Сильная рука Амброзия преградила ему дорогу.
— Я бы на твоем месте не стал этого делать. Радуйся, что у тебя не появилось второго рта на шее.
Его раб кивнул, безмолвно поддерживая хозяина.
Реальность с грохотом обрушилась на Карбона. Лучше быть в дерьме, но дышать, чем лежать мертвым.
— Да, пожалуй. Спасибо за помощь.
— Не за что. — Амброзий сморщил нос и немного отступил. — Боги, ну от тебя и воняет! У тебя есть дома ванна?
В Карбоне взыграла гордость.
— Да, конечно, — соврал он.
— Хорошо. Надеюсь, ты не обидишься, если я не стану тебя провожать. А что до моего раба — ну, он у меня всего один… — Амброзий пристыженно замолчал.
— Ничего страшного. Ты сделал куда больше, чем сделали бы другие на твоем месте, — вышел на улицу посреди ночи. Я доберусь сам. — «Только куда?» — подумал он с отчаянием.
— Вот. — Амброзий сунул ему масляную лампу и свой ржавый гладий. — С этим у тебя больше шансов дойти.
— Но…
— Я настаиваю. Если хочешь, верни их мне завтра утром. Моя дверь — вон та, рядом с мясником. Как ты уже знаешь, меня зовут Амброзий.
— Спасибо! — искренне поблагодарил его Карбон, принимая лампу и меч. — Я завтра все принесу.
— Отлично! Тогда у моей жены не будет причин жаловаться, если я приглашу тебя на чашу вина.
Амброзий с рабом пошли к себе домой, а Карбон поплелся дальше. Короткая встреча с порядочным человеком подстегнула пламя его гнева на несправедливость жизни на новые высоты. Карбону предстояло вернуться на свой чердак, где никому не было дела, жив он или умер. Туда, где соседка-карга ночами не дает ему спать своим кашлем. Там он даже не мог вымыться! В инсуле не было водопровода, так что ему придется терпеть эту грязь до утра, когда можно будет безопасно дойти до общественных купален. Карбону захотелось, чтобы перед ним возникла напавшая на него парочка. «Я их на куски порублю!»
Конечно же, этого не произошло. Он брел к себе.
А потом неровный свет масляной лампы выхватил из темноты нечто привлекшее внимание юноши. Он остановился и присмотрелся к оштукатуренной стене слева. На ней было нацарапано несколько корявых рисунков. Карбон придвинулся ближе, разглядывая две маленькие фигурки, сражающиеся друг с другом. По сторонам были добавлены пояснения. Карбон прочитал имена гладиаторов и восхваления в их адрес: «Хиларий Фракиец, не знающий поражений, выигравший пятнадцать боев, и Атиллий Самнит, сильнейший в своем племени, убивший четырех бойцов». Где-то глубоко в сердце Карбона шевельнулась надежда вкупе с возбуждением. Вот единственный оставшийся ему путь. По нему идут прежде всего отбросы — преступники, военнопленные и рабы, но иногда на него вступают и граждане. Он может стать автократом, гладиатором на контракте. Если добьется успеха, то станет получать очень неплохие деньги.
От этой мысли губы Карбона дрогнули в улыбке. Несмотря на все, что с ним случилось сегодня, это, похоже, был знак богов.
От холода Спартак проснулся еще до рассвета. Ночью его одеяло соскользнуло. Закутавшись по самый подбородок, он стал прислушиваться к доносящимся снаружи звукам раннего утра. Пронзительное кукареканье петуха на здешнем огороде — Спартак видел его за толстыми стенами. Стук меча о решетки на окнах отведенных гладиаторам камер. Гнусавый голос Фортиса, объявляющего подъем. Шлепанье шагов по голому каменному полу. Откашливание. Характерный звук, раздающийся при сплевывании. А из-за пределов лудуса, оттуда, где раскинулся рынок, слышался гул обычной жизни, крики соперничающих между собою пекарей, мясников и прочих торговцев. От проходящей неподалеку Аппиевой дороги доносились приветственные возгласы, скрип тележных колес вкупе с мычанием волов и пронзительные вопли злонравных мулов. Все было совершенно обыденно, совсем как во Фракии. И это внушало Спартаку ненависть и отвращение. Свобода так близка и так далека! До нее как до луны. Кто бы мог подумать, что после стольких лет службы у римлян он в конце концов упадет на самое дно? Станет гладиатором. Спартак подумал о Котисе и скривился: «По крайней мере, я жив».
Раздался лязг. Это меч Фортиса словно по команде проехался по решетке их окна. За ним последовал щелчок замка отпираемой двери.
— Хватит вспахивать свою бабу, латро! Топай сюда, пока каша горячая и вкусная!
— Римский ублюдок, — уже привычно прошептал Спартак.
— Латро, ты меня слышишь?
— Слышу. — Он сел.
— Хорошо. Сегодня посмотрим, каким бойцом ты станешь. — Фортис двинулся дальше.
Спартак нахмурился.
— Насчет вчерашнего вечера… — начала было Ариадна.
Взглянув на нее, он увидел в ее глазах желание помириться.
— Мне не следовало рявкать на тебя, — сказал он. — Я тогда, хоть и поймал эту тварь, был еще на нервах.
— Это мне нужно извиниться. Змея моя, и я должна следить, чтобы она оставалась в корзине. — Девушка ненадолго умолкла, явно испытывая неловкость. — Так что прости.
— Давай забудем об этом и двинемся дальше.
— Хорошо. — Почувствовав себя лучше, Ариадна улыбнулась.
— Так ты куда красивее, чем когда хмуришься.
