Следующие несколько месяцев его повседневность оставалась неизменной. Ночные кошмары. Тренировки. Вербовка людей на свою сторону. Бои. Под давлением Фортиса Амарант начал выставлять его на одиночные схватки на местной арене. Первые бои Спартак выиграл с легкостью, и галл в ответ принялся ставить его против более умелых соперников, зачастую из римских лудусов. Спартак одолел и их, а попутно учился завоевывать симпатии толпы. С каждой победой число его сторонников в лудусе увеличивалось. Кроме того, его престиж возрос благодаря усилиям Ариадны. Она начала принимать приношения Дионису и обращаться к богу с просьбами от многих обитателей школы.
Успехи Спартака неизбежно привели к тому, что со временем он оказался вынужден биться насмерть. Однажды его противником стал дюжий германец, принадлежащий другому ланисте. Бой был трудным, но Спартак победил. Надежду Фортиса на то, что Спартак умрет на арене, Батиат решительно отмел. Ланиста пришел в восторг от успехов нового бойца и денежных призов за выигрыш. Зримыми свидетельствами резкой перемены в статусе Спартака стал размер брошенного ему кошелька и одобрительные взгляды Батиата. Радости он не испытал, а вот его неприязнь к ланисте заметно усилилась. «Я тебе не призовой бык, чтобы выставлять меня напоказ по твоему желанию!» Его гнев подпитывало негаснущее воспоминание о том случае — не то, как он вонзил свой клинок в горло противнику, но последовавший за этим кровожадный рев толпы. Хотя Спартаку прекрасно было знакомо возбуждение, сопровождающее убийство человека, и некая примитивная часть его души получала удовольствие от этого ощущения, все же люди, готовые платить за то, чтобы посмотреть на убийство и насладиться этим зрелищем, внушали ему отвращение. Пускай бы эти сукины дети вышли на песок арены и попробовали биться сами! «Бьюсь об заклад, мало кто из них действительно смог бы всадить меч в чужое тело, как это делаю я. — Он бросил взгляд на охранников. — Я мог бы убить любого из вас!»
С этого момента тревожное видение со змеей стало перемежаться с мечтой о свободе. Какой бы недостижимой она ни казалась, эта мысль отказывалась уходить.
Жизнь Карбона определенно улучшилась. Он выиграл свои первые два боя, а с ними и небольшую сумму денег, которые осмотрительно отложил на будущее. Это очень приободрило юношу. Раз боги сохранили его от раны или смерти, он будет копить, пока не наберется достаточно, чтобы выслать отцу. Иногда Карбон представлял, как отплатит Крассу за все. Это, конечно, были лишь мечты, но зато приятные. Еще Карбона влекло к Хлорис, и это беспокоило его все сильнее. Он засматривался на нее при каждой встрече — не мог удержаться — и злился на Аматокоса, ее дюжего любовника. Однако же у рабынь в лудусе было так заведено — прилепляться к кому-то из гладиаторов. Без защитника они становились добычей для любого бойца, которому хотелось секса. Батиата это насилие ни капли не волновало, и неудивительно. Если женщина забеременеет, через девять месяцев он получит либо мальчишку, которого можно вырастить как гладиатора, либо девчонку, которую можно продать, когда она подрастет. Все это лишь усиливало у Карбона ощущение бессилия. Он пытался поговорить с Хлорис, но Аматокос постоянно присматривал за ней и однажды чуть было не избил его.
Хоть Карбон и сомневался, но все же робкие взгляды, которые бросала на него Хлорис, вселяли надежду. Однако же, пока Аматокос оставался рядом, шансов на сближение не было. Фракиец силен и быстр и выиграл уже больше полудюжины боев, в том числе одну схватку насмерть. Все, что мог сделать Карбон, — тренироваться, не щадя себя, и молить богов о помощи. Несмотря на все сложности, воинская жизнь приносила ему внутреннее удовлетворение — куда большее, чем могло бы принести обучение на юриста, в этом он был уверен. Раз он не смог стать солдатом, значит будет гладиатором. И хорошим, будь он проклят!
Однажды поздно вечером к Батиату явился посланец. Альбин, один из самых влиятельных политиков Капуи, принимал у себя не кого иного, как самого Марка Лициния Красса, претора, считавшегося богатейшим человеком в Риме. Желая произвести на него впечатление, Альбин предложил ланисте огромные деньги за то, чтобы тот во время визита Красса устроил в школе особый бой. Тут же пополз слух, будто это должен быть бой насмерть. И конечно же, обоих гладиаторов для этой схватки выберут из их числа. На следующее утро двор был заполнен группами взволнованно переговаривающихся бойцов. И всех интересовал один и тот же вопрос: кто будут эти двое?
Пока гладиаторы завтракали, Батиат, Фортис и старшие тренеры прохаживались по двору. Большинство бойцов мрачно ковырялись в мисках, тайком поглядывая на эту компанию. Спартак же, отказываясь бояться, сосредоточенно ел кашу, а попутно громко беседовал с Гетасом, Севром и Карбоном. Время от времени он небрежно посматривал через плечо, и иногда взгляд его цеплялся за сидящего рядом молодого римлянина. Под его покровительством к Карбону вновь вернулся интерес к жизни. Юноша понемногу становился умелым бойцом. И к тому же он, казалось, был верен Спартаку. «До чего же странно видеть среди своих сторонников римлянина».
