— Ну что, идем? — спросил он, не глядя на девушку.
— Спартак…
Он заставил себя посмотреть на Ариадну.
— Постарайся не беспокоиться. Значение сна может выясниться позже. — «Великий Дионис, молю тебя — не подведи!»
— Или нет, — мрачно возразил он. — Меня могут убить в любой момент.
Она отшатнулась, словно от удара. «Только бы сон был не об этом! Не может же быть, чтобы его жизнь приблизилась к концу!»
— Я сожалею. — Спартак на миг ощутил раскаяние. Вовсе не обязательно было напоминать ей о грозящей ему опасности. Он шагнул к Ариадне, но она, как всегда, остановила его, вскинув руку:
— Иди без меня. Я должна попытаться еще раз обратиться к богу.
— Так сразу? — запротестовал Спартак. — Разве это не слишком изнурительно?
— Об этом мне судить. — Ответ Ариадны прозвучал куда суровее, чем она намеревалась, но ей это было нужно, чтобы сохранить контроль. «Я должна найти что-нибудь хорошее, что-нибудь такое, что приободрит его».
Спартак склонил голову, пряча беспокойство. Пускай разбирается сама. Я ей не хозяин. Думай о предстоящем дне, велел он себе. Убеждая себя, что скверный сон забудется до заката, Спартак направился к выходу. Это был всего лишь еще один день, который нужно вытерпеть, — как и любой другой с момента его пленения.
Однако же лицо Ариадны оставалось встревоженным еще долго после того, как за Спартаком закрылась дверь.
К вечеру Спартак так и не забыл о змее, но все же сумел отвлечься от мрачных мыслей. В изрядной мере этому поспособствовал Амарант, гонявший друзей до упада. Галл перестал относиться к ним как к неопытным новичкам. Теперь он сосредоточился на улучшении их физической формы. Когда солнце начало клониться к закату, Амарант завершил тренировку. Он принялся рассказывать о гладиаторских уловках, по большей части чуждых солдату.
— Когда вам предстоит бой, старайтесь добраться до оружейной стойки первыми. Лучшие клинки расходятся быстро. На арене вставайте так, чтобы солнце светило вам в спину. Не обращайте внимания на оскорбления, которые выкрикивают из толпы, но всегда отвечайте, если вас хвалят или подбадривают. Попытайтесь сделать так, чтобы зрители вас поддерживали. Во время боя демонстрируйте эффектные приемы, если можете. Легко раньте противника — публике это нравится.
Этот разговор раздражал Спартака, но он внимательно слушал.
Амарант не добился бы своего нынешнего положения, будь он глуп.
А вот Гетас не постеснялся выразить свое недовольство.
— Почему я должен развлекать этих сукиных детей? — возмутился он. — Они придут смотреть, как я буду драться и умирать!
Амарант устало улыбнулся.
— Не забывай, что твое выживание может зависеть не только от расположения эдитора, — предупредил он. — Человек, организующий гладиаторские игры, всегда старается угодить зрителям. Если ты разозлишь их, а потом тебе не повезет и ты проиграешь, не удивляйся, когда они потребуют добить тебя. Югула! — Тренер изобразил жест, которым требовали смерти поверженного гладиатора, а потом чиркнул большим пальцем себе по горлу. — А вот если ты им понравишься, они, наоборот, за тебя заступятся. — Амарант помахал в сторону балкона, словно бы стараясь привлечь внимание зрителей. — Митте! Отпустите его!
— Проклятые римляне, — сердито пробормотал Гетас.
— Хотите — прислушивайтесь, хотите — нет, ваше дело, — пожал плечами Амарант.
— Такова сейчас жизнь. Если хочешь выжить, лучше запоминай, что он говорит, — прошептал Спартак. — Подумай, как глупо будет умереть из-за того, что ты не захотел прислушаться к совету. Это все равно что перед боем не продумать тактику.
Гетас напряженно, сердито кивнул.
Урок Амаранта вскоре подошел к концу, и он отпустил бойцов, как и остальные тренеры. По всему двору гладиаторы снимали пропотевшие изнутри шлемы, пили воду из бурдюков и потягивались, расслабляя уставшие мышцы. Они лениво перешучивались, хвастались и рассказывали небылицы. Торговец едой, которому дозволено было работать здесь, продавал острые колбаски, жареное мясо и небольшие свежевыпеченные лепешки. В купальню выстроилась очередь. Это была самая спокойная часть дня, когда Фортис либо отсутствовал, либо запирался с Батиатом, обговаривая дела. Даже охранники расслаблялись, сбивались на балконе по двое-трое и болтали о своем.
Вот в это-то время к Спартаку и подошла очередная группа фракийцев. Он с товарищами тут же изготовились к драке. Однако же, вместо того чтобы затевать свару, воины попросили дозволения присоединиться к нему. Спартак охотно согласился. Теперь он мог созвать при необходимости около трех десятков человек. Ему еще было далеко до Эномая, но это уже приближалось к численности остальных группировок в лудусе. Спартак оглядел двор и заметил, что несколько гладиаторов злобно посматривают на него, явно недовольные его усилением. Особенно злился Крикс. Да, бдительность нельзя ни на миг ослаблять: убить здесь по-прежнему не проблема!
В раздражении оттого, что ему так быстро испортили хорошее настроение, Спартак направился к себе в комнатушку. Когда он вошел, в глаза ему сразу бросилось застывшее лицо Ариадны.
