Спартак сжал кулаки.
— Если они научатся сражаться, а ненависть заставит забыть о смерти, мы победим легионы!
Иаир поднялся, подошел к нему и сказал:
— Что ты будешь делать со своей победой, Спартак?
Фракиец ничего не ответил и устремил взгляд на горизонт.
36
Спартак медленно опустился на корточки и обвел взглядом собравшихся.
Он держал в руках меч, копье и кинжалы так, словно протягивал это оружие окружавшим его людям. Здесь был Тадикс, самый высокий из всех рабов и гладиаторов, со светлыми волосами, спадавшими на плечи. Рядом с ним сидели Крикс-галл и Эномай-германец, Виндекс-фригиец, ибер, кельт, галл из Цизальпины, фракиец и дак. Плечом к плечу стояли Курий, Иаир и Посидион. Аполлония танцевала вокруг, будто хотела окружить их чарами.
Спартак положил оружие перед собой.
Крикс первым последовал его примеру, а за ним и остальные. Тадикс сделал это последним. Они сложили оружие в перевернутый щит. Сняли шлемы.
— Мы — пастыри этого стада, — сказал Спартак, чуть повернув голову в сторону толпы, бесновавшейся на поляне. — И до сегодняшнего дня боги были благосклонны к нам.
Внезапно он встал, вышел в центр круга и принялся ходить, останавливаясь перед каждым из воинов.
— Но разве боги отвернутся от Рима, которому дали все — землю Италии и наши земли, море и наши народы? Боги просто хотят напомнить Риму, что они — его хозяева. Мы бич, которым они хотят наказать надменный город, напугать его, заставить уважать и почитать их, воздвигать в их честь святилища и храмы и приносить жертвы.
Спартак понизил голос и склонил голову.
— Они избрали нас не для того, чтобы уничтожить их город.
— Ты говоришь так же непонятно, как греческий ритор! — воскликнул Крикс. — Что ты хочешь сказать?
Спартак сел перед ним на корточки.
— Нам никогда не завоевать Рим, вот что я хочу сказать. Римляне могут выставить десятки легионов. У них есть осадные машины и флот, хлеб из Сицилии и Африки. Мы всего лишь шип, вонзившийся в пятку Рима. Он выдернет его, даже если это будет непросто, даже если нам удастся превратить стаю диких собак в настоящую армию!
Крикс слушал, глядя в землю. Затем, резко поднявшись, сказал:
— Кому нужна победа над Римом?
Расправив плечи, он посмотрел на небо и продолжил:
— Мне достаточно победы над его преторами, легатами и центурионами. Достаточно пить вино и есть хлеб, мясо и рыбу, хранящиеся в подвалах вилл, двери которых мы можем открыть всегда, когда пожелаем. Однажды Рим сгниет изнутри — в городе десятки тысяч рабов, они сами убьют своих хозяев. А нам хватит городов Кампании и Лукании — Нолы, Нуцерии, Кум, Абеллина, Нара… И все остальные! Говорят, что на другом берегу, в Апулии, Калабрии и Бруттии, города еще богаче. Амбары там ломятся, набережные завалены амфорами с лучшим вином. Женщин так много, что можно хоть каждый день выбирать себе новую. Кому нужен Рим? Давайте будем наслаждаться жизнью здесь, на землях, которые уже принадлежат нам, и пусть Рим посылает сюда своих легатов, преторов, консулов! Мы нанижем их головы на копья, а их воины в страхе разбегутся!
— Вслед за ними придут другие легионы, — сказал Иаир. — Они перебьют вас, пока вы, пьяные, будете спать в объятиях женщин.
Тадикс погрозил Иаиру кулаком, и все остальные принялись бранить целителя. «Трус, — кричали они. — Кто видел тебя с оружием в руках? Разве ты или грек убили хоть одного врага? Кто может доказать, что вы не римские доносчики?»
— Что ты хочешь сказать нам? — спросил Крикс у Спартака. — Что Рим однажды одержит над нами победу?
Тот пожал плечами. Крикс продолжал:
— Все умирают, и греческие риторы тоже! Ты был гладиатором, выходил на арену. Я видел тебя в сражении — ты не из тех, кто боится смерти. Так чего же ты хочешь сейчас? Любой гладиатор знает: нужно радоваться каждому дню, потому что завтрашнего может не быть. Так позволь же нам радоваться, Спартак, не говори больше о Риме. Когда легионы будут здесь, мы встретим их, как встречали диких зверей на арене. А если мы погибнем… Ну что ж… Этот день все равно придет, гладиаторы не боятся смерти.
Он посмотрел на Посидиона и Иаира.
— Эти двое, возможно…
Спартак встал.
— Я хотел поговорить с вами о реках, — перебил он Крикса, указывая на равнину, где серебристые ленты Вольтурно и Силара катили свои воды к морю.
— Вода стремится к воде. Каждый человек должен идти в свою страну, на свою землю. Я хочу вернуться во Фракию, увидеть леса моей родины. Галл, разве ты не хочешь навестить могилы предков? Свою страну?
Он повысил голос.
— У каждого из нас есть страна, где он сможет жить свободно. Римляне оторвали нас от родины, от наших лесов и нашего неба. Мы — огромная толпа, нас десятки тысяч человек. Если мы станем армией, никто не сможет нас остановить. Мы разгромим легионы. Пойдем на север, к горам, за которыми начинается дорога домой. Пройдем сквозь ущелья и вернемся в Галлию, Иберию, Фригию или Фракию. Дома мы будем свободными. У Рима не останется сил, чтобы преследовать нас. Мы больше не будем рабами. Мы научим наши народы сражаться за свободу.
