За нужным для него прорицанием Агис обратился не в Дельфы, как мы могли бы ожидать[280], а в местное святилище Пасифаи в Таламах (Plut. Agis 9).[281] Это кажется тем более странным, что многие его предшественники, начиная с легендарного Ликурга, за божественной санкцией традиционно обращались к дельфийскому Аполлону. Ни один серьезный закон не принимался в Спарте без предварительного его одобрения в Дельфах. Логично было бы и Агису представить свою программу как ретру, санкционированную Дельфами. Но он почему-то этого не сделал. Чем был обусловлен выбор Агиса, неизвестно. Как правило, исследователи называют несколько возможных причин[282], Выбор мог быть сделан из-за местного патриотизма: святилище Пасифаи, уходящее своими корнями еще в глубокую древность, к ахейцам, возможно, позиционировалось как более древнее, чем дельфийский оракул[283], Кроме того, контроль этолийцев над Дельфами, скорее всего, сделал это святилище менее привлекательным для спартанцев, чем раньше. Еще одним поводом для Агиса обратиться именно в местное святилище послужило то соображение, что в Дельфах юный царь, возможно, пользовался меньшим авторитетом, чем его враг царь Леонид, давно уже находящийся у власти. Но основная причина, по-видимому, заключалась в другом: у Агиса не было времени заниматься достаточно длительной и сложной процедурой получения оракула в Дельфах. Намного проще было получить нужное прорицание в местном святилище, расположенном на территории периеков. Последние были лояльно настроены к Агису: ведь среди них он собирался распределить 15 тысяч новых клеров (Plut. Agis 8. 2). В результате Агис послал своего сторонника эфора Лисандра в святилище Пасифаи (8. 1), куда эфоры, по-видимому, часто обращались ех officio. Как свидетельствуют литературные тексты и надписи, оракул Пасифаи был тесно связан с эфорами, которые во сне получали там указания от божества (IG V. 1. 1317; Plut. Cleom. 7. 2–3; Cic. Div. I. 96). Способ, несомненно, очень удобный, так как не требовал никаких посредников.
Плутарх в биографии Агиса перечисляет главные пункты его программы, представленные на обсуждение в герусию (Agis 8). Это перераспределение земли, отмена долгов, увеличение гражданского коллектива и восстановление прежнего образа жизни, т. е. общественного воспитания и общественных обедов.
Вот первая, экономическая, часть ретры Лисандра в изложении Плутарха: «Долги должникам прощаются, земля делится заново, так что от лощины у Пеллены до Таигета, Малей и Селласии будет нарезано четыре тысячи пятьсот наделов, а за этими пределами — еще пятнадцать тысяч[284], и последние распределяются между способными носить оружие периеками, а первые, те, что в указанных выше пределах, — между самими спартанцами…» (Agis 8. 1–3). Географические пункты, названные Плутархом, указывают на то, что речь идет о долине Еврота, где находилась, по свидетельству Полибия, так называемая гражданская земля (VI. 45. 3: πολίτικη; χωιπρα)[285]. П. Олива полагает, что Агис хотел изъять и разделить всю "гражданскую землю", которая к этому времени оказалась в руках небольшого числа привилегированных собственников. «Ибо не было другого способа дать всем гражданам один и тот же имущественный статус»[286]. Остальные пятнадцать тысяч участков вне этой территории предназначались периекам, готовым служить в спартанской армии. Таким образом, ретра Агиса предполагала перераспределение части земельных участков и в области периеков. Там, по-видимому, находились «обширные поля и пастбища» не только самих царей (Xen. Lac. pol. 15. 3; Plut. Agis 9. 5), но и тех представителей ста семей, которых Плутарх причисляет к богатым землевладельцам[287]. Нет сомнения, что Агис собирался наделить своих граждан, как старых, так и новых, равными участками по принципу, сформулированному Платоном: один гражданин на один участок (Leg. V. 737 е)[288]. Программа Агиса касалась лишь незначительной части периеков, тех, которые, скорее всего, являлись профессиональными военными и были готовы сменить свой статус наемников на статус спартанских граждан. Что касается илотов, то они вовсе не являлись объектами реформаторских планов Агиса.
Ретра Лисандра кроме экономической части включала в себя и важную социокультурную составляющую, правда, сформулированную в самом общем виде без какой-либо детализации. В ней декларировался возврат к образу жизни предков, т. е. к равенству, если не экономическому, то социальному и политическому: «Все спартанцы… ведут такой образ жизни, какой вели их предки» (Plut. Agis 8. 4). Мы не имеем надежных свидетельств, сохранились ли в эллинистической Спарте обязательные атрибуты прежнего образа жизни: общественное воспитание и общественные обеды. Спартанская система воспитания в своем классическом виде, видимо, уже вышла из употребления[289]. Сыновья гипомейонов и прочих деклассированных групп населения в своем большинстве были отлучены от стандартного спартанского воспитания. Что касается сыновей богатых и знатных спартиатов, то они, возможно, предпочитали получать домашнее образование, подражая наследникам престола (Plut. Ages. 1). В лучшем случае в домах богачей вместе с их сыновьями воспитывалось по нескольку мофаков[290]. Но это была скорее форма частной благотворительности, чем поздний и искаженный вариант общественного воспитания.
