаботимся, чтобы каждый день, даже каждый час твоего пребывания там превратились в муку.
— Вы можете сделать со мной все, что угодно, но мне нечего рассказать о Викторе Быкове! С того момента, как он убежал от меня в Сочи, я его больше не видела!
— Имей в виду, дрянь, мы следим за каждым твоим шагом. И нам о тебе известно гораздо больше, чем ты думаешь! Чем больше ты запираешься и врешь, тем смешнее и глупее все это выглядит!
— И, все равно, мне нечего сказать вам!
Следователь резко поднялся. Сейчас он возвышался над Ольгой.
— Видимо, ты все-таки не поняла меня, когда я сказал, что нам известно о тебе все. Я имел в виду, что мне известно, как именно ты помогаешь Быкову скрываться!
— Это — ложь! Я не помогала ему! — В глазах женщины было отчаяние.
— Ах, Оля, Оля… — Ищейка неожиданно сменил тон. — Чего только не сотворит с людьми любовь. Твой случай — классический пример того, как любовь ослепляет. Ты настолько влюблена в Быкова, что способна на все, не понимая, чем сама рискуешь… Зачем, Оля?! Стоит ли?! — Он отечески-ласково глядел на нее.
— Все, что вы говорите сейчас, — это ваши домыслы. С того момента, как мы расстались с Быковым в Сочи, я его не видела.
— Если бы это было действительно так… — вздохнул следователь. — Любовное ослепление не проходит. Трудно развеять это наваждение!
— Почему вы не хотите поверить мне?! — громко закричала Оля. — Почему упорно твердите свое?
— Потому что ты упорно не желаешь говорить правду. Но я не сержусь. Я знаю, это вопрос ближайшего времени… Подожду немного и услышу, что мне нужно. Тюрьма посильнее всякой любви, Оля. — Следователь подписал повестку и швырнул Аросьевой. — Все, ты свободна, можешь идти… и подумать. Как надумаешь, жду тебя к себе.
Женщина с облегчением подхватила маленький прямоугольник дешевой бумаги с подписями и печатями.
— Кстати, — вновь загремел голос борца за закон, — тебе известно, что я могу арестовать тебя хоть сейчас за лжесвидетельство и намеренное введение следствия в заблуждение?!
Дверь в кабинет с шумом распахнулась, и в него влетели двое крепких мужчин в камуфляже и с резиновыми дубинками. Аросьева почти физически почувствовала холод наручников на своих запястьях.
— Ну, так как?! — прищурился следователь в отвратительной ухмылке. — Что выберем — тюрьму или свободу?!
Аросьева зажала в потном кулачке мерзкий прямоугольник свидетельской повестки, не в силах шелохнуться и чувствуя, что ноги вдруг отказали ей.
Скупив все газеты города, содержащие рекламные объявления, четверка принялась просматривать их в надежде найти нечто плавающее в районе двадцати тысяч долларов. Им предстояло покрыть около ста морских миль.
— Вот у меня есть неплохой вариант, — сообщила Лена, отодвигая в сторону то, что уже было неоднократно изучено. — Яхта „Ноев ковчег“, восьмидесятого года, тридцать три тысячи долларов.
Главным козырем, конечно, была скорость. Двенадцать узлов, то есть более двадцати двух километров в час, — это очень даже ничего. Им хватит ночи и первой половины следующего дня, чтобы пробиться в Турцию.
Все посмотрели на Зотова.
— Хорошо, я дам денег, — он тут же сделал шаг навстречу, — но на что вы собираетесь заправляться и покупать продукты?
Вопрос, что называется, был не в бровь, а в глаз.
— И вообще, как вы собираетесь начинать новую жизнь? — не унимался Зотов. — Нина снова пойдет торговать своим телом, Лена будет побираться, я воровать, Виктор бить морды на ринге. Вам это надо?
— Давайте поговорим с продавцом, может, он и уступит? — предположил Быков.
— Кто пойдет? — поинтересовался Зотов.
— Молодые, — предложила Лена.
— Нина несовершеннолетняя, а Ромке светиться не с руки, — резонно заметил Виктор.
— Надеюсь, никто не возражает, если яхту оформим на имя Лены? — Зотов глубоко вздохнул и выложил на стол заначку.
— Тогда надо брать и Лену? — Быков обнял женщину.
Все понимали, что с переездом будет проблема, но Басова была единственной кандидатурой для данного дела. Только она могла засветиться, и даже если налоговая спросит: „Откуда, мол, такие деньжищи?“ — она могла объяснить тем, что продала квартиру и решила жить на воде.
— Но как вы собираетесь управляться с ней? — Невысокий коренастый мужчина с бульдожьим лицом недоверчиво смотрел на Лену. — Вы ведь, как я понимаю, не можете ходить?
Зотову этот вопрос не понравился. Он лишь крепче сжал руку Нины и продолжал молча стоять позади покупательницы вместе со своей подругой жизни.
— Вот деньги. — Лена пододвинула пачку купюр на маленьком откидном столике, за которым сидел человек, похожий на бульдога.
Зотов с трудом сдерживал себя: мало того, что он тратит свои бабки, так этот говнюк еще выкобенивается.
— Она наймет команду, — ровно, с тенью недовольства сообщил Зотов.
После чего продавец поспешил поставить свою подпись под договором купли-продажи.