— Я пыталась весь день. И ничего не смогла увидеть, — тихо сказала она. — Извини.
Отмахнувшись от мысленной картинки со змеей, обвивающей его шею, Спартак кивнул:
— Спасибо, что попыталась. — «Великий Всадник, не оставь меня!»
Однажды днем, после завершения тренировки, Карбон направился к комнате, которую делил с Гетасом и Севтом. Упражнения в этот день были особенно выматывающими, и юноше хотелось лишь одного — упасть и полежать. Двое фракийцев остановились поговорить со Спартаком. Карбон ни о чем особо не беспокоился: теперь все в лудусе знали, к какой группировке он принадлежит, и его оставили в покое. Устроить драку с ним было все равно что задираться сразу со всеми, кто следовал за Спартаком. Карбон был чрезвычайно благодарен ему за эту безопасность — без нее его бы точно изнасиловали уже не один раз. Вытирая пот со лба, юноша плюхнулся на соломенный тюфяк, служивший ему постелью. Прежде Карбон отнесся бы к такому грубому ложу с презрением, но сейчас оно казалось ему верхом роскоши. Он закрыл глаза и быстро задремал.
Некоторое время спустя его разбудил какой-то звук. Карбон сел рывком и схватился за железный прут, но не увидел ничего угрожающего. Это оказалась всего лишь молодая рабыня. В одной руке она держала ведро, а другую поднесла к губам.
— Извини. Я пришла помыть пол. Я не знала, что тут кто-то есть.
И, наклонив голову, она попыталась уйти.
— Подожди.
Девушка робко посмотрела на него. К изумлению Карбона, она никак не отреагировала на его лицо в оспинах. Он с интересом принялся рассматривать ее.
— Ты гречанка?
Девушка кивнула.
Гречанки часто собирали волосы в пучок. Но не она. Обрамляющие круглое, нежной лепки лицо длинные черные локоны падали на плечи покрывалом. Из-под чуть выгнутых бровей на Карбона бесстрашно взирали карие глаза. Типично греческий нос был не совсем прямым, и Карбону показалось, что на левой щеке у нее ямочка. Взгляд юноши скользнул ниже, на холмики грудей под грубой тканью платья, и у него заныло в паху.
— Я тебя прежде не видел. Давно ты здесь?
— Нет. Всего два дня.
— Должно быть, потому я тебя и не заметил.
Девушка подняла голову и взглянула ему в глаза:
— Я знаю, кто ты такой.
— А?
— Ты Карбон, автократ. Один из людей Спартака.
— Откуда тебе это известно?
Девушка беззаботно пожала плечами:
— Тебя все знают.
Карбон был польщен. Девушка показалась ему необычайно привлекательной.
— Как тебя зовут?
— Хлорис.
— Ты хорошо говоришь на латыни, — неловко пробормотал он.
— Да. У меня был личный учитель… — Она поколебалась, потом добавила: — Раньше.
— До того, как ты попала в рабство?
— Да. Мой отец был богатым торговцем в Афинах. Когда моя мать умерла, он стал брать меня в поездки. — Хлорис печально улыбнулась. — Одна из них оказалась роковой.
— Пираты?
Лицо Хлорис исказилось.
— Да. Отца убили, а меня взяли в плен. Продали в Дельфах римлянину-работорговцу, тот привез в Капую, а здесь меня купил Фортис.
Карбон покачал головой, поражаясь превратностям жизни.
— При ином раскладе мы могли бы встретиться в приличном обществе, когда ты посещала Италию.
— Хлорис!
Услышав окрик, девушка вздрогнула:
— Мне надо идти.
— Кто тебя зовет?
— Аматокос. Это один из фракийцев.
— Знаю. — «Едва ли не лучший воин Спартака». — Он твой…
— Да. Мне нужен кто-то, кто защищал бы меня здесь.
Когда она ушла, Карбон нахмурился. Всякое желание отдыхать у него пропало.
Глава VII
Этот кошмар стал частью жизни Спартака. Он повторялся примерно раз в неделю. Фракиец пытался не думать о сне, однако ему не удавалось полностью выбросить его из головы.
Его терзало бессильное желание разгадать значение сна, но он больше не просил Ариадну об этом. Спартак пришел к выводу, что видение, вероятно, означает его смерть на арене. Злясь из-за невозможности изменить судьбу, он изо всех сил старался скрыть беспокойство.
Ариадна знала, что Спартак по-прежнему видит тот же кошмар, — его судорожные метания каждый раз будили ее. Все осложнилось после того, как однажды ночью он воспринял ее успокаивающее прикосновение как нечто большее и потянулся к ней. Ариадна отдернулась, словно он вывернул на нее котелок кипятка. Спартак тут же извинился, но получил в ответ лишь неразборчивое ругательство. Понадобилось немало дней, чтобы она оттаяла.
Спартак больше не пытался прикасаться к ней. Его воспоминания об изнасилованиях времен службы в легионе были слишком мрачными и слишком грубыми. Либо Ариадна согласится на секс, либо его не будет вовсе. К тому же неудовлетворенное желание беспокоило его куда меньше, чем сон со змеей. Спартак твердо решил ничего больше не предпринимать по этому поводу. Если Ариадна отыщет какое-то объяснение сна, она вполне может сама к нему подойти. Злясь на то, что две дороги его жизни — супружеская и провидческая, — похоже, закончились тупиком, Спартак продолжал жить в обычном режиме. Упорно тренировался. Укреплял связи.