«Я ему нравлюсь!» Разрываясь между радостью и смущением, Ариадна с трудом придумала, что бы сказать.
— Как ты думаешь, к какому виду бойцов тебя припишут? — выпалила она.
— Полагаю, к «фракийцам». — Спартак встал. — Скоро узнаю. А чем ты будешь сегодня заниматься?
— Первым делом уберусь тут как следует. Лишь богам ведомо, когда это делалось в последний раз, — неодобрительно проговорила Ариадна. — Потом хочу поискать что-нибудь такое, что может послужить алтарем для моих статуэток. Если выпадет случай, расспрошу местных женщин. Узнаю, как тут все устроено.
— Будь осторожнее. В туалет и купальню — только вместе с другими женщинами, — предупредил он.
— Не волнуйся. — Она указала на корзинку. — Я повсюду ношу ее с собой.
— Хорошо.
Она кивнула.
— И ты будь осторожнее.
Неожиданное проявление заботы с ее стороны заставило Спартака улыбнуться.
— Буду.
Он распахнул дверь и вышел.
Пребывающая в замешательстве Ариадна порадовалась, что он не увидел вспыхнувшего на щеках румянца.
Новички едва успели разделаться с кашей, как на них пришли посмотреть тренеры в сопровождении Фортиса. Это были сурового вида мужчины средних лет, вооруженные дубинкой или плетью, либо и тем и другим. Бывшие гладиаторы, тяжким трудом заслужившие свободу, — они получили рудис.
Пятнадцать мужчин выгнали во двор, под хор насмешек остальных обитателей лудуса, и выстроили в ряд. Спартак, Гетас и Севт вышли последними. Фортис тут же приступил к делу. Он принялся засыпать вопросами первого в ряду, одного из понтийских воинов, — сколько ему лет, чем он занимался раньше и каков его боевой опыт. Тот, запинаясь, отвечал на скверной латыни, а тренеры внимательно слушали. Вскоре понтийцу велели встать рядом с тренером, обучающим «фракийцев». Следующего пленника отправили в «галлы», третьего — в «самниты». Так постепенно Фортис продвигался вдоль строя. Фракийцы заухмылялись, услышав, что будут представлять на арене свой народ. В душе Спартака вспыхнула надежда. Сражаться тем, кто он есть на самом деле, — в этом была некая гордость.
— А, латро, — протянул Фортис. И улыбнулся, увидев, как закаменело лицо Спартака. — Этот тоже фракиец, — объяснил он тренерам. — Сколько лет?
— Тридцать.
— Чем занимался?
— Я был воином с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Именно тогда я в первый раз убил человека, — прорычал Спартак. — Он немного смахивал на тебя.
— Ха! Так ты настоящий убийца, а? — Фортис насмешливо приподнял брови. — А военный опыт у тебя есть?
— Я воевал в каждой летней кампании с тех пор, как стал считаться взрослым. Восемь из них прослужил кавалеристом в римских вспомогательных войсках. Я побывал в стольких стычках, что и не упомню, и участвовал самое меньшее в шести серьезных битвах.
— И многих убил? — спросил один из тренеров.
Спартак посмотрел ему в глаза:
— После двадцати я потерял им счет. Как минимум половина из них были римляне.
Тренер буркнул нечто невнятное.
— Я тебе не верю! — возмутился Фортис.
— Это правда. А скольких убил ты? — парировал Спартак.
К его удовольствию, Фортис затряс кулаком перед его лицом. Не упустил Спартак и ухмылок, скользнувших по губам двух тренеров. «Отлично. Я тебя таки допек, козолюб несчастный».
— Ах ты, наглец! Я убил множество людей! И покруче тебя!
«В самом деле? Что-то не верится!»
— Он больше всего подходит для «фракийца». Я его беру, — сказал невысокий тренер с аккуратно подстриженной бородой; товарищи поддержали его.
— Нет, не берешь, будь я проклят! — рявкнул Фортис. — Он не будет «фракийцем».
— Почему это?
— Потому что так сказал Батиат! — самодовольно ответил Фортис. — Этот пес чересчур заносчив. И я его заставлю понять, кто он такой. Да и двух его дружков тоже.
— Тогда их беру я, — сказал третий тренер, подбирающий «галлов».
Фортис пожал плечами:
— Ладно.
Не слушая больше возражений, тренер кивнул, подзывая Спартака, Гетаса и Севта.
— Идите сюда.
Спартак не сдержался:
— Но…
Фортис в мгновение ока вытащил из-за пояса короткую дубинку и обрушил ее на голову Спартака.
— Делай, что сказано!
Полуослепнув от боли, Спартак все же кинулся вперед. Однако же Гетас и Севт не дали ему добраться до Фортиса. Они ухватили его за руки.
— Прекрати! — прошипел Гетас. — Он тебя убьет!
Фортис выжидающе наблюдал.
«Этот пес только того и хочет, чтобы я напал на него». Спартак глубоко вздохнул и расслабился.
— Ладно. Буду «галлом».
— Ты прислушиваешься к своим друзьям. Это хорошо. — Однако же Фортис не сумел до конца скрыть свое разочарование. — Продолжай в том же духе, и, быть может, ты выживешь. — Он посмотрел на тренеров. — Уверен, вам есть чему научить этих сукиных детей.
Амарант, тренер Спартака, был галлом лет сорока. Он заявил, что был свободнорожденным воином и предпочел остаться тренером в лудусе. Первым делом Амарант приказал отобранным четырем бойцам взять тяжелые щиты и деревянные мечи. Он поставил Спартака против скифа, а Гетаса с Севтом друг против друга.