Спартак опустил голову и долго молчал, будто почувствовал внезапную усталость, оттого что ему не удалось убедить этих людей, которые молча смотрели на него и ждали.
Наконец он сказал:
— Я поведу эту армию на север.
Помедлил и сурово добавил:
— Но мы победим только в том случае, если останемся вместе.
Крикс поднялся, за ним Тадикс, Эномай и большинство остальных.
— Моя родина, — начал Крикс, — там, где я ем, пью, граблю виллы и раздвигаю ноги женщинам. Никакая другая мне не нужна. Я не пойду с тобой на север. Мы завоюем города Кампании и Лукании, а потом двинемся в Апулию.
Он указал на горизонт.
— Те, кто приходят оттуда и из Калабрии, говорят, что римские войска обратились в бегство, в этих провинциях ты больше не увидишь знамен Рима. Стоит только протянуть руку и все это твое — Сипонт, Барий, и даже Брундизий. Города в глубине Италии — Канузий, Луцерия, Аускулум, Венузия — также беззащитны.
Крикс подошел к Спартаку.
— Это в нескольких днях ходьбы. Рабы Апулии и Калабрии ждут нас. Пойдем с нами, Спартак! Мы свободные люди. Любая страна, где мы живем и сражаемся, — наша.
Он ударил ногой о землю и повторил:
— Моя родина там, где я свободен!
— Римляне схватят тебя, — сказал Спартак.
Крикс ухмыльнулся.
— Римляне? Настанет день, когда смерть заберет меня. Но не римляне, Спартак. Римляне — никогда!
Он подошел к Спартаку и хотел обнять его. Но тот отступил на шаг.
37
Скрестив руки на груди, расставив ноги, Спартак стоял посреди дороги, ведущей в долину.
Он смотрел на людей, фигуры которых проступали все четче в лучах восходящего солнца. В первом ряду он увидел Крикса, Эномая, Виндекса, Тадикса и галла из Цизальпины, выделявшегося ростом и шириной плеч.
Они шли медленно, неся на правом плече копье, меч или кол, а в руке щит.
На обочинах дороги собрались рабы, женщины держались в стороне.
Был слышен только топот, и он становился все громче в тишине, царившей над плато.
Крикс поднял руку, и колонна остановилась.
Он подошел к фракийцу и остановился в шаге от него.
— Они служат мне, — сказал он.
— Ты ведешь их на смерть, Крикс.
— Отойди и позволь нам пройти!
— Я хочу, чтобы каждый из них посмотрел на меня. Я хочу видеть их лица!
— Ты бросаешь мне вызов, Спартак?
Крикс взялся за рукоятку меча, наполовину достал его, затем резко вложил обратно в ножны. Он обернулся к людям, которые в слабом свете первых утренних лучей казались черной массой, ощетинившейся сверкающим оружием.
— Спартак приветствует вас! — воскликнул Крикс.
Он вытащил меч и взмахнул им. Люди подняли оружие, кто-то закричал, и все, размахивая копьями, кольями и мечами, взревели. Женщины танцевали. Взобравшись на скалы, окружавшие дорогу мужчины провожали войско.
По знаку Крикса, стоявшего рядом со Спартаком, войско тронулось. Проходя мимо фракийца, люди опускали головы. Поток разделялся надвое, огибая его.
Большинство галлов прятали взгляд от Спартака. Только что они кричали и размахивали руками, но, поравнявшись с ним, смолкали. Снова воцарилась тишина, и войско продолжало идти — тысячи человек, кто в одежде римских солдат, кто полуголый.
Когда прошли последние из них, Крикс вложил меч в ножны.
— Ты видел их, — сказал он. — Они идут со мной как свободные люди.
Он удалился и примкнул к последнему ряду войска.
— Я видел мертвецов, — сказал Спартак.
Немногие остались с ним, как позднее свидетельствовали Посидион-грек, Иаир-еврей и оружейник Курий.
38
— Настал момент атаковать их, разгромить и уничтожить, — сказал претор Вариний.
Он сидел за длинным низким столом, стоявшим посреди комнаты. Рядом трибун VII легиона Кальвиций Сабиний тянулся к блюдам, которые только что принесли рабы. Он замешкался, касаясь то жирных дроздов, то жареных зайцев, рыбы, листьев салата и шампиньонов. По другую сторону стола сидели два консула, Геллий Публикола и Корнелий Лентул, а по сторонам — преторы Гней Манлий и Квинт Аррий.
— Они разделились, — рассказывал Вариний. — Одна шайка идет к Апулии, другая на север.
Он подождал, пока рабы поставят на стол блюда с сушеными фруктами и кувшины с вином, и приказал им выйти.
— Мне стало известно… — тут Вариний остановился и приказал двум замешкавшимся рабам покинуть комнату. Так прогоняют надоедливых животных.
— Даже здесь, в Риме, никому нельзя доверять, — объяснил он. — Они подслушивают и выслеживают нас, а завтра сбегут к мятежникам и передадут то, что слышали. Ты, консул, должен отдать парочку из них палачу. Тогда остальные вспомнят, что их жизнь стоит меньше собачьей!
— Так что же тебе известно? — спросил Геллий Публикола.