Видимо, человек создан быть ненасытным. Смотришь, как люди едят в компании за столом: редко когда кто-то спокойно кушает. Многие просто лопают. Так и с зарплатой. Получаешь, условно говоря, 100 рублей, а надо 200, потом 300 и еще, и еще. Бизнес маленький – надо большой, еще больше… Но при этом человек ведь не рождается хапугой. Я был простой пацан, но выросший в довольно обеспеченной семье. Отец занимал большую должность – начальника топливных складов в Батуми. Представляете, что это такое? Уголь, лес, бензин, горючие материалы. Всем этим он заведовал.
Еще у меня были сестры и брат, он старше на пять лет. Такой хулиган, царствие ему небесное! Я тоже проводил все время на улице, во дворе. Двор огромный, объединяющий несколько домов – традиционный для грузинских городов, таких как Батуми, Гори, Тбилиси. И дети в таких дворах росли, как братья. Мы ходили друг к другу, угощали, родители наши общались, как родственники. Голода никогда не чувствовали. Бегаем-играем, а потом заходишь к любой семье – и тебя накормят и напоят.
В то время многие грузины становились спортсменами, потому что с детства были в движении. И нас это спасло. Спасло от того, чтобы не идти по пути некоторых взрослых. Я с 13 лет играл в футбол в детско-юношеской спортивной школе, и для меня с тех пор главной задачей было – побеждать на поле. И в тбилисском «Динамо», где я оказался в начале своего пути, и в московском «Торпедо», где играл дольше всего, и в «Спартаке», конечно.
В «Спартак» пришел в конце 1968-го, сразу после того, как получил разрешение от секретаря парткома Завода имени Лихачева Аркадия Вольского, который курировал «Торпедо». За неделю до этого он меня отговорил уходить из «Торпедо» в тбилисское «Динамо». Я дал слово, что никуда не пойду. Но потом из Тбилиси начали звонить члены правительства, давать обещания. У меня выросли крылья, мозги встали набекрень. Потому что обещали не только меня озолотить, но и всех родственников. Там умеют уговаривать, надо сказать.
И я отправился к Вольскому вновь. Валька Иванов (знаменитый капитан «Торпедо», один из лучших футболистов в истории клуба. – Прим. авт.) со мной уже не пошел. В итоге заявление, подписанное Аркадием Ивановичем, мне передали через секретаря со словами: «Гоните его в шею, Кавазашвили нам не нужен». И это при том, что на самом деле Вольский любил меня как человека, как футболиста, очень тепло относился.
К чему я это все это рассказываю. К тому, что футболисты всегда были избалованными. И сейчас, и в мое время тоже. Тогда все были от станка или из колхозов, из рабочих семей, в общем. И оказывалось, что, если играешь в футбол, тебя полностью обеспечивают. В такой момент теряешь землю под ногами, поднимается нос вверх. Заграницу поехал – покупаешь шмотки, каких ни у кого в Советском Союзе нет. На тебя смотрят с завистью. Ты чувствуешь себя незаменимым. Встреваешь в драки, зная, что ничего не будет. Это я про себя говорю. А драться приходилось, да.
Например, однажды я приехал на интервью к журналисту Лене Трахтенбергу и увидел, как трое парней бьют его на улице Солянка. Из-за чего там все случилось, точно не помню. Только я выбежал из машины, перелетел через проезжую часть и раскидал этих ребят. Они валяются на тротуаре, а Леня, осмелев, подбегает к ним и говорит: «Вы что творите? Знаете, на кого руку подняли? Это же Анзор Кавазашвили, вратарь «Спартака»!» Один из хулиганов вскакивает: «Это же мой любимый вратарь!»
Возвращаясь к переходу в «Спартак»… Приехал на прием к Николаю Петровичу Старостину. Спартаковская контора тогда находилась рядом с метро «Красносельская». Пришел на прием обиженным на «Торпедо», потому что был уверен, что меня и во второй раз будут уговаривать остаться. Такой вот самоуверенный в себе человек…
Первым делом спросил Старостина, где Володя Маслаченко, ведь если он играет, я не могу прийти на его место. Это было важно, потому что в Тбилиси главный тренер Гиви Чохели на мой вопрос, буду ли играть, ответил так: «У нас же Урушадзе есть. Кто из вас лучше будет – тот и станет играть». После такого я по-грузински просто послал Чохели. Если мне не было гарантировано место в воротах, зачем мне было уходить из «Торпедо»? Плохо поступил тогда, потому что Чохели был легендарный человек и для Грузии, и для всей нашей страны. Мне нельзя было такие слова в его адрес произносить…
Так вот, Старостин после моего вопроса про Маслаченко снимает очки, протирает, надевает вновь и обращается к своему советнику Анатолию Коршунову: «Анатолий, как у нас с Маслаченко вопрос решился?» Коршунов отвечает: «Маслаченко уже заявление об уходе написал». Услышав это, говорю Старостину: «Николай Петрович, с удовольствием пойду к вам. Потому что я с детства за «Спартак». Он, конечно, сразу спросил, как так, ведь я столько лет играл в «Торпедо». И тогда я рассказал ему свою историю…
Это было, когда мне исполнилось 16. Мы с юношеской сборной вернулись из-за границы с турнира – и я приехал на спартаковскую базу в Тарасовку. Увидел, как понял уже годы спустя, Старостина, который сидел на скамейке перед старым деревянным двухэтажным зданием базы. Он спросил меня: «Мальчик, ты куда?» Я ответил: «В «Спартак»! Тогда Николай Петрович начал расспрашивать, кто я такой. Рассказывал, что играю в тбилисском «Динамо» и в юношеской сборной СССР, что мечтаю выступать за «Спартак»… Он уточнил, как моя фамилия, пристально посмотрел, снял очки, протер, вновь надел их и изрек: «Смотрю, бойкий ты мальчик. Давай так: сейчас поезжай домой, а года через два мы с тобой поговорим». Я после этой речи спросил: «А ты кто такой?» Понимаете, у нас в Грузии к старшим тоже обращаются на «ты», правда, есть уважительное обращение «батоно». Но Старостину так не сказал – обиделся. И запомнил этого человека, который представился мне просто: «Начальник команды «Спартак».