— Ты действительно думаешь, что Красс явится сюда? — спросил Карбон.
— Похоже на то, — ответил Спартак.
Карбон выругался.
— Вот бы хоть на несколько мгновений оказаться с ним наедине!
— На кой он тебе сдался? Ты с ним хоть когда-нибудь встречался?
— Нет.
Карбон быстро рассказал свою историю.
— Неудивительно, что тебе хочется отомстить. — Спартак подумал о Котисе. «А уж что я с тобой сделал бы, сукин ты сын!..»
Карбон вздохнул:
— Вряд ли мне когда-нибудь представится такая возможность.
— Не представится, — проворчал Спартак. «Как и мне». — Так что привыкай.
Уловив резкие нотки в голосе фракийца, Карбон замолчал. «И все же я с удовольствием избил бы Красса до полусмерти».
Фортис начал выкрикивать имена. Спартак заметил, что он не назвал никого из новичков. Бой должен был произвести впечатление, а потому для него лучше подходили опытные гладиаторы. Вскоре капуанец выбрал пять человек: двух германцев, пару фракийцев и галла. Но Спартак обратил внимание, что среди них не было самых успешных бойцов, наподобие Эномая и Крикса. Батиат хотел устроить хорошее представление, но вовсе не собирался терять кого-нибудь из своих лучших гладиаторов. «Стану ли я когда-нибудь таким же опытным, как они?» — подумал Спартак. Ему далеко было до репутации того же Крикса, на счету которого числилось свыше тридцати побед.
Выбранные с несчастным видом замерли перед Батиатом и Фортисом.
— Этого хватит, господин?
Батиат потер подбородок:
— Нет. Нужен еще один.
Спартак напрягся. Он чувствовал, как Фортис сверлит его взглядом.
— Спартак!
Он посмотрел в глаза Гетасу, потом Севту, но они лишь хватали воздух ртом, словно рыбы, вытащенные из воды. Карбон тоже был потрясен.
— Спартак! Марш сюда!
Фракиец подошел к остальным пяти бойцам и встал рядом, не глядя на них.
К ним приблизился Батиат. Фортис держался за его правым плечом, а в нескольких шагах позади шли тренеры.
— Расскажите мне о каждом.
Тренеры заговорили. Фортис время от времени вставлял замечания. Остальные бойцы смотрели со своих скамеек; среди них выделялся Крикс.
— Этот дерется неважно. Ему не хватает уверенности, — сказал Батиат, отпуская галла; тот с явным облегчением поспешил к товарищам, подальше от опасности.
Еще двоим тоже позволили уйти. Остались лишь рослый германец, черноволосый фракиец и Спартак. Напряжение возросло, и трое бойцов принялись настороженно поглядывать друг на друга. У Спартака на скулах заиграли желваки. Эти гладиаторы были непростыми противниками. Спартак видел, как они тренируются, и слышал об их последних боях, в которых они выигрывали у куда более опытных бойцов.
Батиат принялся расхаживать из стороны в сторону, изучая оставшуюся троицу.
— Расскажите мне о них еще раз, — приказал он.
Тренеры повиновались.
Спартак стоял, устремив взгляд в пространство. «Уж не об этом ли был мой сон? — подумал он. — Дыши. Не забывай дышать».
— Один галл, два фракийца, — задумчиво проговорил Батиат. — И почему я не удивлен?
Фортис хохотнул:
— Потому что они драчливые сукины дети, господин?
— Возможно, — с улыбкой ответил Батиат. Он посмотрел на черноволосого воина. — Стоит ли мне выбрать тебя?
— Нет, господин, — пробормотал фракиец на латыни, но с сильным акцентом. — Я… новый. Недостаточно хороший… боец.
— А мне сказали другое. — Батиат повернулся к одному из тренеров; тот решительно кивнул. — По-видимому, ты один из лучших новичков, какие у нас были за много лет. Кроме того, я слышал, что ваше племя в плохих отношениях с мёзами, его народом. — Он кивком указал на Спартака. — Я думаю, ты отличный кандидат для этого боя. — Фракиец промолчал, и Батиат ухмыльнулся. — Что, язык проглотил?
Черноволосый так и не ответил, и Батиат посмотрел на Спартака:
— Ну а ты? Следует тебе участвовать?
— Нет, — твердо произнес Спартак.
— Почему же?
— Потому что это будет пустая трата моих способностей, господин.
Батиат приподнял брови:
— Это как?
— Если я убью противника быстро — а скорее всего, так оно и случится, — ты потеряешь на этом отличного гладиатора. Если же по какой-то случайности я буду убит, ты так и не увидишь, каким бойцом я могу стать.
— Ты горд и уверен в себе, — проворчал Батиат. — Но почему ты ждешь, что я поверю, будто ты можешь победить любого из двух этих гладиаторов? Они оба — отважные, умелые бойцы.
— Господин, тебе виднее, во что верить, — ответил Спартак, спокойно глядя на него. — Но в моих предыдущих боях, когда я выступал за наш лудус, я не показал и малой части того, на что способен. — Он услышал, как стоящий за Батиатом Фортис презрительно фыркнул. Спартак взглянул на капуанца с ненавистью. «Если богам будет угодно, когда-нибудь я тебя прикончу, гад!»