— Мы надеемся, что морские прогулки и морской воздух поставят ее на ноги! — Нина громким поцелуем поздравила Басову с новым приобретением.
Под покровом ночи вся команда перебралась на яхту.
— Время час ночи, — проинформировала Лена. — Может, останемся ночевать здесь?
Никто не стал возражать, тем более что каюта была достаточно просторной и позволяла без труда разместиться в ней. Предыдущий хозяин вывез с яхты всю мебель, поэтому ни о каком комфорте речь не шла. Им хватило двух одеял, принесенных с собой. Парочки, прижавшись друг к другу, заснули.
— Ой! — испуганно вскрикнула Лена.
Сон у всех как рукой сняло.
— Что случилось? Тебе больно? — забеспокоился Виктор.
— Моя нога.
— Что?
— Она дернулась. Я почувствовала ногу.
— Неужели? — Виктор поцеловал лежащую рядом с ним Лену. — Ты не ошиблась?
— Нет никакой ошибки, — прошептала она. Слезы покатились у нее из глаз.
Ромка с Ниной поднялись и поздравили Лену с этим важным событием.
— Доктор говорил, что я не безнадежна. — Лена растирала слезы.
— Все верно, все верно. — Быков поцеловал ее снова. — Просто необходимо время. Ты скоро снова сможешь ходить.
— Это событие непременно надо завтра отметить, — предложил Ромка.
— В обязательном порядке, — согласился Быков. — А теперь давайте спать.
— Еще шампанского. — Зотов поднял бутылку и взглянул на Лену.
Она уже выпила бокалов пять, но ей хотелось еще.
— У нас сегодня два больших события, — Нина встала с фужером в руке, — мы обмываем покупку и отмечаем начало выздоровления Леночки. Предлагаю тост за ее здоровье.
Несмотря на то что все только и пили „за здоровье“, речь нашла поддержку и бокалы были осушены до дна.
— Знаете, я подумала, — Лена опустила глаза и стала вертеть в руках бокал, — если бы не те пограничники, которые били меня и Нину, никакого бы улучшения не было. Они то вытаскивали меня из кресла, то сажали обратно, они делали это очень грубо, мне было больно, но, видимо, в один прекрасный момент у меня там что-то щелкнуло и встало на место, может быть… я так думаю.
За пограничников пить никто не собирался, но скорее всего Лена была права.
После этих слов эйфория сменилась озабоченностью.
— Денег нет, — тихо пожаловался Зотов. — Нам хватит на горючее и провизию, а там мы окажемся с голым задом.
Его слова прозвучали отрезвляюще. Коню было ясно, что нищими им в Турции делать нечего.
— Может… — Ромка никогда никому не предлагал такого в жизни, — возьмем банк или сберкассу какую-нибудь?
— С ума сошел…
— Ненормальный… — одновременно поделились впечатлениями от услышанного женщины.
— Да мы и так рискуем, вы же не хотите всю жизнь горбатиться?!
Быков молчал. Последнее слово было за ним, и то, что он не протестовал, означало, что „старшой“ колеблется.
— Надо подумать, — наконец произнес он, — без денег там делать нечего. Я поездил в свое время по заграницам. Свободы там достаточно, но она ничего не стоит без средств.
— Вот поэтому я и предлагаю провернуть что-нибудь перед самым отплытием.
— Для этого придется выйти в город, — напомнил Быков.
— Я и Нина можем без проблем сделать это. Если разобраться, то лишь тебя ищет милиция.
Быков не стал оспаривать последний пункт.
— Вам придется не только гулять, но и ходить по магазинам, — напомнил Быков, — мы тут иногда будем хотеть кушать.
Они прошли через парк и вышли к зданию банка „Император“. Сквозь стеклянные бронированные двери был виден пост охраны с двумя крепкими мужиками.
Зотов поцеловал Нину в губы, да так удачно, что рассмотрел центральный вход во всех подробностях. Взять эту махину нереально, лезть сюда — значит подписать самому себе командировку, в лучшем случае, туда, откуда он вернулся, лет эдак на пятнадцать.
— Пошли отсюда, — грустно пробормотал он на ухо Нине.
Они третий день ходили по Сочи и не могли найти ни одного варианта, который позволял бы им обогатиться с наименьшим риском для себя.
Ромка признавался себе, что достаточно труслив и не решится пойти на дело, зная, что перед ним будет выставлен живой заслон. Надо было найти что-то очень простенькое и одновременно сладкое. Чтобы всем хватило.
Все сберкассы и банки охранялись слишком строго. Взять кассу театра или стадиона было, конечно, можно, но сумма не оправдывала риск.
С гостиницами вообще не стоило связываться. За день они собирали неплохие деньги, но все равно это были крохи.
Рестораны, кафе… Сезон только начался, и народу еще не слишком много. Нет, несколько тысяч долларов их никак не могут устроить.
Взять инкассаторскую машину он и не помышлял. Лезть с голой жопой на обученных охранников — последнее дело.
Вот если какую-нибудь оптовку крупную разворошить… Но кто гарантирует большую выручку? Какое заведение вообще может гарантировать большую выручку?
Они сели на лавку.
— Банки нам не по зубам — слишком хорошо охраняются, — поделился Зотов с Ниной. — Надо подыскать что-то попроще. Может, мы возьмем не так много, но и риск будет невелик.