Когда я пришел в контору «Спартака» в конце 1968-го, Старостин по сравнению с тем эпизодом из Тарасовки совсем не изменился. То же телосложение. Та же прическа. Та же интонация. И вот Николай Петрович кладет передо мной лист бумаги и говорит: «Анзор, напишите, пожалуйста, заявление о зачислении в «Спартак» и назовите, что вам необходимо». Я ответил, что хочу лишь играть за «Спартак».
Мне действительно ничего не было нужно, кроме матчей. «Волга» новая есть. Квартира шикарная в директорском доме на Велозаводской улице – тоже. Плюс получал стипендию как футболист сборной СССР, зарплату и премиальные в «Торпедо». То есть ничего не требовал в денежном плане от «Спартака». Старостин удивленно на меня посмотрел. И тогда я сказал про одну свою любовь… К иномаркам. Попросил Николая Петровича поспособствовать, чтобы я через Управление дипкорпусом купил какой-нибудь списанный иностранный автомобиль. Он обещал помочь – и я начал тренировки со «Спартаком».
Они проходили поначалу на гаревом поле в Сокольниках. Сколько у меня было желания доказать, что я хорош! А там мелкий гравий: падаешь – и обдираешь кожу, мелкие камушки впиваются в тело. Месяц мы там тренировались, и ребята-спартаковцы спрашивали: «Слушай, старый – а мне было 28 лет – зачем прыгаешь так? Разобьешься!» Но у меня не было ни одной травмы на этом поле, несмотря на то, что я там бесконечно летал и падал.
Тогда в «Спартаке» появилась классная молодежь. Взяли Ваську Калинова, Колю Абрамова, Женьку Ловчева, Сережу Ольшанского, а еще, он был постарше, Вадика Иванова. В команде были Коля Киселев, Виктор Папаев. А из стариков – Гена Логофет, Гиля Хусаинов, Коля Осянин и я.
С первых же матчей мы начали побеждать. И так сыгрались, как будто вместе уже много-много лет. В том же 1969-м стали чемпионами, причем в Киеве, победив там «Динамо». Перед той решающей игрой, а нам надо было побеждать, чтобы стать первыми, мы были очень спокойны. Главный тренер Никита Симонян: «Ребята, выходите и играйте для себя. Выиграете – молодцы. Проиграете – никто слова не скажет». «Динамо» давило, но они ничего не могли сделать. И в какой-то момент Коля Осянин вкатил мяч в их ворота – это был триумф.
Вскоре после чемпионства Николай Петрович объявляет: «Анзор, завтра едем с тобой к министру торговли РСФСР Трегубову – ты же просил иномарку, а разрешение на покупку может дать только он». Пришли к этому дядьке – кабинет был на улице Кирова, нынешней Мясницкой. Он толстый такой, страстный болельщик «Спартака». Спрашивает меня, хотя старше лет на десять всего: «Зачем тебе иномарка, сынок? Они же все старые. Давай мы тебе хорошую «Волгу» справим». Объяснил, что «Волга» у меня есть, после чего Трегубов позвонил в комиссионный магазин и сказал, чтобы мне на следующий день подобрали машину.
Приехал в магазин, и меня вывели во двор, где стояло несколько разных иномарок. Но его я сразу увидел… Длинный белый «Форд Тандерберд». Открыл дверь, а салон из красной кожи! Сразу говорю, что забираю эту машину, на что мне отвечают, что она неисправна, двигатель не заводится. И предлагают посмотреть еще. Но я уже решил. Отдал то ли 7200, то ли 7500 рублей – новая «Волга» стоила около 6000 – и позвонил водителю автобуса «Спартака», рассказал о ситуации. Он предложил отвезти машину на единственную техстанцию в Москве, где занимались ремонтом иномарок. На тягаче машину туда переправили, отремонтировали – и движок заработал.
Ох, каким же пижоном я ездил на этом авто по Москве! 360 лошадиных сил. Автоматическая коробка передач… Через год на этом «Форде» уехал в отпуск в Батуми. Потом отправился обратно в Москву. Родня загрузила в багажник вино, жареных поросят, кур, ткемали, хачапури. В пути машина сломалась – подвеска отказала. Позвонил брату Зауру и попросил, чтобы он приехал и забрал ее. Вернули машину на прицепе в Батуми, а я улетел в Москву на самолете.
Брат починил «Форд» и целый год зарабатывал на этом лимузине деньги, обслуживая свадьбы. Когда машину вернули, тут же ее продал. За 13 тысяч, то есть в два раза дороже, чем покупал. А было так – пришли папа с сыном из Кабардино-Балкарии и даже не торговались. Пацан воскликнул, увидев двигатель и багажник: «Мы сюда сорок баранов поместим!» Под хохот они уехали на «Форде», ставшим моим чемпионским трофеем.