Что касается сисситий (букв. «совместное питание», или «общий стол»), то они, возможно, продолжали существовать, но служили скорее «форумами, предназначенными для роскошной демонстрации богатства, чем аренами политической и корпоративной солидарности граждан»[291]. Ко времени Агиса, по-видимому, произошло окончательное размежевание обеденных клубов на «патрицианские» и «плебейские». Сисситии для богатых, возможно, были похожи на олигархические гетерии (Pers. ар. Athen. IV. 140 f), члены которых набирались по сословно-наследственному принципу (Plut. Lyc. 12. 9–11) и являлись одной из структур спартанской «клановой» олигархии. Восстановление сисситий в их первоначальном виде было одним из пунктов программы Агиса (Plut. Agis 8. 4).
Желая оставаться в рамках правового поля, Агис в начале своих реформ действовал через обычные для Спарты каналы принятия политических решений: герусию, эфорат и апеллу. Первым шагом Агиса было обращение в герусию, которая должна была принять предварительное решение по поводу его законопроекта. Положительных сведений о пробулевтической деятельности герусии почти нет. Практически только Плутарх в биографии Агиса прямо указывает на то, что власть и сила геронтов заключалась в их праве принимать предварительные решения (9. 11). Это было важнейшей политической привилегией герусии.
Плутарх довольно подробно рассказывает об этапах прохождения законопроекта Агиса. Сначала ретру в герусию внес эфор 243/2 г. Лисандр, сторонник Агиса. Царь был вынужден прибегнуть к посредничеству Лисандра, поскольку только эфоры обладали правом вносить новые законопроекты на рассмотрение герусии (Plut. Agis 8–9). Результаты голосования оказались весьма неопределенными, так как, по словам Плутарха, мнения геронтов разошлись (9. 1). Это, по всей видимости, означало, что герусия не вынесла никакого предварительного решения, и ретра в своем первоначальном виде была передана непосредственно в народное собрание.
Плутарх, описывая его ход, рисует картину, скорее характерную для афинской экклесии, чем для спартанской апеллы, где, как правило, никаких дискуссий не велось. Перед народом выступили лидеры обеих партий, каждый со своей аргументацией. Аргументы Агиса показались гражданам убедительными со всех точек зрения: кроме ссылки на благорасположение богов (Plut. Agis 9. 1–4). Агис объявил, что «делает огромный вклад в основание нового строя — первым отдает во всеобщее пользование свое имущество, заключающееся в обширных полях и пастбищах, а также в шестистах талантах звонкой монетой. Так же точно… поступают его мать и бабка, а равно и друзья, и родичи — богатейшие люди Спарты» (9. 5–6). В результате основная масса граждан, присутствующих на народном собрании, с энтузиазмом поддержала ретру Лисандра (10. 1). Однако остается неясным, было ли принято какое-либо официальное решение или дело ограничилось только обсуждением и моральным одобрением (посредством крика) законопроекта. Возможно, спартанская апелла, во всяком случае в эпоху эллинизма, перестала быть последней инстанцией, полномочной утверждать новые законы. Такое право, скорее всего, явочным путем захватила объединенная коллегия, куда входили геронты, эфоры и цари[292]. Возможно, это и была так называемая малая экклесия, появившаяся в конце V в. (Хеn. Hell. III. 3. 8) и отнявшая у «большой» экклесии часть ее функций.
В данном случае процедура была именно такой: сначала заседала герусия, потом народное собрате, затем снова герусия. На втором заседании герусии законопроект был отвергнут «большинством в один голос» (Plut. Agis 11. I)[293], что, по сути дела, лишило Агиса возможности внедрить свои предложения законным путем. Голосование в герусии сделало Агиса революционером поневоле.
Столь сложная конституционная процедура, описанная, но не объясненная Плутархом, породила целую научную дискуссию[294]. Как бы то ни было, герусия в случае с реформами Агиса действительно оказалась последней и самой важной инстанцией. Для Агиса и его сторонников это был сокрушительный удар. Агис, несмотря на, казалось бы, успешную агитацию и поддержку народа, не смог обеспечить себе большинства среди эфоров и геронтов. Аристократическая оппозиция оказалась сильнее.